не играли никакой роли, да и невыгодно было проявлять особенную горячность во время переговоров. Поэтому он немного помедлил в холле, собрался с мыслями и только после этого вошел в Восьмиугольную гостиную (Октагон).
Алекс в раздумье сидел у окна, рядом нетронутый поднос с чаем и булочками. Взглянув на вошедшего, он с живостью спросил:
– Что случилось?
– Этот человек появился, но, боюсь, мы упустили его, – ответил Уолден.
Алекс отвернулся.
– Он приходил, чтобы убить меня.
Волна сочувствия охватила Уолдена. Алекс был молод, наделен огромным бременем ответственности, вдали от родных мест, и вот за ним охотится убийца. Но ни в коем случае нельзя было позволить ему пребывать в меланхолии. Бодрым голосом Уолден начал объяснять ситуацию.
– Теперь у нас есть описание внешности этого человека – полицейский художник нарисовал его портрет. Еще день-два и Томсон поймает его. А здесь ты в безопасности.
– здесь ему тебя не найти.
– Мы считали, что и в отеле я в безопасности – но он все-таки разыскал меня.
– Второй раз этого не случится.
«Плохое начало для переговоров», – подумал Уолден. Надо было каким-то образом отвлечь Алекса от невеселых мыслей.
– Ты уже пил чай? – спросил Уолден.
– Я не голоден.
– Тогда давай пройдемся, нагуляешь аппетит к ужину.
– Хорошо. Алекс поднялся.
Уолден захватил с собой ружье, на зайцев, как объяснил он Алексу, и они отправились в сторону фермы. За ними, на расстоянии десяти ярдов, следовала пара телохранителей, присланных Безилом Томсоном. Уолден показал Алексу свою свиноматку-рекордсменку, Принцессу Уолден.
– Два года подряд она завоевывает первый приз на сельскохозяйственной выставке Восточной Англии, – похвастался он.
Алекс пришел в восторг от добротных кирпичных коттеджей арендаторов, высоких, выкрашенных белым, амбаров и великолепных коней-тяжеловозов.
– Разумеется, от всего этого я никаких доходов не получаю, – продолжал Уолден. – Все тратится на улучшение поголовья, дренажные работы, строительство, огораживание... но всем этим дается пример подражания для арендаторов. А к тому времени, когда я умру, родовая ферма будет стоить гораздо больше, чем когда я унаследовал ее.
– У нас в России невозможно вести сельское хозяйство подобным образом, – заметил Алекс.
«Отлично, – подумал Уолден. – Вот он уже переключился на другой предмет».
Алекс тем временем продолжал.
– Наши крестьяне не станут применять новые методы, пользоваться новыми орудиями, следить за их исправностью. Психологически, если не юридически, они все еще крепостные. Когда случается неурожай и наступает голод, знаете, что они делают? Сжигают пустые амбары.
На южной делянке работники косили сено. Сэмьюел Джоунс, старший из дюжины косцов, первым закончил свою полосу. Держа в руке косу, он подошел к Уолдену и поприветствовал его, коснувшись своей кепки. Уолден пожал его мозолистую ладонь. У него было ощущение, будто он сжал камень.
– Ваше сиятельство выбрали время, чтобы посетить ту выставку в Ланнане? – спросил Сэмьюел.
– Да, я был там, – ответил Уолден.
– Вы видели там сеноуборочную машину, о которой говорили? На лице Уолдена отразилось сомнение.
– Сэм, это великолепная техническая новинка, но я не знаю...
Сэм согласно кивнул.
– Машина никогда не выполнит работу так же тщательно, как человек.
– С другой стороны мы смогли бы закончить сенокос за три дня вместо двух недель и не бояться, что вдруг пойдет дождь. А потом могли бы сдать комбайн в аренду.
– И работников понадобится меньше, – проговорил Сэм.
Уолден сделал вид, что недоволен замечанием.
– Нет, – сказал он. – Я никого не собираюсь увольнять. Просто не станем нанимать цыган на время сбора урожая.
– Особой разницы не будет, милорд.
– Верно. К тому же, не знаю, как это воспримут люди, ты же знаешь молодого Питера Доукинса. Он всегда готов устроить бучу.
Сэм пробурчал что-то невнятное.
– В любом случае, – продолжил Уолден, – мистер Сэмсон на следующей неделе поедет взглянуть на эту машину.
Мистер Сэмсон был местным бейлифом.
– Послушай-ка! – воскликнул Уолден, будто ему в голову вдруг пришло озарение. – А ты не хотел бы отправиться вместе с ним, Сэм?
Сэм сделал вид, что предложение его нисколько не взволновало.
– В Ланнанн? Да я был там в 1888 году. Не очень-то понравилось.
– Ты мог бы поехать поездом вместе с мистером Сэмсоном, может быть, захватишь и юного Доукинса посмотреть на эту машину, пообедаешь в Лондоне и вернешься обратно. – Не знаю, что на это скажет моя хозяйка.
– Мне бы хотелось знать твое мнение об этой машине.
– Что ж, пожалуй, интересно было бы взглянуть на нее.
– Значит, решено. Я распоряжусь, чтобы Сэмсон все устроил.
С заговорщицким видом Уолден добавил.
– А миссис Джоунс дай понять, что будто я тебя чуть не силой заставил туда поехать.
Сэм усмехнулся.
– Так и сделаю, милорд.
Косьба почти закончилась. Работники сложили косы. Лишь на последних, еще не скошенных ярдах поля могли теперь прятаться зайцы. Подозвав Доукинса, Уолден дал ему ружье.
– Ты хорошо стреляешь, Питер. Посмотрим, сможешь ли подстрелить одного зайчишку для себя, а другого для поместья.
Чтобы не мешать стрелку, все встали на краю поля и вскоре была скошена последняя трава, так что зайцам уже негде было укрыться. Выскочило четыре зверька, и Доукинс уложил сначала двоих, а потом еще одного. От звука выстрелов Алекс поморщился.
Уолден забрал ружье и одного зайца, и они с Алексом направились к замку. Алекс был восхищен поведением Уолдена.
– Вы прекрасно умеете обращаться со своими работниками, – сказал он. – А вот мне никогда не удавалось найти нужную грань между строгостью и щедростью.
– Для этого нужна практика, – ответил Уолден. Он поднял зайца повыше.
– Собственно, он нам в доме не нужен – но я взял его, чтобы напомнить им: зайцы мои, а те, что им перепадают, это подарок от меня, а вовсе не принадлежит им по праву.
«Будь у меня сын, – подумал Уолден, – вот так я бы объяснил ему суть дела».
– Иными словами, следует идти путем дискуссий и компромиссов, – проговорил Алекс.
– Да, это наилучший способ, даже если приходится чем-то жертвовать.
Алекс улыбнулся.
– Что и возвращает нас к проблеме Балкан. «Слава Богу, наконец-то», – пронеслось в голове Уолдена.
– Так я подытожу? – сказал Алекс. – Итак, мы готовы сражаться с Германией на вашей стороне, и вы готовы признать наше право прохода через Босфор и Дарданеллы. Однако, нам нужно не только право, но