сигарами. Было три часа, когда мы кончили наш разговор. На следующее утро за завтраком он не появлялся. После маленькой задержки из-за каких-то проделок бэби нас отвезли на станцию, и мы обнаружили, что поезд задерживают специально для нас по указанию нашего хозяина.
Позднее мы узнали, что он — „лесной король“ Висконсина. Это была моя первая встреча с руководителем американской индустрии, или, как их теперь называют, „китом“. Он действительно интересовался астрономией, и оказал мне такую любезность, что она очень меня смутила. Когда я благодарил его за гостеприимство, он процитировал строку о том, что „не зная того сам, развлекал ангела“».
Официальная работа Вуда в Чикагском университете ограничивалась, главным образом, мытьем посуды после лекций профессора Генри Н. Стокса, и Вуд скоро отказался от этого занятия и переменил работу. Вот как описывает он сам то, что произошло.
«Профессор Е. А. Шнейдер, немец, пригласил меня на „исследовательскую работу“, описав ее, как очень интересные опыты с титаном. Первым этапом „исследования“ было приготовление большого количества титано-фтористого калия, которого не было в продаже. Для этого мне был нужен платиновый тигель и немного минерала рутила, который Шнейдер обещал заказать. Тигель оказался величиной с наперсток и стоил триста долларов, которые мне пришлось выкладывать из собственного кармана, и мне было прислано около двадцати фунтов рутила, который надо было толочь в ступке и просеивать через мелкое сито, пока вся масса не обратилась в тонкий, как перец, порошок. Это отняло около двух недель времени, и черный порошок попадал мне в волосы, в нос и во все складки. Затем последовало несколько недель работы: я должен был сплавлять смесь углекислого калия и порошка рутила в платиновом тигельке и обрабатывать сплав плавиковой кислотой с кристаллизацией осадка. Я начал злиться от монотонности этого бесконечного повторения одного и того же процесса, но Шнейдер держал меня на этом деле, пока весь рутил не был превращен в двойную соль. Я сказал: „Хорошо, что же мы будем делать дальше?“ — и он мне ответил, что пока что над этой проблемой работать нечего, и он придумает для меня еще что-нибудь. Я почувствовал, что дело плохо и попросил работы у доктора Ленгфельда. Он ехидно заметил мне, что надеется на больший прогресс с моей стороны, если я возьмусь за какую-нибудь действительную проблему, вместо заготовки дефицитного препарата.
Так я оставил Шнейдера, завладевшего огромными бутылями препарата, на который я истратил столько времени и денег. Позже мне сказали, что вещество нужно было ему для его собственной работы, и он даже предлагал мне продать ему платиновый тигелек за полцены, но из этого ничего не вышло. Я начал работать под руководством Феликса Ленгфельда и понемногу забыл неприятный случай. Шнейдер покинул университет через год или два. Через несколько лет, просматривая тома немецкого журнала
После рутины с рутилом я начал более интересную работу под руководством доктора Ленгфельда и опубликовал две статьи в
Вскоре после этого мне предложили прочесть популярную лекцию с опытами в аудитории новой химической лаборатории Кента. Я выбрал темой „теорию атомных вихрей“, впервые предложенную лордом Кельвином и позднее развитую профессором Гельмгольцом в Берлине, которая в то время пользовалась значительным успехом у химиков. Я выбрал эту тему, главным образом, потому, что огромная „вихревая машина“ с дымовыми кольцами удовлетворяла моим требованиям, а я хотел, чтобы опыты действительно заинтересовали аудиторию. Я сделал большую машину — больше, чем любая, которую я до тех пор видел: кубический деревянный ящик со стороной в четыре фута; одна из стенок была сделана из тонкой гибкой клеенки, свободно подвешенной, с двумя диагоналями из резиновых трубок, крепко привязанных по углам. Если ударить сильно кулаком по центру квадрата из клеенки, невидимое воздушное кольцо вылетало из ящика с такой скоростью и вращением, что сбивало большую картонную коробку с лекционного стола на пол, а удар кольца в лицо человека ощущался как мягкий толчок пуховой подушкой. Наполнив ящик дымом, получаемым при смешивании аммиака с парами хлористого водорода, мы делали кольца видимыми, и классические опыты с ними можно было демонстрировать в большом масштабе. После некоторой тренировки я научился выпускать два кольца быстрой очередью, причем второе, летящее с большей скоростью, нагоняло первое, ударялось об него и отскакивало, и оба кольца оставались целы и превращались в вибрирующие эллипсы. Это показывало, что газовый вихрь обладает некоторыми свойствами (например, упругостью) твердого тела. Теория „вихревого атома“ предполагала, что химические атомы — это бесконечные вихри „мирового эфира“, запутанные сложными узлами, ибо было доказано, что если два или больше вращающихся кольцевых потока жидкости, не обладающей вязкостью, замкнуты друг на друга, то они будут вечно двигаться, не влияя друг на друга и не замедляя вращения.
Я показал еще несколько опытов — какие именно, я теперь забыл, а большой ящик приберег к концу лекции. Если я направлял его вверх, невидимое воздушное кольцо ударялось о купол аудитории и гасило большую часть рожков газовой люстры, висевшей под потолком. Два или три из них все же не погасали, и от них свет опять распространялся по всему кругу люстры, так что опыт можно было повторять снова и снова — так быстро, насколько позволяли удары по ящику. Затем я начал „блицкриг“ против аудитории, „стреляя“ мощными невидимыми кольцами в море лиц. Зрители были в восхищении и громко аплодировали, и я под конец набрался храбрости и направил кольцо на мистрис Харпер, жену президента; вихрь поднял на несколько дюймов поля ее шляпы, а другое кольцо задело широкое улыбающееся лицо самого президента, который от этого зажмурился».
Мы подходим к ранней весне 1894 года. Вуд закончил исследование, признанное и принятое Отделением химии, как диссертация на степень доктора философии, и должны были начаться экзамены. Однако внезапно его уведомили, что ему надо дополнительно сдать экзамен по высшей физике и математике, если он желает в дальнейшем работать по физической химии. Это изменение в требованиях было результатом того, что главой Отделения физики стал А. А. Майкельсон. Вуд имел длинный и горячий спор с президентом Харпером — он утверждал, что его не предупредили вовремя и что он недостаточно хорошо подготовлен по каждой из дисциплин, чтобы так внезапно сдавать экзамены. Харпер не принял его доводов, и в начале мая Вуд покинул университет.
В это время он окончательно решил отправиться с семьей в Германию, чтобы работать у профессора Вильгельма Оствальда, широко известного тогда в химических кругах. Но отъезд пришлось отложить из-за скоро ожидавшегося появления на свет второго ребенка.
Готовясь к этому событию, Вуды упаковали вещи, надели чехлы на мебель и отправились в Сан- Франциско к родителям Гертруды. Роберт Вуд младший родился 23 июня 1894 года, в доме своей бабушки.
После того, как Гертруда поправилась, оба они яростно принялись за немецкий язык. Их первым наставником был молодой рыжебородый немец шутливого нрава, стремившийся всей душой к лучшим сигарам мистера Эмса. Его посещения больше напоминали торжественный визит, и, так как он предпочитал разговаривать по-английски, «немецкие уроки» были пустым делом. Однако очень трудно было отделаться от такого вежливого человека, но наконец Вуд нашел способ избавиться от гостя. Он подменил одну из сигар знаменитых «Корона» мистера Эмса. И когда герр Беккер на следующем «уроке» зажег ее, раздался взрыв. Сигара выстрелила.
Следующим учителем была фрау Лилиенталь, которая показала себя с превосходной стороны. Она, кроме того, дала им письмо к профессору Лео, первому шекспирологу Германии, который впоследствии очень гостеприимно встретил Вудов.
В конце лета 1894 года Вуды поехали на восток с двумя детьми — Маргарет и Робертом-младшим. Целью поездки был Берлин.
