Значит, придется снимать картину без нее. Они найдут другую актрису – может, не такую блестящую, но тоже неплохую. Беда в том, что всем нужна Джорджи. А в его обязанности продюсера входит делать невозможное возможным. Он не может позволить всем им: Рори, Хэнку, самому ничтожному члену съемочной бригады – увидеть, что не справляется со своей работой.

Они добрались до дома как раз в тот момент, когда небо разрезал первый зигзаг молнии. Брэм схватил Джорджи за руку, не давая подняться на веранду.

– Джорджи… – Воздух отчего-то не попадал в легкие. – Не знаю, стоит ли тебе это говорить…

Ветер снова бросил прядь волос ей в лицо. Джорджи откинула ее и наклонила голову. Брэм отпустил ее.

– Я… скучал по тебе все это время. Больше, чем мог представить.

Кислота обжигала желудок, сердце больно колотилось в груди.

Джорджи продолжала стоять, терпеливо выжидая.

– Помоги мне выйти из этого положения.

– Не понимаю, что ты пытаешься сказать.

– Э… я не понимал, как сильно привык к тебе, пока ты не уехала. Мы… я думал, это всего лишь настоящая дружба, но… не знаю, как сказать.

Тент громко хлопал на ветру.

– Я… кажется… влюбился в тебя.

Джорджи молча уставилась на него.

– Смешно, правда? Как раз в тот момент, когда ты сумела справиться с собой. Теперь… я жалею, что это случилось.

– Я тебе не верю.

– Потому что я солгал насчет Джейд? Но ведь из-за отчаяния. Всего лишь из-за него. Просто я не хотел… признаваться в том, что чувствую на самом деле.

– А что же ты чувствуешь на самом деле, Брэм? Тебе придется высказаться яснее. Потому что я не понимаю…

– Ты знаешь, о чем я.

Очевидно, Джорджи надоели его увертки, она отвернулась и шагнула к крыльцу.

– Это началось именно здесь, – крикнул он вслед. – Не пятнадцать-шестнадцать лет назад, во время съемок «Скипа и Скутер», но прямо здесь, на веранде Трева, три месяца назад. Ты и я.

Она остановилась на верхней ступеньке, повернулась и уставилась на него.

– С тех пор как мы проснулись в лас-вегасской гостинице, все продолжается и продолжается поездка на безумном чертовом колесе.

Порыв ветра поднял и понес по веранде газету.

– Я продолжал считать, что ты мой лучший друг, однако теперь знаю: это больше, чем дружба.

– Это секс.

Брэм ощутил вспышку гнева.

– Да, и секс тоже. Но это не все. Нам нет нужды притворяться друг перед другом. Мы… мы понимаем друг друга. – Он заспешил, вынуждая себя перейти к следующему пункту, хотя ненавидел себя за то, что собирался сказать: – Я даже подумывал… всего лишь подумывал. Твоя идея насчет… – гигантский кулак стиснул его грудь, – насчет ребенка.

Она издала слабый, непонятный звук, но это его не остановило:

– Конечно, я далек от того, чтобы сразу ее принять, просто говорю… что по крайней мере готов это обсудить.

Она пожирала его глазами. Ему хотелось заорать на нее. Признаться, что он лжет. Крикнуть, чтобы она не смела быть такой чертовски доверчивой.

Но вместо этого он постарался отбросить в сторону те жалкие лохмотья чести, которые сумел сохранить до сих пор, и перешел к большому гребаному финалу:

– Я… кажется, начинаю влюбляться в тебя, Джорджи. По-настоящему.

Она прижала кончики пальцев к губам. Раскат грома сотряс веранду.

– По-настоящему? – прошептала она.

Острые камешки дождевых капель жалили его лицо. Он кивнул.

Она ничего не делала. Просто стояла и смотрела на него. А затем произнесла его имя.

– Брэм…

Распахнув объятия, она бросилась ему на шею, прижалась к груди.

Ее нога скользнула между его ног.

Ему хотелось завыть от тоски и ужаса. Что он наделал?!

Но это длилось ровно до той минуты, пока она не вздернула колено и не врезала ему между ног.

Сквозь мучительный вопль боли до него донеслось два слова:

– Ты ублюдок!

Рев ветра… топот босых ног по полу веранды… стук двери… исчезающая в доме Джорджи…

И звуки его тяжелого дыхания.

Брэм, схватившись за перила крыльца, изо всех сил старался не потерять сознание.

Дверь открылась снова, и ключи от его машины, перелетев через всю веранду, утонули в песке.

Гроза разразилась в полную силу.

Джорджи прислонилась к запертой двери, судорожно сжимая живот, чтобы кипящие внутренности не прорвали кожу и не вывалились наружу. Дождь безжалостно бил по стеклам… бил по ней.

Брэм не изменился. Он по-прежнему использует людей, манипулирует окружающими. Вот и сейчас ради того, чтобы добиться цели, готов сделать вид, будто согласен предложить Джорджи то, чего она жаждет больше всего на свете.

Буря бушевала на улице, но куда более свирепая буря бушевала в душе.

Фикции этого брака пришел конец. И не будет дружеского развода. Никаких Брюсов Уильямсов и Деми Мур. На этот раз публичное унижение будет вообще невыносимым. Но ей плевать! Больше она не желает угождать общественному мнению. И никогда ей не быть смелой девчонкой Скутер Браун, способной выпутаться из любой неприятности с улыбкой и очередной остротой. Она реальная женщина, которую предали.

И на этот раз она сумеет отомстить.

Обретя способность двигаться снова, Брэм потащился на пляж и бросился в воду. Не замечая злобных волн, набегавших на берег, он молился, чтобы вода смыла его грехи.

Брэм нырнул под воду, выплыл и снова нырнул. Всю свою жизнь он суетился, изворачивался, интриговал, но никогда не совершал такой подлости, как в этот раз, когда пытался обвести вокруг пальца женщину, которая менее всего заслуживала чего-то подобного.

Брэм увидел летевший на него огромный вал за мгновение до того, как вся громада воды обрушилась на него. Он ушел вниз, захлебнулся, снова показался на поверхности и снова нырнул. Песчинки оцарапали локоть. Что-то острое впилось в ногу. Он терял силы. Легкие горели. Течение подхватило его и понесло: вверх, вниз… Брэм сам не знал, куда его несет. Равнодушный поток, следующий назначенным курсом.

Он вырвался на поверхность, увидел берег, но вода тянула на дно.

Джорджи стала его совестью, любовницей, ангелом-хранителем, лучшим другом.

Она стала его любовью…

Его тело рванулось к свету, мерцающему сиянию, который видел лишь он. Брэм жадно хватал губами воздух, пока снова не ушел вниз, до самого дна.

Он любит ее.

Течение снова принялось швырять его во все стороны: бесполезную частичку человеческого мусора, чьей целью в жизни было ублажать себя одного.

Но перед ним вдруг возникло лицо Джорджи. Ее образ и вытолкнул его на поверхность.

Кровоточило все: его локоть, его нога, его сердце.

Брэм выбрался на берег и рухнул на песок.

Она заперла двери, чтобы он не вошел. С него словно содрали кожу, тот прекрасный фасад, за