мужчина.

— Наши разногласия, Саймон, начались до того, как я стал достаточно взрослым, чтобы спровоцировать их.

Саймон вцепился в край стола, так, что суставы пальцев побелели, и пристально уставился на сына. Их взгляды столкнулись в молчаливом поединке, тишину нарушало только тиканье позолоченных часов на каминной полке. Внезапно Саймон резко упал обратно в кресло, нетерпеливо проводя пальцами по своим темным волосам.

— Если бы я знал, что ты придешь, я бы устроил так, чтобы Констанс тоже была здесь, — сердито сказал он. — Я знаю, тебе нравится ее компания.

При упоминании о Констанс Куин расслабился. Он подошел к кожаному креслу, расположенному у стола орехового дерева.

— Прекрасная Констанс. Да, вот это женщина! — Он удобно устроился в кресле и многозначительно взглянул на своего отца. — Неглупая и страстная.

— Неглупая? Как ты можешь так говорить? Констанс самая пустоголовая женщина, какую я когда-либо встречал, и к тому же, настаивает на том, чтобы вмешиваться в дела компании.

Куин бесстрастно взглянул на отца.

— Констанс сейчас владеет половиной компании «Коупленд и Пил», к тому же она замечательная женщина. Не стоит так быстро отвергать ее мнение. Она может быть и легкомысленна, но не глупа.

— Она надоедлива и ничего не знает о делах! — объявил Саймон, поднимаясь с кресла и не спеша двигаясь по комнате.

— Она была замужем за твоим партнером в течение двадцати одного года, — напомнил Куин.

— Да, и Бен уделял слишком много внимания ее безумным идеям.

— Каким безумным идеям? — холодно спросил Куин. — Строительству совершенно нового корпуса? — Он подошел к камину и стряхнул пепел со своей сигары на каминную решетку. — Ты глупец, Саймон. Ты ведь знаешь про слухи о работах, которые ведутся на верфях Смита и Дэймона в Нью-Йорке.

— Я — глупец! — Саймон разъяренно обернулся. — Проклятье, Куин, мы проходили через это сотни раз. Корабль, чья ширина недостаточна для того, чтобы поддерживать равновесие, пойдет ко дну. Кораблестроитель не может идти против естественного порядка вещей. Чтобы понять ошибочность твоей идеи, тебе достаточно понаблюдать за природой. Едва ли существует такой вид рыб, у которых самая широкая часть тела находится не рядом с головой.

— Рыба — это рыба, Саймон, а корабль — это корабль. Рыба плавает только в одной среде — в море. И на глубине, там, где она обитает, море спокойно. Корабль же должен справляться с двумя стихиями — водой и ветром, и обе они непредсказуемы. Ты так сильно ошибаешься, Саймон, — сказал Куин, его глаза резко сверкнули, — но, как всегда, уверен в своей непогрешимости.

Саймон печально посмотрел на сына, затем подошел к столу и устроился в кресле, откинувшись на его спинку. Он сказал спокойно:

— Не могли бы мы прекратить эту бесконечную перебранку?

Улыбка Куина была холодной, она никоим образом не затрагивала его глаз.

— Честно говоря, именно для этого я и здесь. У меня есть кое-что для тебя, кое-что, о чем ты так долго просил меня.

Саймон изумленно взглянул на сына, от его взгляда не ускользнула мрачная усмешка на губах сына.

— О?

Куин поспешно покинул комнату и вернулся несколькими мгновениями позже, таща за собой встревоженную Ноэль. Саймон недоуменно уставился на жалкое изнуренное создание, щеголявшее алыми румянами и грязным платьем. Это было невозможно! Он притащил вульгарную шлюху в дом своего отца.

Голос Саймона стал ледяным.

— Что все это означает?

Торжествующе сверкая глазами, Куин ответил:

— Рад представить тебе мою жену. Мы поженились прошлой ночью.

Пожилой мужчина потерял дар речи. Его лицо застыло в изумлении, когда он впился взглядом в возмутительную копну морковных волос.

— Церемония была неортодоксальной, но абсолютно законной, — Куин пристально смотрел на своего отца, наслаждаясь каждым моментом своей мести. — Том Салли был свидетелем.

Потрясенный Саймон вскочил со своего кресла, его челюсти крепко сжались.

— Если это твой способ пошутить…

— О, это не шутка, — вкрадчиво оборвал его Куин. — Вспомни, Саймон, ты был единственным, кто хотел, чтобы я женился. Ты хотел, чтобы я устроился, стал респектабельным… был точно таким же закоснелым и скучным, как ты. — Его голос в гневе повысился. — Но понять, какого черта ты, из всех людей сделался таким ревнителем брака, выше моих возможностей, — он хотел сказать что-то еще, чтобы нанести очередной удар, пусть даже небольшой, в открытую рану, зная, что даже легкое прикосновение может заставить ее болеть. Но подумав лучше, он удовлетворился тем, что сказал: — Ты был единственным, кто хотел, чтобы я взял себе невесту. Ну что ж, я сделал это, и теперь можешь получить ее. Я надеюсь, вы оба будете очень счастливы.

Куин повернулся на пятках и направился к двери. Уже подойдя к ней и взявшись за ручку, он остановился и повернулся лицом к отцу.

— Кстати, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить эту прекрасную леди выйти за меня замуж. Она привыкла к тому, что ее услуги оплачиваются, — засунув руку в карман, он вытащил из него толстый конверт и швырнул его в сторону Саймона. Конверт пролетел по воздуху и с хлопком шлепнулся на поверхность стола.

— Позаботься о том, чтобы она получила эти деньги.

Ноэль не могла больше этого слышать. Обезумев от ярости, она бросилась в его сторону, вытягивая руки, словно клешни, и громко пронзительно закричала:

— Ты ничтожество! Я ненавижу тебя! Даже огонь ада слишком хорош для тебя, проклятый ублюдок!

Уворачиваясь от ее летящих кулаков, Куин расплылся в широкой усмешке в ответ на ее вспышку.

— Очаровательна, не правда ли?

Дверь за ним захлопнулась.

Не двигаясь, Саймон смотрел на закрывшуюся дверь. Его лицо было мрачным и напряженным, но он ничего не чувствовал — ни гнева, ни разочарования, ни боли, ни обиды и вообще никаких эмоций, которые могли бы в нем бушевать. Так неожиданно пораженный этим ударом, он был опустошен и ошеломлен реальным доказательством того, насколько велика была ненависть его сына к нему. Другой человек на его месте мог бы зарыдать, взмолиться, или закричать, но Саймон ничего такого не сделал, потому что не знал каково это. Слишком много лет прошло с тех пор, когда он переживал столь глубокие чувства.

И в этот момент пришла боль.

Воспоминания, которые он так благополучно похоронил в своих мыслях, мгновенно перенесли его в прошлое: вот он крепко обнимает своего сына, подбрасывает его в воздух, бегает вместе с ним. Он помнил, как этот маленький мальчик часто приходил на мыс Кросс судостроительной верфи. Иногда он тихо сидел и просто наблюдал за плотниками, пока они работали, но чаще всего приставал к ним с вопросами.

А затем последовали мучительные годы, в течение которых он видел только неприкрытую ненависть в тех же самых глазах, которые когда-то ему улыбались. Он не мог противостоять собственному чувству вины, потому как мальчик был слишком большим напоминанием о том несчастье, которое произошло в личной жизни Саймона, слишком большим напоминанием о том другом человеке, которого они вместе так