в приданое часть королевства. Сам же Великий Дракон заколдован четырьмя демонами, принявшими человеческое обличье, и обращен в железного зверя. Теперь эти порождения тьмы правят и Драконом, и всем подлунным миром. В отличие от прекраснодушного Дракона, демоны кровавы и жестоки и забавы ради заставили глионских воинов убивать друг друга. Некоторые рыцари смогли освободиться от чар силой молитвы епископа Рэнкса и вырваться с полуострова. Самая страшная и осуждаемая священнослужителями версия была полной и безоговорочной ересью: четверка демонов – не демоны, а четыре воплощения Господа, решившего править паствой, минуя Великого Наместника. При мысли о человекоподобии Господа, пускай даже временном, священники впадали в состояние исступленного негодования. Господь не может быть похож на человека даже отдаленно, ибо человек – вместилище греховных помыслов и источник грязных поступков! Еретикам и отступникам, допускающим хотя бы тень сомнения, – смерть мучительная во имя очищения! Алас!
В день Возвращения нежный розовый рассвет, загоревшийся над широким полноводным Фером, залил мост и оттенил красоту дворца и собора волшебным светом. Утренняя прохлада таяла вместе с серебристой росой. К мосту потянулись горожане. Вера в чудо, в светлое будущее, которое вот-вот настанет – такая же наивная и прекрасная, как сто лет назад, – толкала людей на улицы и заставляла забыть тревоги и печаль. Король Энкогс и граф Алистар смотрели на радостных горожан из-за темно-бордовой гардины. Окна угловой залы во втором этаже королевского дворца позволяли без труда заглядывать в лица прохожим.
– Смотри, Алистар. Эти люди бросали вчера сухой хворост в костер еретика Жоулена. Их лица были искажены священной ненавистью, кулаки судорожно сжаты. Это они пинали сухое обгоревшее тело и радовались, когда обугленная голова отлетела от тела и каталась по мосту, как мячик.
– Да, государь. Это они. Я помню многих.
– Жоулен не сделал им ничего худого, Алистар. Он их любил, тебе не кажется?
– Не кажется. Так и есть, Ваше Величество. Любил.
– Он всего лишь кричал, что они заслуживают милосердного Господа. Не зверя, не Дракона, но Человека, который бы их понимал, плакал и смеялся вместе с ними, прощал их, любил их такими, какие они есть.
– Государь еще больший еретик, чем Жоулен, – улыбнулся Синий рыцарь. – Даже чем тысяча Жоуленов.
Энкогс сухо рассмеялся.
– Властитель должен превосходить своих подданых во всем. Знаешь, я иногда ненавижу их, мой рыцарь. Ведь это они предают друг друга в руки палачей, они мучают и пытают, а потом глумятся над трупами.
– Чернь, Ваше Величество. Так было, так будет. Иногда и десятки поколений благородных предков не могут смыть эту первородную черноту.
Энкогс прошелся по прохладной зале.
– Рэнкс должен подойти с минуты на минуту, – король протянул руку к шнурку звонка. Вошел оруженосец – ловкий, быстроглазый Сермон из Синего отряда. Поклонившись королю и графу, Сермон замер в почтительном удалении.
– Подойди.
Сермон приблизился.
– Мы с графом ждем епископа Рэнкса. Сейчас нам нужно удалиться. Когда придет мой сын, скажешь ему: «Ветер и птицы». Понял?
Сермон молча поклонился и учтиво отступил к двери. Когда дверь закрылась за оруженосцем, король подошел к рыцарским доспехам, стоявшим в дальнем углу, и повернул один из пальцев на стальной перчатке. Открылась потайная дверь. Энкогс вышел в дверь первым, за ним последовал Алистар. Проем закрылся с угрюмым булыжным рокотом.
Пальмового масла у самоверов было много, оставалось только перегнать его и очистить. Виктор Неринг объяснил Эрлу, что требовалось получить на выходе. Эрл радостно согласился. В перегонных аппаратах для изготовления крепкого бера недостатка не было: самоверы бер не пили, считая его недостойным и унижающим человека, но он превосходно прижигал раны и согревал при переохлаждении. Вскоре на кострах забулькали пузатые емкости с пальмовым маслом. Поняв, чего от них хотят слуги Дракона, деревенские умельцы очень удивились, но согласились помочь. Из пальмового масла получалась прозрачная и очень горючая жидкость. Кроме того, она быстро испарялась и резко пахла, так что собирать ее пришлось в узкогорлые бутыли, а не в открытые лоханки.
Деревня была почти достроена. Самоверы, чьи дома еще не были готовы, жили на своих участках, размеченных в том порядке, к которому селяне привыкли давным-давно. В полдень предполагалось отметить праздник Возвращения, и самоверы робко, как бы невзначай намекали слугам Дракона, что вот бы было здорово поздравить с Новым годом самого Великого Наместника, а не его чучело из соломы, обтянутое зеленой тканью.
Получив каждый по коммуникатору, танкисты стали гораздо свободнее общаться с местным населением. Кроме того, перемещение по острову стало для экипажа чуть ли не детской забавой.
К девяти утра перегонка пальмового масла шла полным ходом. Ковалев собрал экипаж под каменным козырьком.
– В десять ноль-ноль нас ждет Дракон. Прошу привести себя в порядок. Как-никак, Дракон – представитель местной верховной власти, и мы обязаны предстать перед ним в достойном виде. Прошу вычистить оружие и предъявить его майору Нерингу к осмотру в девять сорок пять. В девять пятьдесят пять – построение, в без минуты десять – отбываем. Разойдись!
Все шло по плану. Неринг осмотрел личное оружие и не нашел ни единого недостатка. На построение все вышли в назначенное время. Виктор прихватил с собой пулемет и ящик с патронами. Ковалев удивленно вскинул брови, а затем одобрительно кивнул: «Правильно, товарищ майор!»
– Рад стараться, господин капитан, – съязвил белобрысый начальник штаба, нарочно коверкая русские слова картавым немецким акцентом.
– Что ж, – Александр посмотрел на часы. – Приготовиться! Взять в руки жетоны! На счет три нажимаем на выпуклый квадрат. Вихрон, иди сюда! Сиди смирно. Внимание, начинаю отсчет: Один… Два… Три!
От алтаря несло сырой гнилью.
– Казачки, – просвистел шепот Линдворна, – сюда, казачки. Только тихо, не шумите.
Танкисты оглянулись на шепот. Дракон был едва различим в полумраке каменной «гробницы». Ковалев поставил Вихрона на землю. Поросенок, поджав хвост, метнулся к Линдворну.
Ковалев кивком приказал экипажу двигаться в сторону «гробницы», где в засаде пыхтел Великий Дракон, а сам вскинул автомат, снял с предохранителя и начал медленно пятиться от алтаря.
– Быстрее, быстрее, – шипел Линдворн.
– В чем дело, Великий Дракон?
– Я вам вчера говорил, что перемены в обществе порождают нестабильную функцию перекрестка, – шепот Линдворна напоминал легкий ветерок. – Чувствуете вонь? Эти твари улавливают уязвимость перехода, как кровососы чувствуют теплую кровь! Мерзкий запах говорит об их приближении, и нам с вами придется увидеть их гораздо раньше, чем я рассчитывал. Я думаю, вам нужно взять маленького Хранителя и переместиться обратно, в лагерь.
– Откуда они пойдут? – поинтересовался Ковалев.
– От алтаря. Ты что, Саша, опомнись! Памятью прапрадеда твоего Григория заклинаю – уходи! Это наши дела, внутренние. Ковалев, твое благородство неуместно! Вчерашняя мальвазия до сих пор бродит у тебя в крови.
– Экипаж, к бою!
Защелкали затворы. Виктор Неринг упер сошки пулемета в желтоватый известняк. Марис Эмсис подал ему диск с патронами и залег рядом. Иван Суворин нервно кусал губы, оглядываясь по сторонам.
– Суворин! Ты что задумал? – Ковалев настороженно заглянул в глаза механика.
– Никак нет, товарищ капитан! Готов к бою!
– Смотри у меня! – Ковалев погрозил Ване пальцем, еле сдерживая смех. Честные глаза Суворина всегда вызывали у Ковалева приступ веселья.
Колонна, венчавшая алтарь, стала втягиваться в каменную плиту, над которой незыблемо возвышалась еще минуту назад. На ее месте закрутилась перевернутая прозрачная воронка. Воронка накрывала дыру в плите своей широкой горловиной, а сужающийся конец заканчивался хвостиком, виляющим на высоте пяти метров. Из дыры выскочило что-то темное и угодило прямо в воронку, закрутилось, закувыркалось по стенкам и вылетело сбоку из прозрачного хвостика. Шлепнувшись на каменную плиту в нескольких шагах от раструба воронки, нечто оказалось невысоким, размером с теленка, и очень широким коричневым драконом. Его уродливая голова была покрыта сверху красноватыми щитками с костяными острыми наростами. Спереди дракон напоминал уродливую собаку невероятных размеров с тупой мордой в мокрых кожистых складках. Коричневая тварь сидела на четвереньках, словно жаба, изготовившаяся к прыжку, и оглядывалась по сторонам. После вращения в воронке вестибулярный аппарат гостя не пришел в норму, и он подергивал головой влево, с трудом возвращая короткую шею в вертикальное положение.
Неринг выстрелил твари в голову. Пуля попала в складку под глазом и дернула голову монстра вверх и назад. Дракон поднялся на задние лапы, как лошадь, поднятая всадником на дыбы. Неринг всмотрелся в узор роговых щитков, покрывавших отвратительное брюхо незваного гостя, а затем всадил короткую очередь в небольшой кожистый просвет между грудных пластин. Из спины дракона полетели оторванные пулями пластины красно-коричневой брони с брызгами оранжевой крови.
Линдворн зарычал и метко плюнул в шатающееся тело коричневого налетчика огненным шаром. Коричневый рухнул на спину, дернулся и затих. У него из пасти хлынула оранжевая волна крови и тут же опала, стекая на пыльную плиту. Плита задымилась.
– А-а-а, мерзкий гарх! – взревел Линдворн.
– Кто? Гарх? – не понял Ковалев.
– Да, гарх! Драконы Глубин Пространства – гархи. Мы – амфиптеры. По имени первого предка, оставившего свой след в истории рода.
После минутного затишья воронка буквально почернела от набившихся в нее гархов. Через миг они посыпались на плиты у алтаря. Один из них, первым придя в себя после падения, увидел неподвижное тело первого гарха и взвыл.
Вихрон вскочил на копытца и развернул свой маленький хвост с шипом на конце в боевое положение. Ковалев прижал свиненка к земле и рявкнул:
– Огонь!
Застрочил пулемет Неринга, его поддержали автоматы остальных членов экипажа. Алтарь был залит оранжевой жижей, и прибывающие следом уже скользили лапами, приходя в ярость от запаха крови. Вращающаяся воронка выбрасывала коричневую погань почти с пулеметной частотой, но с небольшими перерывами. Гархи пришли в себя и несколько раз плюнули лиловыми сгустками огня в сторону «гробницы».
