придете. Садитесь, пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, и простите за беспорядок. – Он обвел рукой комнату, сплошь заваленную картами, бумагами и папками. – Я стараюсь поддерживать чистоту, но, как видите, не очень получается.

Пока он освобождал для Элнер кресло, Дороти заметила:

– Уму непостижимо, как он умудряется что-то находить в этом хаосе.

– Ничего страшного, – отмахнулась Элнер. – Видели бы вы, что у меня дома творится!

По пути к креслу Элнер с тайной радостью отметила про себя и чашки из-под кофе на полу, и пыль на книжных шкафах; недаром она подозревала, что даже боги бывают грязнулями. «То-то Норма удивится, когда увидит!» – подумала Элнер. Она обвела взглядом комнату: одна стена увешана фотографиями малышей, а на угловом диванчике у окна дремлет толстая черно-белая кошка – вылитая Пробка, что любила спать на подоконнике обувной мастерской «Кошачья лапка» в центре Элмвуд-Спрингс.

Устроившись в кресле напротив, Дороти обратилась к Реймонду:

– Милый, у Элнер есть пара вопросов. Лучше нам, пожалуй, побеседовать втроем.

Реймонд откинулся в кресле, снял очки.

– Конечно, с радостью вам отвечу, миссис Шимфизл.

В эту минуту взгляд Элнер упал на золоченую табличку на краю стола, с надписью «Высшее существо», и Элнер задумалась: как же его называть? Чтобы уж наверняка не ошибиться, она спросила:

– Вас так и называть, «Высшее существо»?

Реймонд уставился на нее озадаченно.

– Как, простите?

Элнер указала на табличку:

– Как здесь написано.

Реймонд протянул руку, развернул табличку к себе и расхохотался.

– Это всего лишь для удобства – некоторым людям так больше по душе. – Он достал из ящика стола целую стопку табличек. – Вот… смотрите… Бог Отец… Будда… Мухаммед. Даже «Элвис Пресли» где-то завалялся, но лучше зовите меня просто Реймонд. – Он спрятал таблички в стол и улыбнулся: – Итак, миссис Шимфизл, что вы хотели узнать? Замечательный у вас, кстати, халат.

– Правда? – удивилась Элнер, оглядывая себя. – Ему лет сто, не меньше, трещит по швам.

– Зато уютный, сразу видно.

– Что правда, то правда, – согласилась Элнер. Она сама удивлялась, до чего ей спокойно и уютно. Кто бы мог подумать, что предстать перед Создателем – такое удовольствие?

Поерзав в кресле, Элнер нашла позу поудобнее и с ходу приступила к «тайнам бытия»:

– Вас наверняка замучили такими вопросами, Реймонд, но мне эта загадка много лет покоя не дает.

– Ну? – подбодрил Реймонд.

– Что появилось раньше – курица или яйцо?

Реймонд взглянул на нее недоуменно и снова расхохотался.

– Простите, что смеюсь некстати, миссис Шимфизл, редко кто начинает с этого вопроса. Правильный ответ – яйцо.

Настал черед Элнер удивляться.

– Яйцо? Точно?

– А как же. – Реймонд кивнул. – Нельзя ставить телегу впереди лошади. Следовательно, все яснее ясного: чтобы цыпленок вылупился, нужно яйцо.

Элнер приуныла.

– Ну и ладно. Хорошо хоть, я не стала звонить Баду с Джеем. Что ж, век живи, век учись. – Элнер переглянулась с Дороти. – А второй вопрос можно задать?

Первой отозвалась Дороти:

– Вопросов можно задавать сколько угодно – правда, Реймонд?

– Конечно! Затем мы здесь и собрались… Вперед, миссис Шимфизл!

– В таком случае, второй вопрос: в чем смысл жизни?

Реймонд, задумчиво кивнув, повторил:

– В чем смысл жизни… гм… дайте подумать. – Он подался вперед, сцепил руки, заглянул Элнер в глаза. – Хоть убейте, не знаю, миссис Шимфизл.

– Тебе все шуточки! – одернула его Дороти. – И объяснила Элнер: – Он у нас большой любитель поддразнить.

Реймонд засмеялся.

– Ладно, шутки шутками, а если серьезно, то как бы объяснить проще и понятней… Жизнь – это дар.

Дороти улыбнулась Элнер.

– Наш подарок вам, с любовью.

– Дар? – призадумалась Элнер. – Что ж, очень мило, и спасибо вам за него. Не знаю, как другим, но мне очень нравилось жить, я каждой минуте радовалась, с первого до последнего дня.

Реймонд отвечал:

– Знаем, миссис Шимфизл, вы любили жизнь как никто другой, и мы счастливы. Ведь так все и было задумано, вам на радость. Верно, Дороти?

– Безусловно, – с улыбкой подтвердила та.

Элнер изумленно покачала головой:

– Вот ведь странное дело: столько лет люди бьются, ищут смысл жизни, – а надо просто радоваться, и все.

– Правильно, – кивнул Реймонд. – Видите ли, миссис Шимфизл…

– Зовите меня, пожалуйста, Элнер.

– Спасибо. Видите ли, Элнер, жизнь намного проще, чем кажется людям.

– Точно! – весело отозвалась Дороти. – Проще не бывает.

Реймонд повернулся, снял со стены большую картину с изображением карнавала – сотни цветных огней вдруг засияли на полотне, зазвучала живая музыка – и продолжал:

– Понимаете, Элнер, жизнь похожа на американские горки: то вверх, то вниз, то ухаб, то поворот.

– А-а! – подхватила Элнер. – Значит, надо вдохнуть поглубже и получать удовольствие.

Реймонд поддержал ее:

– Вот именно. Только вот в чем дело… большинству людей кажется, будто они за рулем, и они так стараются управлять, что пропускают все самое интересное.

Элнер повернулась к Дороти:

– Жаль, Норма вас не слышит. Вот уж кто вцепился в руль мертвой хваткой. Не мешало бы ей расслабиться чуток.

– Совершенно верно. – Реймонд стал сворачивать картину. – Ну как, – поинтересовался он, – озадачил я вас? Совсем не такого ответа вы ждали?

– Пожалуй, нет… Я догадывалась, что на самом деле так и есть, но не знала точно. С курицей и яйцом промахнулась – зато здесь я была на верном пути. Вы нам желаете счастья.

– А как же! – согласился Реймонд. – Разве стали бы мы так стараться, чтобы сделать людей несчастными, Дороти?

– Нам такого труда стоило все это придумать! – добавила та. – Все большое и тяжелое создал, конечно, Реймонд: планеты, горы, океаны, слонов. А я – пруды, озера, мелких зверушек. Собаки и кошки – мое произведение… правда, здорово вышло?

– Просто прелесть! – воскликнула Элнер. – Старина Сонни мне не дает скучать ни днем ни ночью, и я всем твержу, что лучшее лекарство от хандры – завести котенка. Когда у Тотт Вутен сдали нервы, я ей подарила котенка, и через неделю тоску как рукой сняло.

Дороти подхватила:

– Да уж, котята удались на славу, не сочтите за хвастовство. А Реймонд создал воздух, воду, все минералы: железо, уголь, медь… что еще, милый?

– Серебро, золото. – Реймонд взглянул на Дороти и с гордостью добавил: – Зато она изобрела цветы,