двое караулили внизу лестницы.
— Тихо, — шепнул рыцарь, и Матильда задергалась, узнав голос мужа. Но это не важно, пока его не узнал никто другой. Наступила жуткая тишина. — Кто тут ризничий?
Все молчали. Тенч нажал на кинжал у горла Тилли. Она забилась, но Фитцджеральд легко удерживал маленькое тело. Вот подходящий момент зарезать ее, думал он, однако медлил. Многие приняли смерть от его руки, но вдруг ему стало жутко при мысли о том, чтобы вонзить нож в теплое тело, которое обнимал, целовал, возле которого спал, тело матери собственного сына.
Ладно, решил налетчик, результативнее убить кого-то из сестер. Предводитель кивнул Алану. Тот перерезал горло монахине. Хлынула кровь. Кто-то жутко закричал. Крик, способный разбудить и мертвого, продолжался до тех пор, пока один из наемников не ударил монахиню дубиной по голове и та без сознания рухнула. По щеке у нее потекла кровь. Ральф повторил вопрос:
— Кто тут ризничий?
Когда зазвонил колокол на утреню и Керис выскользнула из постели, зодчий ненадолго проснулся. Потом, как обычно, повернулся и вновь задремал, так что, когда она вернулась, ему показалось, что прошло всего несколько минут. Когда возлюбленная забралась в кровать, мастер прижат к себе озябшее тело. Часто они не сразу засыпали. Мерфин очень любил это время. Нарушительница правил обняла его, зодчий поцеловал ее в лоб, но монахиня заговорила:
— Ты слышал? Говорят, к северу от города в лесу появились разбойники.
— Маловероятно.
— Ну, не знаю. Стены там почти разрушены.
— Но зачем красть? Они могут просто взять все, что им вздумается. Если нужно мясо, в полях тысячи бесхозных овец и коров.
— Это-то и странно.
— Сейчас воровать — все равно что перегнуться через плетень подышать соседским воздухом.
Аббатиса вздохнула.
— Три месяца назад я думала, что эта ужасная чума кончилась.
— Сколько еще человек мы потеряли?
— С Пасхи похоронили тысячу.
Эта цифра совпадала с его собственными подсчетами.
— Я слышал, в других городах ситуация похожая.
Ее волосы на его груди шевельнулись, и Мерфин понял, что возлюбленная кивнула.
— Думаю, вымерла примерно четверть Англии, — предположила Керис.
— И больше половины священников.
— Потому что они сталкиваются с людьми на службах. Церковники практически не могут не заболеть.
— Значит, половина церквей закрыта.
— Если хочешь знать мое мнение, скопления людей, как ничто, способствуют распространению чумы.
— Но все-таки многие потеряли религиозное чувство.
— Зато, может, они теперь поймут, что такое настоящие лекарства.
— Тебе легко говорить, а простому человеку трудно отличить настоящее лекарство от шарлатанского.
— Я дам тебе четыре правила.
Он улыбнулся в темноту. Вечно у нее какие-то списки.
— Ну давай.
— Первое: если кто-то говорит, что от одной болезни существует десять лекарств, можешь быть уверен: ни одно не поможет.
— Почему?
— Если бы хоть одно помогало, про остальные все забыли бы.
— Логично.
— Второе: если лекарство противное, это еще не означает, что оно принесет пользу. Сырые мозги жаворонка не помогут при воспалении горла, даже если тебя от них вывернет, а вот кружка горячей воды с медом его успокоит.
— Полезно.
— Третье: еще никому не помогали человеческие и животные экскременты. Обычно от них только хуже.
— Рад слышать.
— И четвертое: если лекарство аналогично болезни — обвязаться перьями дроздов против оспы, к примеру, или пить овечью мочу от желтухи, — скорее всего это вздор.
— Тебе стоило бы написать книгу.
Она презрительно фыркнула.
— В университетах предпочитают древнегреческие трактаты.
— Да не для студентов, а дня таких, как ты, — монахинь, повитух, цирюльников, знахарок.
— Знахарки и повитухи не умеют читать.
— Кто-то умеет, другим могут прочитать.
— Полагаю, все хотели бы иметь книжечку, которая научила бы бороться с чумой.
Аббатиса глубоко задумалась. Тишину прорезал крик.
— Что это? — спросил Мерфин.
— Как будто землеройку поймала сова, — ответила Керис.
— Нет, не то, — покачал головой зодчий и встал.
Молодая монахиня — да здесь почти все были молоды — с черными волосами и синими глазами вышла вперед:
— Пожалуйста, не трогайте Тилли. Я сестра Джоана, ризничий. Мы отдадим все, что хотите. Пожалуйста, не причиняйте зла.
— Я Тэм Невидимка. Где ключи от сестринской сокровищницы?
— У меня на поясе.
— Давай сюда.
Джоана медлила, опасаясь, что грабитель знает, где сокровищница. Во время разведки, прежде чем его поймали, Алан обошел почти весь женский монастырь. Он выяснил, что лучше спрятаться на кухне, разнюхал, где находится сестринский дормиторий, но сокровищницу так и не нашел. Джоана явно не собиралась выдавать ее местоположение. Времени не было. Шут его знает, кто слышал крик. Ральф чуть надавил на горло Тилли, показалась кровь.
— Мне нужна сокровищница.
— Ладно, только не трогайте Тилли! Я покажу.
— И поскорее.
Чтобы монахини сидели тихо, Фитцджеральд оставил в спальне двух наемников, а сам с Аланом спустился следом за ризничей к аркаде, прихватив Тилли. У подножия лестницы головорезы держали еще трех монахинь, угрожая перерезать горло. Тенч понял, что это подоспевшие на крик дежурные госпиталя, и обрадовался: устранена еще одна угроза. Но где монахи? Он отправил всех монахинь наверх, одного наемника оставил на карауле, а второго взял с собой.
Джоана повела их в трапезную, располагавшуюся на первом этаже под дормиторием. Мерцающее пламя ее лампы осветило грубые столы, лавки, пюпитр и настенную фреску, изображавшую брак в Кане Галилейской. В дальнем конце монахиня отодвинула стол, в полу показалась дверь с обычным резным замком. Она повернула ключ в замке и подняла дверь, за которой виднелась узкая винтовая каменная лестница. Ризничая начала спускаться вниз. Ральф оставил наемника на карауле и двинулся за ней, с трудом волоча Тилли, за ним пошел Алан.
Внизу Тенч с облегчением осмотрелся — святая святых, тайная сестринская сокровищница, тесное
