«Блу, я и Том хотим с тобой поговорить».

Тогда она жила в Сан-Франциско...

Блу до сих пор помнила продавленный клетчатый диван в тесной квартирке Оливии и Тома и как Оливия похлопала по сиденью, приглашая ее сесть рядом. Для своих восьми лет Блу была мала и все же не настолько, чтобы сидеть на коленях Оливии, поэтому она устроилась рядом и прижалась к ней. Том сел сбоку и погладил колено Блу. Девочка любила их больше всех на свете, включая и мать, которую не видела почти год. Блу с семи лет жила с Оливией и Томом и собиралась навсегда остаться у них. Они обещали.

Сегодня Оливия заплела светло-каштановые волосы в косу. От нее пахло порошком карри и пачулей, и она всегда давала Блу играть с глиной, когда лепила свои горшки. А вот у Тома была огромная мягкая прическа «афро». Том писал статьи для одного из изданий андерграунда. Он водил Блу в парк «Золотые Ворота», и сажал на плечи, когда они выходили на улицу. Если ей снился страшный сон, она забиралась к ним в постель и засыпала, прижавшись щекой к теплому плечу Тома и запутавшись пальцами в длинных волосах Оливии.

– Помнишь, Тыквочка, – начала Оливия, – как мы рассказывали, что у меня в животе растет ребеночек?

Блу помнила. Они показывали ей картинки в книге.

– Ребенок скоро родится. Это означает, что теперь многое изменится.

Но Блу не хотела, чтобы что-то менялось. Пусть все остается, как прежде.

– А ребеночек будет спать в моей комнате?

У Блу наконец появилась своя комната, и она не собиралась ни с кем ее делить.

Том и Оливия переглянулись.

– Нет, Тыквочка. У меня прекрасная новость. Помнишь Норрис? Ту леди, которая приезжала в прошлом месяце? Ткачиху, которая организовала движение «Художники за мир»? Она еще рассказывала о своем доме в Альбукерке и маленьком сыночке Кайле. Мы показывали тебе на карте, где находится Нью-Мексико. Помнишь, как тебе понравилась Норрис? – Блу, все еще находившаяся в блаженном неведении, кивнула. – Знаешь, что? – жизнерадостно спросила Оливия. – Мы с Томом и твоя мама договорились, что ты теперь будешь жить у Норрис!

Блу не сразу поняла, о чем идет речь, и тупо смотрела в фальшивые, широко улыбающиеся лица.

Том потер грудь, прикрытую фланелевой рубашкой, и заморгал глазами, словно готовый расплакаться.

– Мы с Оливией будем очень скучать по тебе, но зато у тебя появится двор, где можно поиграть.

Только тогда до нее дошло.

– Нет! – захлебнулась она. – Не нужно мне двора! Я хочу остаться здесь! Вы обещали! Сказали, что я всегда буду с вами!

Оливия сорвалась с места и метнулась в ванную, откуда послышались натужные звуки рвоты. Том скорчился на краю старой выщербленной ванны.

– Мы и хотели, чтобы ты осталась, но это было до того, как узнали о ребенке. Понимаешь, с деньгами у нас туго, и все такое. Но в доме Норрис тебе будет с кем играть. Вот здорово!

– У меня и здесь будет с кем поиграть, когда родится малыш, – всхлипывала Блу. – Я все буду для него делать! Не прогоняйте меня! Пожалуйста! Я буду хорошей! Самой хорошей! Вот увидите!

Теперь уже плакали все. Но тем не менее Оливия и Том отвезли ее в Альбукерке в своем ржавом голубом фургоне и удрали, даже не попрощавшись.

Норрис была ужасно толстой и показала Блу, как надо ткать. Девятилетний Кайл научил ее карточным играм и играл с ней в «Звездные войны». Один месяц перетекал в другой. Постепенно Блу перестала так много думать о Томе и Оливии и полюбила Норрис и Кайла. Кайл стал ее тайным братом, Норрис – тайной матерью, и она намеревалась всегда жить с ними. Но тут из Центральной Америки приехала ее настоящая мать, Вирджиния Бейли, и увезла девочку. Они отправились в Техас с группой монахинь-активисток и не расставались ни на минуту. Читали книги, осуществляли художественные проекты, практиковались в испанском и подолгу говорили обо всем. Теперь Блу совсем не вспоминала Норрис и Кайла, снова влюбилась в свою милую маму и была безутешна, когда та уехала.

Норрис снова вышла замуж, так что Блу не могла вернуться в Альбукерке. Монахини приютили ее до конца школьного года, и Блу перенесла свою любовь на сестру Кэролин. Сестра Кэролин отвезла девочку в Орегон, где Вирджиния договорилась о ее пребывании в доме женщины-фермера по имени Блоссом, применявшей на поле исключительно органические удобрения. Блу так отчаянно цеплялась за сестру Кэролин, что Блоссом пришлось отдирать ее силой.

И все началось сначала, если не считать того, что теперь Блу не спешила открыть Блоссом душу. Когда ей пришлось уехать, она обнаружила, что на этот раз расставание было не таким болезненным. С этого дня она стала куда осторожнее и с каждым новым переездом все более отдалялась от людей, у которых жила, и под конец уже больше не страдала от разлуки.

Блу осторожно поглядела в сторону кровати.

Дин Робийар явно перевозбудился и ожидал, что она ляжет с ним в постель. Но он не знал, как сильно она ненавидит одноразовый секс. В колледже Блу часто наблюдала, как подружки, насмотревшись «Секса в большом городе», спали с кем попало, когда и где попало и при этом, вместо того чтобы воодушевляться новой победой, все больше впадали в депрессию. В детстве ей слишком часто приходилось терять людей, к которым она успела привязаться, так что увеличивать список вовсе не хотелось. Если не считать Монти, которого она и не считала, у нее было только два любовника, артистические, поглощенные собой и своим творчеством натуры, предоставлявшие ей полную свободу действий. Так было лучше для обеих сторон.

Замок ванной щелкнул.

Ей следует поосторожнее вести себя с Дином, иначе завтра утром он попросту бросит ее здесь и уедет. Но к сожалению, тактичность не была ее сильной стороной.