Гаумата смотрел туда, куда удалился ненавистный эборейский царевич. Он знал, что должно произойти дальше, и до боли в зубах сожалел, что не может бросить все и отправиться вслед за непримиримым врагом, испившим чашу примирения. Было бы славно увидеть, как вдруг спустя несколько минут после того, как вино попадет в желудок, смертный холод начнет охватывать злокозненного пророка, как перехватит у него дыхание, и незримый огонь выжжет его нутро. Гаумата смотрел не отрываясь, не слыша, как звенят вокруг разбрасываемые монеты, как кричит алчная толпа.

Спустя несколько минут его ожидание было вознаграждено: соглядатай, посланный за Даниилом, локтями пробиваясь сквозь людское море, спешил к своему господину.

– Он дошел до лавки у ворот Иштар, – скороговоркой выпалил расторопный шпион.

– Ну, дальше! – заторопил его Верховный жрец.

– Затем он вошел в лавку.

– А потом? – Щека Гауматы нервно дернулась. – Что было потом?

– Потом… – слуга несколько замялся, – потом он вышел и теперь направляется сюда. Он хмур, чем-то расстроен и, как мне кажется, ищет тебя.

– Почему ты так решил?

Слуга вновь замялся.

– Садясь на коня, он крикнул воинам: «Немедленно возвращаемся! Мне нужен этот ублюдок!»

– Ступай прочь! – яростно взорвался Гаумата и уже было замахнулся, чтобы метнуть в охальника увесистым ритоном, но вдруг замер, услышав, как плещется в золотом кубке остаток драгоценного вина. «Стало быть, яд высох! За столько лет он стал не опаснее пыли. Какая глупость! Надо было заменить его!» – от этой мысли Гаумату бросило в жар. Всего на волос был он от желанной победы, но этот волос оказался прочнее железной цепи. Багровея от досады, он быстро опрокинул ритон, выливая остатки вина себе в рот. «Говорят, если выпить из одного кубка, то узнаешь мысли того, кто пил перед тобой», – мелькнуло в голове невесть откуда забредшее воспоминание.

Издалека послышались радостные приветственные крики: «Даниил! Да будет прославен Даниил! Хвала пророку! Хвала царевичу Даниилу!»

«Вот и он, – заскрипел зубами Гаумата. – Не помешало бы сейчас знать его мысли. Впрочем, нетрудно догадаться. Он был у Иезекии, а значит, станет пенять по поводу этого никчемного лавочника и требовать освободить его дочь».

Сознание того, что ему известно намерение врага, несколько успокоило его, и он нетерпеливо начал поджидать разгневанного эборея. Вскоре кортеж показался в дальнем конце улицы. Толпа почтительно расступалась перед ним, и спустя считанные мгновения Даниил поравнялся с Гауматой.

– Верховный жрец Мардука! – не утруждая себя приветствием, жестко проговорил царевич. – Ты и присные твои облыжно заточили честных и почтенных людей в застенки, дабы злодейством истребить меня и народ мой. Я пришел сюда не с тем, чтобы воевать с тобой, не с тем, чтобы сокрушить храм Мардука! Не чини же и ты зла! Отпусти с почетом Сусанну, дочь Иезекии бен Эзры, и всех прочих, кого без вины заковал ты в железа! И на том разойдемся, чтобы впредь более не встретиться. Если же в злонравии своем начнешь ты упорствовать – не сыскать тебе убежища ни на земле, ни под землей, ни в небе, ни в воде, ни днем, ни ночью, ибо гнев Отца справедливости покарает тебя, хотя бы и здесь, в могуществе твоем!

Гаумата выпрямил спину, чтобы бросить насмешливо в глаза выскочке, что все его угрозы – пустой звук. Но вдруг дыхание его оборвалось, точно по груди ударили широкой доской, а в желудке разлилось жаркое пламя, обжигающее все нутро. Захрипев, он начал валиться на руки молодых жрецов свиты, не в силах вымолвить ни единого слова.

Армия Валтасара на крыльях победы возвращалась к домашним очагам. Она растянулась такой длинной полосой, что среди равнины нельзя было различить, где та начинается и где заканчивается. Богатая добыча радовала воинов, предвкушающих пиры в вавилонских тавернах и долгие рассказы о походах и победах. Кархан, по обычаю, находился возле царя. Среди немногословных, одетых в волчьи шкуры дикарей его отряда невольно выделялись двое, отличавшихся даже от них особой мрачностью.

Было от чего впасть в уныние. Едва отойдя от первоначального шока, База «Восток-Центр» заверила «катерщиков», что все меры по скорейшему их возвращению в Институт будут приняты незамедлительно. Однако день сменял ночь, а незамедлительные меры все тянулись, точно усталые верблюды по караванной тропе. Вначале обескураженные проходчики доложили, что расположить новую камеру перехода в данном пространственно-временном континууме не представляется возможным, ибо уже налаженный канал каким- то невероятным образом наглухо перекрыт, а все иные попытки нащупать этот странный орбигенет не дают результата. Они утверждали, что легче баллистической ракетой попасть в футбольный мяч на другом континенте, нежели отыскать эту диковинную загогулину, втиснувшуюся между известными мирами.

Оставалась возможность вывести экипаж «полусотого» борта на еще одном спасательном катере, благо средство закрытой связи служило отличным маяком, но чье-то повышенное внимание к «неопознанным летающим объектам» в этом мире было слишком велико, чтобы рисковать техникой и людьми. И что самое главное, по-прежнему оставалось непонятным, кому и зачем понадобилось сбивать катер и уничтожать камеру перехода. Непонятно зачем и непонятно как.

Объяснение всех прошлых неприятностей гневом богов или как минимум одного бога немногое добавляло к запутанной и без того картине происходящего. Но более внятных объяснений по-прежнему, увы, не было. А потому среди радостных воинов, победоносно возвращающихся домой, можно было отыскать троих, кто домой не возвращался и этой радости не разделял.

Руслан Караханов проводил свободное время с «катерщиками», силясь понять специфику движения спасательных катеров между Базой и мирами. Ему время от времени устраивали лекции, от которых у любого здешнего мага перехватило бы дыхание, но понять закавыки гиперпространства «дикому скифу» так и не было суждено.

Пока соратники оперировали знакомыми образами, вроде тоннеля метро или запруженной автострады, по которой, маневрируя меж грузовиками и легковушками, движется легкий скутер, Руслан еще мог себе что-то представить. Но когда речь заходила о формулах и исчислениях, он начинал себя чувствовать мореплавателем, выброшенным на чужой, хотя и довольно обжитый, берег. Все те, кто находился рядом, с удивлением вслушивались в незнакомую речь беседующей троицы. Им не дано было опознать ни русский, ни английский язык, на котором общались собратья по несчастью.

Армия двигалась не слишком быстро, но все же без задержек, и вскоре настал день, когда Валтасар подозвал к себе начальника телохранителей.

– Кархан, – произнес он, благосклонно глядя на могучего гиганта, – твои воины – лучшие наездники в нашем войске. Отряди же самого ловкого среди них, чтобы без остановки мчал в столицу. Пусть все знают, что скоро я прибуду в мой Вавилон. Пусть встречают.

И вот еще, если Даниил и вправду там, как ты утверждаешь, пусть ему передадут, что в честь победы я прощаю его за то, что он покинул войско без спроса. Пускай он лишь придет ко мне с повинной головой, а я не держу на него зла.