Человек Картымазова передал, что его хозяин и срочно прибывший из-за Угры Филипп Бартенев с поклоном просят Медведева немедля приехать по важному делу.
Василий распорядился соблюдать полную боевую готовность, всех неизвестных задерживать, в случае непредвиденных ситуаций сразу посылать за ним, и помчался в Картымазовку.
У крыльца дома, где он впервые разговаривал с Картымазовым, его встретила Василиса Петровна и проводила в горницу.
Картьшазов и Филипп шагнули ему навстречу и оба по очереди молча обняли.
Федор Лукич протянул два листа грубой желтой бумаги, свернутых в трубку, — один большой с печатью на шнурке, другой маленький, простой..
Медведев начал с большого.
Федору Картымазову — Ян Кожух Кроткий
Прослышал я о постигшей тебя беде — пропаже дочери твоей Настасьи. Места у нас тут для жизни недобрые, и много несчастий терпим от подлых всяких разбойников. Я сам в тот же день; когда дочь твоя пропала, пострадал от них: дом мой сожгли и много людей побили.
И вот подумал я: мне-то ничего — за мной стоит славный князь Бельский, что пожаловал мне двор и земли, а за ним — великий король Казимир. А вот каково-то тебе, бедному?! От власти далеко, людей мало, заступиться некому… И решился я протянуть тебе дружескую руку, облегчить горе, уменьшить страдания… Ведь имей ты крепкого заступника, тут бы тебе и помощь и спасение! Вот у меня — как только беда случилась — сразу князь Бельский помог дом лучше прежнего укрепить и людей много новых прислал, так что теперь я не боюсь ничьих набегов. Понимаешь, о чем я, соседушка?! Так вот я и говорю: взял бы ты да и послал грамотку князю нашему Семену Ивановичу Бельскому, что, мол, хочешь отойти под его защиту со всей землей своей из-под руки московского князя Ивана Горбатого — от него ведь не дождаться тебе помощи! А наш добрый князь Семен Иванович тут же и помог бы тебе дочку поскорее сыскать, да и отнять у насильников проклятых, покуда, не приведи Бог, греха какого не вышло. Да еще, думаю, землями новыми да людьми бы тебя пожаловал, если попросишь хорошенько…
Уж ты не бойся — он сразу отыщет разбойников и отнимет у них дочку твою! А ежели медлить будешь, то можно и не успеть…
Ну, в общем, ты гляди сам — как оно для тебя лучше…
Подумай дня каких два-три, а то и сразу отпиши с гонцом.
Ну, а ежели до мая седьмого дня не получу от тебя весточки, то уж не пеняй — не моя вина — хотел я по-дружески, по-соседски помочь.
Кланяюсь тебе низко и гонца жду.
Писано в имении Синий Лог мая дня третьего, года 1479-
А писал и печать свою приложил Князя Семена Бельского слуга и дворянин
Ян Кожух Кроткий.
Василий взял меньший лист и прочел несколько строк; написанных ровно и четко:
Дорогой батюшка!
Я жива и здорова. Со мной обращаются хорошо и никакого зла не чинят. Говорят, что к тебе уже послали гонца и через три дня мы увидимся. Ежели понадобится для выкупа, продай все, что ты хотел отдать за мной в приданое — я знаю, что суженому моему дороже всего одна любовь моя, также как мне — его. Больше нам ничего не нужно.
Низко кланяюсь тебе, матушке, братцу Петруше и, конечно, милому моему Филиппу.
Любящая твоя дочь Настенька.
— Это не все, — угрюмо сказал Филипп и протянул еще один лист с печатью.
Филиппу, Алексееву сыну Бартеневу — Ян Кожух-Кроткий
Узнал я, соседушка, о несчастье твоем — пропаже милой невестушки — да и написал тотчас батюшке ее Федору Лукичу. Советовал я ему обратиться за помощью к нашему доброму князю Семену Ивановичу, да заодно и тебе решил написатъ, чтоб поддержал ты меня и от себя еще поговорил с будущим тестем.
А чтобы вернее наши с тобой слова на него подействовали, ты тоже попросил бы особой грамотой князя нашего о помощи и об опеке, он девушку сразу и выручил бы — одному ведь королю все служим!
А то, если промедлить, кто знает, как дело обернется…
Да, чуть не забыл! Батюшки твоего долго может не быть, а то, не дай Бог, и вовсе не вернется — они, московиты, народ крепко злопамятный, а мне тут купец один, давеча из Москвы вернувшись, сказывал, будто кто-то видал Алексея Бартенева в темнице сидящим. Не знаю, верен ли тот слух, да только пора бы тебе позаботиться об имении и животе своем, а то, глядишь, и тебя пожгут тати лесные, как меня давеча.
Да поторопись в тот же срок, что и Картымазов, князю Семену грамоту написать, а то ведь жаль будет, если своим неразумением невестушку любимую погубишь…
С поклоном низким
Ян Кожух Кроткий.
— Как вам доставили эти письма? — спросил Медведев.
— Мое прикололи утром к воротам, — сказал Филипп. — Темно еще было.
— А мне мой человек принес, — ответил Картымазов. — Он на рассвете в Медынь собирался, только вышел за Картымазовку — подъезжает к нему всадник весь мокрый, должно быть, через Угру переправлялся, и протягивает письмо: 'Неси, — говорит, — скорее хозяину, это весточка от пропавшей дочки его', а сам сразу ускакал. Я только прочесть успел, как тут Филипп приезжает. Мы сразу за тобой и послали.
— Значит, — медленно заговорил Медведев, — это, скорее всего, один и тот же гонец. Ночью он проехал по землям Филиппа, приколол письмо к воротам, потом переплыл Угру, передал письмо мужику и теперь… Федор Лукич, Филипп, прошу вас, отложим наш совет на час — я вернусь к себе и постараюсь схватить этого гонца живым — может, удастся от него что-нибудь узнать…
Василий упруго встал и ринулся к двери, но на пороге вдруг расслабился и вернулся обратно.
— Поздно. Слышите? Мне везут письмо. Леший меня раздери — они, конечно, убили гонца. Досадно.
Все вышли на крыльцо.
К дому во весь опор скакал Ивашко — бледный, взволнованный, голова перевязана окровавленной тряпкой.
Медведев шагнул навстречу. — Ну?
— Василий Иваныч, государь, — Ивашко говорил тихо, украдкой бросая взоры на Филиппа и Картымазова. — Боюсь, плохо получилось, прости, грех вышел…
— Рассказывай по порядку, — сурово сказал Медведев.
Ивашко прерывисто вздохнул и начал:
— Значит так. Только ты уехал, отец велел мне с братом и Алешкой осмотреть лес вокруг дома.
Мы разделились, я пошел сюда — в сторону Картымазовки. У самого горелого леса слышу, пробирается кто-то осторожно. Я — за куст. Смотрю, едет верхом чужой мужик с оружием и оглядывается. Я подождал, убедился, что он один, и выхожу на него с самострелом. Но он не испугался, даже улыбнулся так широко. 'О, — говорит, — я как раз тебя ищу, ты небось медведевский? А у меня к твоему хозяину письмецо с добрыми вестями имеется'. Ну, я же не дурак! 'Отлично! — говорю, — слезай с коня, мил человек; я тебя сейчас отведу к Медведеву, сам ему и передашь'. — 'С удовольствием, — обрадовался он, — давно, — говорит, — хотел взглянуть на этого замечательного человека!' — и с коня слезает, И тут нога у него в стремени застряла — одной на земле стоит другую выпутать не может. Ну, хотел я ему помочь, а он меня медной рукояткой нагайки — бац по голове! Очнулся, башка трещит, все как в тумане, вижу, — письмо
