Лучи утреннего солнца, не жаркие и не слишком яркие, пробивались сквозь разодранный хитон небес и вырисовывали магические знаки на лице Гауматы. Он возлежал на палисандровом ложе, инкрустированном золотом и лазуритом в знак синевы небес и сияния дневного светила. Вчерашний день принес ему немало тревог, и сейчас, не открывая глаз, он молил Владыку судеб даровать ему победу.

Произнося слова моления, Верховный жрец отдавал себе отчет, что к благоговейному тону примешивается изрядная доля раздражения, скрываемого, но все же вполне ощутимого. Как ни силился Гаумата, его не оставляла мысль, что лишь предательство Мардука привело к его вчерашнему разгрому.

«Я сделал все, что мог, – прошептал он. – Сделал для тебя! Отчего ж отверг ты подношение мое?» Молчание золотого истукана было равнодушным ответом на его слова. Лишь тихий звук шагов начальника храмовой стражи возвестил, что пробуждение не осталось незамеченным.

– Что тебе? – не открывая глаз, проговорил Гаумата.

– Мой господин, – почтительно начал командир стражи. – Халаб, сын Мардукая, уже давно ожидает, когда ты проснешься.

– Что ж, пусть войдет, – принимая из рук подоспевшего слуги приготовленные одеяния, кивнул он.

Хранитель божественных покоев неслышно исчез за дверью, не забывая кланяться и прижимать руки к груди. Халаб появился спустя мгновение, даже не успев стереть с лица досадливого раздражения. «Должно быть, он долго ждал», – взглянув на своего подручного, решил Гаумата.

– Что заставило тебя подняться в такую рань? – приветствуя утреннего гостя, спросил Верховный жрец.

– Я еще не ложился, мой господин, – устало ответил Халаб. – Я приходил немного за полночь, однако твой сторожевой пес сказал, что будить хозяина не велено.

– Да, это так, – подтвердил свое распоряжение наместник Мардука. – Но раз уж приходил, поведай мне, что же случилось столь важного, что ты примчался сюда ночной порой?

– Засада, которую я поставил по твоему указанию… – начал Халаб.

– Полагаю, она удалась? – настороженно уточнил Верховный жрец.

– Вовсе нет, – его подручный печально вздохнул, – увы. Вначале дело шло, как по писаному. Арах заманил Даниила в ловушку. Один из стражников заколол Араха, чтобы при случае свалить его смерть на эборея. Но этому ловкачу удалось выскользнуть из западни и бежать.

– Но мы же предусмотрели этот вариант. – На скулах Гауматы начали ходить тугие желваки.

– Да, это так, – подтвердил Халаб. – Добыча не свернула с проложенной для нее тропы. Даниил устремился к Суру. Между ними началась потасовка, и наши люди почти схватили его возле дома второго свидетеля по делу Иезекии бен Эзры. Но тут произошло непредвиденное.

– Опять божественное вмешательство? – зло нахмурился Гаумата.

– Я бы не сказал, – невольно усмехнулся помощник. – Каким-то невероятным образом там оказался царевич Дарий, племянник недавно погибшего Кира.

– Дарий? – с удивлением, почти ужасом, переспросил Верховный жрец. – Что делает он в Вавилоне, да еще рядом с Даниилом?

– Мне это неведомо. Примчавшись на шум боя, к нашей печали, Дарий сразил всех трех стражников. Затем прибежал караул от ворот Сина. Дарий назвал им себя. Далее царевич Даниил приказал страже взять Сура и сопровождать их с Дарием во дворец.

– Стало быть, засада у дворца…

– Они не решились напасть на стражников. Ведь предполагалось, что возвращаться будет лишь Даниил.

– Так, значит, Сур теперь в руках у Даниила? – медленно произнес Гаумата, размышляя вслух.

– Я шел с этим ночью, но стража не допустила меня…

– Ты уже говорил об этом, – поморщился наместник Мардука.

– Это так, о мудрейший. Но вероятно, если бы я своевременно довел до тебя весть о пленении Сура, мне бы не пришлось сейчас говорить о том, что на рассвете дворцовая стража препроводила к Даниилу известную тебе Кору из храма Иштар.

– Вот как? – Лицо Гауматы резко помрачнело. Утро нового дня обещало неприятности еще большие, нежели те, что принес день прошедший.

Если Даниил велел доставить к нему двойника Сусанны, значит, ему известна вся подноготная затеи с «мятежом эбореев». Или не вся? Верховный жрец досадливо поглядел на подручного, стараясь не выказывать переполняющую его тревогу.

– Скажи мне, Халаб! Скажи, как верный друг. Пока я спал, ты наверняка что-то придумал?

– Немного, мой господин. Куда уж мне тягаться с вашим светлым разумом, которому сам Мардук дарует ясность?

– Ну-ну, к чему все эти слова? Расскажи скорее, что ты надумал?

– И Арах, и Сур, и Кора, и мертвый жрец, если вам угодно далее именовать его жрецом, причастны к делу лавочника Иезекии.

– И что же? – нетерпеливо спросил Гаумата.

– Все это дело затеял коварный Нидинту-Бел, дабы отомстить Сусанне и ее семейству. Но, сам того не желая, он разворошил осиный улей. Да, Иезекия, быть может, и невиновен. Хотя сказать об этом наверняка не представляется возможным. Но «Дыхание Мардука» обнаружено в тайнике в комнате Сусанны. Нападение на тюрьму может подтвердить великое множество людей, да и все остальные. – Халаб сделал красноречивый жест, демонстрирующий очевидность обвинения.

– Ну, говори же, говори! – вновь заторопил Гаумата.

– Рассказывают, что если крупный хищник попадает лапой в поставленный для него капкан и не может освободиться от него, он отгрызает свою лапу, невзирая на боль и тяжесть утраты, только бы вернуть свободу.

– О чем ты, Халаб? Чью лапу ты предлагаешь мне грызть?

– Валтасар уже близок. Не сегодня-завтра он будет здесь. В честь его победы можно выпустить на свободу несколько десятков несчастных, чья вина не слишком велика или время пребывания в застенках подошло к концу. Среди прочих может быть отпущен и Иезекия. Тем самым мы как бы говорим: «Мы не стали выяснять, убивал Иезекия или нет. Даже если и впрямь убивал – разум его в тот миг был помутнен отцовской любовью и негодованием. Ради мира в городе и в знак великой победы Мардук прощает несчастному его деяние, ибо милость бога безгранична!» Что же касается остальных, то они к делу Иезекии прямого отношения не имеют.

– Но, едва оказавшись на свободе, Иезекия бросится к Даниилу, к Валтасару.

– Пока его дочь в наших руках, – усмехнулся Халаб, – никуда он не бросится. Ему следует доступно объяснить это.

Гаумата свел брови на переносице, обдумывая услышанное.

– Пожалуй, ты прав, Халаб, сын Мардукая. Я не зря приблизил тебя. А вдобавок ко всему мы устроим огромный пир на весь город. Все, от мала до велика, должны праздновать одержанную победу и возвращение доблестного государя.

– А заодно это прекрасный способ на время заключить мир с Даниилом. Он, как видим, не любит войну. Значит, следует открыть ему дорогу просьб, – подхватил Халаб. – Идя по ней, немногие достигают цели, но все сбивают ноги…

– А многие голову, – завершил его речь Верховный жрец. – Ступай распорядись. Пир должен быть