моих, но они существенны. Я могу посетить любой, – Линдворн многозначительно постучал кривым когтем по жезлу и повторил со значением, – любой из этих перекрестков. Но я не могу там, э-э-э, действовать. Это запрещено. Перекрестки другого уровня обслуживают только их контролеры, и помогать им могут только контролеры с таких же перекрестков.
Дракон хмурил кожистые складки над глазами, то и дело поглядывая на экипаж.
– Когда проблемы возникли на моем перекрестке – мне помогли вы, а также мои амфиптеры. Наши события ослабили защиту соседних перекрестков. Высшие перекрестки выстояли, но стало известно, что низшие твари из числа Пожирателей Пространства просочились через перекресток первого порядка. У моих соседей могут быть неприятности, причем по моей вине, – Линдворн завздыхал протяжно и горестно. – Амфиптеры не могут там появиться. В отличие от вас, друзья.
– Все понятно. Когда выступать? – Ковалев обернулся и посмотрел на танк. – Мы готовы.
Желтые глаза Великого Дракона увлажнились. Он протянул капитану жезл.
– Утром. Как перемещаться – знаете. Хранитель перекрестка первого порядка – ойк по имени Стур, – Линдворн показал когтем на золотого быка, изображенного на первой части брусочка. – Найдите его, он скажет, что нужно делать.
Ковалев задумчиво повертел жезл в руке и вложил его в ладонь Суворина:
– Ты у нас механик-водитель, вот и води, сержант Ваня!
Танк на средней скорости пылил по извивающемуся ущелью. За очередным поворотом экипаж ждал сюрприз: и без того неширокую дорогу перегородил горный обвал. Механик-водитель остановил танк и заглушил двигатель. Несмотря на два навесных топливных бака, Иван экономил драгоценное пальмовое топливо. Ковалев и Неринг спрыгнули с брони и отправились осматривать завал.
– Интересно, куда нас забросил жезл? – Суворин, пользуясь паузой в монотонном движении, расстегнул шлемофон и повернулся к Марису. – Сержант Эмсис, вы слышите меня?
– Я вот думаю, – Марис неторопливо отозвался, продолжая внимательно наблюдать за ущельем, не выпуская пулемета из рук, – у нашего Дракона назначенная нулевая масса, и он может шастать куда угодно просто так. Это – раз. У нас – тридцать тонн. Это – два.
– Ну, и?..
– Так вот, вместо нас отсюда тридцать тонн породы шарахнуло. Так?
– Так, так. Марис, к чему ты клонишь? – Нетерпеливый Суворин уже злился, готовый взорваться.
– Линдворн, когда нас провожал, стоял рядом. Так?
– Да так, Марис, так, твою за ногу! – Иван начал заводиться, взбешенный непоколебимым спокойствием рижанина.
– Вот ему этой породой могло по башке шарахнуть, представляешь? До свидания, друзья, жду вас с победой, а в ответ – бабах! У нашего Дракона голова крепкая, конечно, но оби-и-идно!
Громовой смех друзей из танка заставил Ковалева обернуться и погрозить кулаком. Из-за кучи камней вспорхнули маленькие птички и веселой стайкой стремительно улетели вверх, слившись с пестрой от солнечных пятен горой.
Виктор обошел завал по западному склону и вернулся к Александру с восточной стороны.
– Товарищ капитан, здесь вполне можно проехать. Нужно пару глыб сдвинуть, а остальные скатятся ниже, и получится приличный пологий подъем и такой же спуск, – Неринг жевал свежий зеленый стебелек.
– Да, я понял. Ваня! Ваня, иди сюда!
Суворин, осчастливленный нежданной свободой, выскочил из своего люка и поспешил к офицерам.
– Если убрать вот эти валуны, сможешь пройти, не сев на днище?
Иван обошел завал, приседая и заглядывая под крупные камни.
– Да, проеду. Точно пройду. Да, майор? – Ваня подмигнул Нерингу и широко улыбнулся. – Э-эх, ухнем!
Через полчаса изнурительной возни с ломами, кувалдами, русским матом и немецкими трескучими идиомами последняя глыба сползла вниз, открывая танку дорогу.
Бронированная машина медленно пробиралась через завал, то задирая нос, то поднимая корму. Ковалев, Неринг и Эмсис шли впереди, подавая Суворину сигналы. Суворин, закусив губу, ювелирно работал рычагами, время от времени смахивая со лба рукавом комбинезона бисеринки пота. На последних метрах каменной осыпи Суворину показалось, что танк под ним скользит – небольшие округлые камни перекатывались под гусеницами, и было ощущение, что машину разворачивает то левым, то правым бортом вперед.
– Эх, все хорошее когда-нибудь кончается, а, казаки? – Ковалев показал на выход из ущелья. Ваня сиял белозубой улыбкой.
– Экипаж! По местам! Ваня, держи прямо!
Танк выехал из ущелья. Степаныч, наполовину высунувшись из командирского люка, проводил взглядом обелиск, одиноко возвышающийся на скале над ними. Что он изображал, понять было нельзя – ветер и время сделали свое дело.
Тридцатьчетверка выехала на древнюю дорогу. Ковалев справедливо рассудил, что все дороги куда-то ведут. Может, и эта их выведет к людям, да и белые жетоны-коммуникаторы, выданные Драконом накануне вместо прежних, указывали зелеными стрелочками на юг. Перекресток первого порядка был там.
Боевая машина ровно урчала двигателем, иногда вздрагивая на глубоких выбоинах. Дорогой давно не пользовались, и вид она имела неприглядный.
– Прямо как наша, от станицы до райцентра, – с ностальгией пробормотал Александр Степаныч, сельский учитель литературы и русского.
– Да Полтавщина, мать родная, ни дать, ни взять, – проворчал в наушниках механизатор Ваня.
Виктор и Марис промолчали. Дорога кончилась. Впереди сияла разнотравьем полная жизни равнина. Далеко у горизонта блестела небесным зеркалом вода. Иван остановил машину.
– Двигайся по стрелке жетона, Ваня. – Ковалев привычно протянул руку за спину и вздрогнул, не обнаружив там поросенка. Он все время забывал, что Вихрона в экспедицию не взяли, поручив его заботам Эрла и Энни. Без поросенка было скучно. Ну да ладно, они там с Себасом резвятся, гоняют ушастых ежей и зайцев. «Какие, интересно, нам попадутся ежи и зайчики?» – Ковалев улыбнулся и закрыл глаза.
Озеро было круглым и большим – это танкисты успели рассмотреть, спускаясь с холма. Камыши слева и густой молодой лес справа. Прямо по курсу – пологий чистый берег с желтоватым песком. В воде и на берегу паслись белоснежные толстые гуси.
– Дальше не надо, – встрепенулся Неринг. – Если болотистый берег, застрянем намертво.
Иван остановил тридцатьчетверку. Танкисты вылезли на броню и смотрели на мельтешащую ораву ослепительно белых птиц. Когда в ушах затихло эхо лязгающих траков и гул чудовищного мотора, отчетливо стали слышны гогот и перекличка гусей, шум крыльев и плеск воды.
– Странно, ни одного серого, – сказал капитан.
– Командир, тебя еще что-то удивляет? – иронически отозвался Марис. – Я бы теперь не удивился ни зеленым, ни розовым. Клянусь Линдворном! Жили у бабуси розовые гуси!
– Товарищ капитан, – умоляюще проговорил Суворин почему-то вполголоса, – а, товарищ капитан! Разрешите…
– Ладно. Только быстро! – Александр знал, что охотничий азарт Суворина, если не дать ему выхода, может привести к тяжелым последствиям. Сияющий Иван немедленно начал разуваться.
Ковалев подозвал Мариса и Виктора. Он решил устроить ревизию боеприпасов и чистку оружия. Орудие – одно, пулеметов – три: два стационарных, у стрелка-радиста, и в башне. Третий, «дегтярев» с сошками, полагался для боевых действий вне машины – против гархов, например. Предстояло понять, что осталось в гранатном ящике, проверить диски к автоматам «ППШ» и сами автоматы. Патроны калибра 7,62 подходили к пулеметам, автоматам и пистолетам, что намного облегчало ревизию. Марис вытащил свои записи и отдал Ковалеву, а сам достал банник и принялся готовиться к чистке орудийного ствола. Неринг начал с того, что разобрал «дегтярева» и с удовольствием занялся его чисткой и смазкой, грызя свежий сладкий стебелек.
Суворин сделал две затяжные петли из тонкого шнура и медленно пошел вдоль берега. Птицы почти не боялись человека, но это бесстрашие было обманчиво. Еще деревенским мальчишкой Иван хорошо усвоил, что достаточно одного резкого движения, и вся стая с шумом и гвалтом сорвется с места и успокоится очень нескоро.
Петли были разложены, и Суворин медленно отступал. Теперь можно было выбирать, когда гуси пожирнее ступят внутрь веревочной петли, и – пожалуйте ужинать. Иван залег неподалеку, сжимая в руке концы шнуров.
Когда Суворин резким движением дернул веревки, плененные гуси истошно загоготали и захлопали крыльями. Испуганная стая тяжело и шумно взлетела, подняв тучи брызг и роняя белый пух. Иван бросился к барахтающимся в петлях птицам, на бегу выбирая шнуры. Ловко свернув птицам шеи, Суворин поднял обмякших гусей за лапы и торжествующе повернулся к товарищам, да так и замер. Белый пух кружился над головой сержанта легким снегом.
Экипаж танка был окружен. Вокруг Ковалева, Неринга и Эмсиса стояли почти совсем голые люди в набедренных повязках, вооруженные копьями с широкими и острыми на вид костяными наконечниками. Костяные лезвия были прижаты к шеям танкистов и спинам, исключая возможность пошевелиться. На каждого из экипажа приходилось по пять туземцев. Дикари были высокими, худыми и жилистыми. У Суворина зачесалось под лопаткой, и он начал соображать, какого из гусей положить на землю. В тот же миг Ивана пронзила очень неприятная догадка, и он скосил глаза вниз. Желтоватые лезвия толстых копий касались ткани комбинезона. Любое движение означало неминуемую смерть. Танкисты молча ждали, что будет дальше.
Проворные руки обшарили Неринга, полулежавшего у разобранного пулемета. Кольцо вокруг майора расступилось, копья убрали. Следующим обыскали Ковалева. У него забрали финский нож. Еще два ножа были отобраны у Ивана и у Мариса. Банник, гигантский ерш для чистки ствола, вызвал у голых наибольший интерес.
