само собой, без всякой предварительной игры. Ни он, ни она не произнесли ни единого слова. Сандира все совершала живо, активно и… быстро. Лоулер вел себя энергично и настойчиво. Им потребовалось всего одно мгновение, чтобы синхронизировать ритм своих движений, и после этого все происходило гладко. Где- то в середине происходящего Вальбен попытался припомнить, когда в последний раз занимался любовью, но тут же гневно приказал себе все внимание сконцентрировать на данной минуте жизни.
Когда затмение миновало, они еще некоторое время лежали, улыбаясь и тяжело дыша, их ноги причудливо переплелись, словно бросая вызов восьминогим обитателям коралловых рифов. Лоулер чувствовал, что сейчас не время для сентиментальных и романтических фраз. Но, в любом случае, нужно что-то сказать.
— Ты случайно не шла за мной по пятам? — спросил Вальбен, нарушая затянувшееся молчание.
— С какой стати я стала бы это делать?
— Ну-у… не знаю…
— Я шла сюда за инструментами для починки канатов и не знала, что вы здесь. Корабль стало раскачивать и…
— Да… Ты не жалеешь о случившемся?
— Нет, — ответила Сандира. — Почему бы я стала жалеть? А ты, что, сожалеешь?
— Конечно, нет.
— Вот и хорошо, — спокойно произнесла она. — Нам давно бы следовало заняться этим.
— Да?
— Конечно, да! Почему ты так долго ждал?
Лоулер рассматривал ее при тусклом свете маленькой свечи. В холодных серых глазах Сандиры мелькнула легкая усмешка. Да, да, усмешка, но отнюдь не насмешка. Даже сейчас Вальбену казалось, что она относится к произошедшему значительно проще, чем он сам.
— Я мог бы задать тот же вопрос, — заметил Лоулер.
— Согласна… Кстати, я предоставляла тебе соответствующие возможности, но ты сделал все, чтобы только ими не воспользоваться.
— Знаю.
— Но почему?
— Это долгая история, — с сомнением ответил он. — И очень скучная. Гм-м… Разве сие имеет какое- то значение?
— Наверное, нет.
— Ну и хорошо.
И снова наступила тишина.
Через несколько минут ему пришло в голову, что неплохо бы снова заняться любовью, и он начал ласкать ее руку, потом — бедро. Почти сразу же она ответила на его прикосновения легкой дрожью, но, продемонстрировав великолепное умение владеть собой и безупречный такт, Сандира ухитрилась вовремя прекратить начатое им до того, как все зашло слишком далеко, и высвободилась из его объятий.
— Потом, — произнесла она дружелюбным тоном. — У меня ведь действительно есть причина для того, чтобы оказаться здесь.
Тейн поднялась, набросила накидку, подарила на прощание яркую, но холодную улыбку, подмигнула — и исчезла в складе на корме.
Лоулера поразила ее непробиваемость. Конечно, он не имел никакого права рассчитывать на то, что произошедшее между ними станет для нее столь же сильным потрясением, как и для него после столь длительного периода его воздержания. Правда, скорее всего, ей все понравилось. Нет, она определенно получила огромное удовольствие. А не было ли это для нее приятной, но преходящей случайностью, неожиданным следствием неровного хода корабля? По крайней мере, складывалось именно такое впечатление.
В один из сонных полудней отец Квиллан задумал сделать из Натима Гхаркида католика. Он занимался этим с заметной энергией, поэтому и обратил на себя внимание проходящего мимо Лоулера.
Разгоряченный и вспотевший священник изливал на маленького смуглого человечка обильный поток богословских концепций, и тот слушал с присущим ему почтительным вниманием и пассивностью.
— Отец, Сын и Святой Дух, — объяснял Квиллан, — един Господь, но троична сущность Его. — Гхаркид торжественно кивнул. Они не замечали Лоулера, который слушал их, остановившись наверху. Его удивило странное словосочетание. — Святой Дух… Что сие может означать?
Но священник, не останавливаясь, продолжал свои рассуждения. Теперь он перешел к объяснению того, что называл «непорочным зачатием». Что-то отвлекло внимание Вальбена, и он отошел от того места, где слушал рассуждения Квиллана. Вернувшись минут через двадцать, Лоулер обнаружил, что святой отец продолжает свои объяснения. Сейчас он говорил об искуплении, обновлении, сущности и существовании, о значении греха и о том, как зарождается грех в создании, которое есть образ и подобие Божие, и о том, почему необходимо было посылать в мир Спасителя, своей смертью искупившего все зло человеческого сообщества. Кое-что из сказанного Лоулеру понравилось, что-то произвело впечатление бессмысленного вздора; через несколько минут преобладание вздора над имеющим смысл сделалось, на его взгляд, настолько грандиозным, что Вальбена возмутила приверженность Квиллана к столь абсурдной религиозной доктрине. «Священник слишком умен, — подумал он, — чтобы серьезно относиться ко всей этой болтовне о Боге, который вначале, создав мир, населил его несовершенными копиями самого себя, а затем послал в этот мир какую-то часть себя, чтобы спасти людей от недостатков и грехов с помощью собственной мучительной смерти». Но больше всего Лоулера злило то, что Квиллан, так долго сам исповедовавший эту глупую религию, теперь пытается навязать ее невинному и беззащитному Гхаркиду.
Немного позже возмущенный Вальбен подошел к Натиму и посоветовал:
— Вам не стоит обращать серьезного внимания на рассуждения отца Квиллана. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы попались на его удочку.
В непроницаемых глазах Гхаркида мелькнула тень удивления:
— Вы думаете, что я могу попасться?
— По крайней мере, мне так показалось.
Натим тихо рассмеялся.
— Ах, какая ерунда… Этот человек ничего не понимает, — сказал он и отправился по своим делам.
В тот же день, попозже, священник отыскал Лоулера и сказал ему крайне резким и раздраженным тоном:
— Я был бы вам очень признателен, если бы впредь вы воздержались от высказывания своего мнения по поводу чьих-то подслушанных вами бесед. Вы не против, доктор?
Вальбен покраснел.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вам прекрасно известно!
— Ну, да… да.
— Если у вас есть что сказать, приходите, садитесь со мной и Гхаркидом, и мы вас с удовольствием выслушаем. Но плевать в спину!..
Кивнув, Лоулер пробормотал:
— Извините.
Квиллан бросил на него пристальный ледяной взгляд.
— Надеюсь, это искренне.
— Неужели вы в самом деле считаете достойными попытки буквально впихнуть свои верования в такую простую и чистую душу, как Гхаркид?
— Мы об этом уже говорили… Он не так прост, как вы думаете.
— Возможно, — согласился Лоулер, — но он сказал мне, что ваши доводы не произвели на него большого впечатления.
— Да, это так. Но, по крайней мере, Натим выслушивал их без предубеждения. В то время как вы…
