Телефонная линия с Бургенау была занята. Харкус раскрыл папку с документами и прежде всего разыскал в ней план перевода техники, составленный Пельцером. Этот план он так и не подписал, так как подполковник запланировал весь перевод на один день.

Харкус переложил план в ящик письменного стола.

В этот момент фрау Камски принесла майору кофе.

— Завтра предстоит какая-нибудь важная работа, товарищ майор? — поинтересовалась она.

Отхлебнув из чашечки кофе, Харкус обжег язык.

— На завтра у меня назначено совещание моих заместителей. Позаботьтесь, чтобы всем хватило кофе: совещание продлится долго и будет жарким.

— Хорошо.

Наконец телефонная линия с Бургенау освободилась и майору удалось дозвониться до полковника Венцеля.

— Ну, как у вас идут дела? — поинтересовался полковник Венцель.

— У меня лично — превосходно.

— А в полку?

Майор секунду помедлил с ответом, а затем сказал:

— Не совсем хорошо.

Венцель молчал. Майор ясно представил себе, как в этот момент полковник снимает очки, кладет их на стол и прикрывает глаза рукой. Так он обычно делал всегда, когда предстоял длинный и важный разговор по телефону.

— Давайте все по порядку, — снова заговорил полковник Венцель. — Ведь дивизион выполнил стрельбы на «отлично», не так ли?

— Выполнить-то выполнил, но как?! Чего стоит это выполнение, если семьдесят процентов артиллеристов не уложились в нормативное время, отведенное для надевания противогаза и защитной одежды, если подготовка техники к бою шла медленно, а добрая половина личного состава не имела никакого представления о том, как обращаться с индивидуальным дегазационным пакетом! Я уже не говорю о сроках приведения орудий к бою! Когда четыре года назад я пришел в дивизион, там не говорили ни о каких условиях, которые якобы мешают уложиться в нормативное время. — Майор замолчал, слушая, как тяжело дышит в трубку полковник.

Спустя несколько секунд Венцель спросил:

— А каковы, на ваш взгляд, причины?

— В них я еще не полностью разобрался. Мне ясно одно: до меня здесь все внимание концентрировалось на самом главном, то есть на самой стрельбе и ее результатах.

Венцель снова помолчал немного, затем прокашлялся и спросил:

— А как обстоят дела с переводом техники на зимний режим эксплуатации?

— Я вас не совсем понял.

— Разве я не ясно спросил?

— Совершенно ясно.

— Тогда как же?

— Все будет закончено в установленные сроки.

— Что еще собираетесь делать?

— На завтра я назначил совещание с моими заместителями. Там все и обговорим.

— Хорошо, информируйте меня об этом. Постарайтесь использовать оставшееся в вашем распоряжении время с пользой, но отнюдь не в ущерб решению других вопросов. А как состояние здоровья рядового Титце?

— Перелом кости.

— Родителям сообщили?

— Так точно!

— Будьте внимательнее: подобных случаев у нас быть не должно.

— Я понимаю.

— Не собираюсь судить относительно того, насколько необходимо было проверить первый дивизион, это ваше дело. Но если вы и впредь пожелаете проводить подобные проверки, то я потребую от вас на этот счет убедительного основания. Итак, до скорого свидания.

— До свидания, товарищ полковник.

Харкус откинулся на спинку кресла, думая о том, что полковник слишком хорошо информирован о положении дел у него в полку. Видимо, кто-то уже нашептал ему что-нибудь в этом роде: «Товарищ полковник, мне кое-что известно. Этот Харкус ставит под угрозу перевод техники. Одного артиллериста он уже, можно сказать, угробил. Он делает то, что ему заблагорассудится и тем самым все портит».

Майор встал и подошел к окну. Перед зданием, в котором жили солдаты первого дивизиона, лежали ящики с приборами, возле которых сновали солдаты. В этот момент из штаба выбежал Курт Вебер и что было сил помчался в первый дивизион, словно боялся опоздать и пропустить что-то очень важное.

«Ты плохо начинаешь», — сказал не так давно майору Курт.

«Неужели я допустил какую-то ошибку? Но как же иначе я должен был начать свою службу в полку? Принять все так, как есть? Поехать в казарму и произнести речь, а в конце высказать мнение, что полк находится в хорошем состоянии? Это прозвучало бы неплохо, но на деле было бы не чем иным, как концом части. Нет, я должен был начать именно так, и не иначе, — решил Харкус. — После того, что я видел, нельзя было по-иному начинать жизнь в полку».

Майор вернулся к письменному столу и, перевернув листок бумаги, лежавший в папке, увидел две докладные, о которых ему напомнил в Бургенау Венцель. Майор внимательно прочел оба документа.

В первой докладной шла речь о состоянии политико-воспитательной работы в полку, подчеркивалась роль подготовки офицеров к проведению политических занятий, указывалось на важность библиотечной работы. Оказалось, что читателями полковой библиотеки были четыре пятых всего личного состава полка. Ниже подчеркивалось значение и роль комнат политпросветработы, важность такого мероприятия, как развертывание художественной самодеятельности. Далее шли критические замечания относительно того, что командиры и политработники полка не всегда и не во всем поддерживают руководство комсомольской организации в ее начинаниях, о недостаточном использовании в пропагандистских целях полкового радиоузла и о неправильном использовании некоторыми солдатами своего свободного времени. Правда, общая оценка политико-воспитательной работы в полку была хорошей. Ниже сообщалось о поощрении Курта Вебера за инициативную работу.

Все вышеперечисленное было известно майору. В то же время этот документ не давал ясного представления о степени боевой готовности части. Венцель заметил это и еще в Бургенау предупредил майора.

Подобный минус имела и вторая докладная, в которой сообщалось больше о недостатках в полку. Здесь же хвалили Пельцера, причем больше, чем Вебера в первой докладной.

Завтра утром все они будут сидеть напротив Харкуса, лицом к нему. Среди них будет майор Герхард, начальник штаба.

Будет там и Курт Вебер, с точкой зрения которого кое на какие вещи Харкус никак не может согласиться. Вебер, который на высотке молча протянул ему руку и тотчас же убрал ее за спину.

Придет и Пельцер, который преследовал его почти полночи.

Будет на совещании и Треллер, которого майор еще ни разу не видел.

Охотнее всего майор поговорил бы сейчас с кем-нибудь о завтрашнем совещании, посоветовался бы. Точнее, не с кем-нибудь, а именно с Герхардом. Но он решил его сейчас не беспокоить, так как начальник штаба полка со своей оперативной группой был занят составлением плана боевой подготовки на ноябрь, а в этом плане он должен был предусмотреть кое-какие пожелания нового командира полка. У Герхарда и без него дел по горло, и раньше полуночи он вряд ли освободится.

Харкус перелистал несколько бумаг, лежавших в папке для доклада, и обнаружил два письма.

Первое письмо было из Хенигсдорфа, со сталеплавильного комбината. Сталевары одной из бригад просили отпустить в краткосрочный отпуск их бывшего горнового, ныне артиллериста, Оберихтера на торжество по случаю награждения бригады.

Второе письмо оказалось из Лейпцига, с завода транспортного оборудования, на котором сам Харкус четырнадцать лет назад работал слесарем, возглавлял молодежную бригаду. Именно там к Харкусу однажды подошел офицер в военной форме и сказал: «Мы еще только начинаем строить новое общество и должны спешить. Кое-кто за рубежом снова подумывает о войне». Эти слова и решили судьбу Харкуса.

И вот рабоче-крестьянское государство построило новую армию. Теперь она является силой, в которой не должно быть ни одного полка, который оказался бы в той или иной степени неполноценным.

«Интересно, как сейчас идут дела на родном заводе в Лейпциге?» — подумал Харкус, После мобилизации в армию он не был там ни разу. До сих пор ему с завода никогда и ничего не присылали.

Оказалось, что письмо, подписанное членами бригады имени Юрия Гагарина, касается ефрейтора Цедлера. Бригада слесарей досрочно выполнила экспортный заказ для Советского Союза и получила за это большую денежную премию. Члены бригады хотели бы послать часть премии своему бывшему коллеге по работе, в настоящее время служащему в армии, если он, разумеется, служит хорошо.

Ефрейтор Цедлер был на хорошем счету, и потому майор не возражал против того, чтобы ему прислали премиальные деньги.

Секретарша майора Харкуса фрау Камски еще до возвращения командира полка навела о Цедлере и Оберихтере соответствующие справки у их командиров и подготовила ответы на оба письма.

Харкус подписал оба ответных письма, решив про себя, что ему следует запомнить фамилию Цедлера. Как-никак бригада выполнила экспортное задание на четыре недели раньше назначенного срока. Четыре недели — результат значительный! Вот к кому на выучку следовало бы направить Пельцера, который пустяковое мероприятие спланировать как следует не может… Правда, учить можно и нужно здесь, в полку…

Внезапно майору пришла в голову интересная мысль, и он попросил вызвать к нему начальника финансовой части полка.