Продавец крикнул вслед:

– Покупки забыли! – И буркнул под нос: – Значит, не особо и нужны.

Со стоянки Луиза выехала как в тумане и, миновав всего квартал, остановилась.

Сидя в машине, она вспомнила, как продавец спросил ее походя, равнодушно: «Вы ведь хорошо ее знали?»

Хорошо знала? Сказать: «Такого друга, как она, у меня больше не было» – все равно что ничего не сказать. Никто не знает, да и не может знать, как много сделала Элнер для Луизы и ее дочери. Мысли Луизы обратились к Полли: как ей объяснить, что миссис Шимфизл умерла? Полли любит миссис Шимфизл; кроме нее, она больше ни с кем не соглашается ночевать – плачет и зовет маму. Каждый год Луиза наряжала Полли в новое платье и везла в город, миссис Шимфизл, – искать пасхальные яйца. Пасха – любимый праздник Полли, не считая Рождества, когда она фотографируется с Санта-Клаусом. Полли любит играть с детьми, и, сколько бы яиц ни нашла она во дворе у Элнер, та всегда устраивает настоящую овацию и вручает именно ей самый главный приз. Однажды Полли получила в подарок ковбойский ремень, отделанный серебром и камушками, а в придачу два пистолета с пистонами – с ними она любит играть по сей день.

Бедняжка Полли: ей уже сорок два года, но у нее тяжелая умственная отсталость и мышление шестилетнего ребенка. Ей никогда не понять, куда делась миссис Шимфизл, почему ее больше нет рядом. «Не стану ей пока говорить, – решила Луиза. – Просто дам ей пакет зефира, и пусть она порадуется еще немного». На полпути к дому Луиза поняла, что забыла на прилавке покупки, – пришлось возвращаться. Ей все не верилось, что Элнер Шимфизл умерла. Элнер, чистая и светлая душа. Умерла. «Где-то она сейчас?» – размышляла миссис Фрэнкс.

Луиза не сомневалась, что если есть на свете рай, то Элнер наверняка там.

Идя рядом с Элнер по коридору, Дороти предложила:

– Можем устроиться в столовой или на веранде. Где лучше?

– Давайте на веранде, – отвечала Элнер.

– И правильно. Погодка сегодня дивная, мне тоже хочется на веранду.

Следуя за Дороти, Элнер услыхала в гостиной, откуда Дороти вела когда-то свою программу, завывания – кто-то играл на тубе «Ты солнце мое».

– Неужто Эрнест Кунитц? – предположила Элнер.

Дороти подтвердила:

– Он самый. Поздоровайтесь с ним, пока я принесу пирог. Эрнест будет рад.

Элнер подошла к дверям, заглянула в комнату: и вправду Эрнест Кунитц! С плохоньким шиньоном, в вечном костюме в черно-белую клетку и в красном галстуке-бабочке.

– Здравствуйте, Эрнест! А это я, Элнер Шимфизл.

Эрнест поднял глаза и просиял при виде Элнер.

– Здравствуйте! Давно вы здесь? – Он подошел к Элнер и, придерживая тубу, пожал ей руку.

– Совсем недавно. Меня искусали осы, и я свалилась с лестницы, так что прошу прощения за халат. А с вами что стряслось?

– Ехал к зубному врачу и на автостоянке упал без сознания – сердце. Как раз вовремя, а то пришлось бы раскошелиться на новые вставные зубы.

– Ага, понятно… Ну? Как себя чувствуете, Эрнест?

– Теперь-то отлично. Я хворал, зато сейчас здоров как никогда. Вот уже сто лет не играл, а теперь снова могу. Лучше места на свете нет, верно? С минуты на минуту придет Джон Филипп Соуза[7], великий маэстро, он обещал дать мне несколько уроков. Разве не здорово?

– Замечательно! Учиться никогда не поздно, даже после смерти.

Эрнест огляделся:

– И чудесно, что старый дом на месте. Когда его сносили, я думал, это конец. Еще думал, что умру – и все, конец. А я здесь! Вот так сюрприз!

– Приятный сюрприз. А хрустальная лестница?! Чудо, правда?

Эрнест вытаращил глаза:

– Какая лестница?

Элнер сообразила, что он, должно быть, попал сюда другим путем:

– А как вы добирались?

– На новеньком «кадиллаке» с откидным верхом и подогревом сидений!

– Ясно…

– Со всеми своими виделись?

– Пока только с Идой, но ведь я только что сюда попала. Если все пройдет благополучно, то со всеми встречусь. Ах, мечтаю снова увидеть мужа, Уилла.

Услышав, как хлопнула входная дверь, Элнер заторопилась:

– Мне пора. Просто зашла с вами поздороваться… удачи вам с уроками.

– Спасибо! До скорого! Удачи!

– Благодарю! – По пути на веранду Элнер усмехалась себе под нос: Эрнест при жизни был такой мрачный, зато сейчас не нарадуется, что умер! Кто бы мог подумать?

Час спустя Мэкки вновь сидел рядом с Нормой, держал ее за руку и старался успокоить, да только слова утешения иссякли. На его счастье, в конце коридора показалась пасторша Нормы, Сюзи Хилл. Норма увидела ее – и в слезы.

– Сюзи, Сюзи! Она умерла. Нет больше тети Элнер.

Женщины обнялись.

– Я приехала, как только услышала.

Норма всхлипнула:

– Спасибо, что пришли, но как вы узнали? Мы ведь пока никому не звонили.

– Ирен Гуднайт мне сказала по телефону.

– Ирен? – переспросила заплаканная Норма. – А она откуда знает?

– Наверное, кто-то позвонил Руби из больницы.

– Пора мне всех обзвонить.

Сюзи успокоила Норму:

– Не надо, все уже знают и соболезнуют. Руби и Тотт просили передать, что наводят у Элнер порядок, так что не тревожьтесь об этом.

– Ах, я совсем забыла про дом. Наверняка он стоял нараспашку. Тетя Элнер никогда дверей не запирала. – Норма опять глотала слезы. – Я всегда боялась, как бы ее не ограбили и не убили во сне, но даже представить не могла, что ее погубят осы! – И заплакала навзрыд.

– Знаю, Норма, это большая потеря, и вам будет не хватать тети Элнер, – утешала ее Сюзи, – но зато сейчас она в лучшем мире.

– Вы и вправду так считаете? – спросила с надеждой Норма.

– Я совершенно уверена, что она обрела покой и счастье.

Мэкки, улучив минуту, пошел позвонить на работу и отпроситься на несколько дней. Он, разумеется, не верил, что тетя Элнер на небесах, но раз Норме от этого легче, пусть так и думает. Пусть. Сам он давным- давно перестал строить воздушные замки. Он был на войне и видел, как людей разрывало на куски на его глазах. Таких ужасов насмотрелся, что не осталось у него никакой веры, только в «здесь и сейчас». Хорошо, конечно, если тетя Элнер в раю, да только сказки все это.

Сидя с Дороти на веранде за чашкой кофе с пирогом, Элнер любовалась красотой вокруг. Пока она беседовала в комнате с Эрнестом, небо стало цвета морской волны – такого дивного оттенка Элнер в жизни не видела. По всему двору расхаживали горделивые розовые фламинго, в пруду, окаймлявшем дом, плавали огромные синие лебеди с янтарными глазами, а над головой порхали крохотные радужные пташки.

– Вы любите птиц? – спросила она Дороти.