уставилась на отца. — Они сделали это нарочно.

Отец пожал плечами, полностью сдавшись.

— Может, и так. Какое это имеет значение? Результат один и тот же — кафе нет. Мы вполне можем его закрыть.

Девушка не верила своим ушам.

— Папа! Разумеется, это отбросит нас назад, но мы встанем на ноги, я уверена.

Томмазо уныло возразил:

— Допустим, мы оправимся, — произнес он глухо. — Только зачем? Чтобы они пришли и снова все разрушили?

Марионетта еле сдерживалась. Как может ее отец так легко сдаться, вести себя настолько трусливо? Марио, увидев выражение ее лица, быстренько скрылся в кухне со словами:

— Пойду-ка лучше отключу электричество.

Действия Марио, казалось, пробудили деда от потрясения. Он со скрипом отодвинул стул и неуверенно поднялся на ноги.

— Пойду поищу свечи, — проговорил он и прошаркал за Марио.

Марионетта осталась наедине с отцом. После недолгого молчания она заговорила.

— Мы не сдадимся, — сказала девушка. — Мне безразлично, что ты считаешь, папа. Мы не сдадимся.

Он зло смотрел на нее, стоя у стойки. Иногда она так походила на свою мать: та же энергия, та же страсть. Только ужасный шрам через щеку напоминал ему, что перед ним не Франческа, вернувшаяся к живым, чтобы упрекнуть его за слабость.

— Я не могу себе позволить еще одну стеклянную витрину, — жаловался он. — И стойку чинить дорого…

— Значит, некоторое время будем держать пирожные на тарелках, — решительно заявила Марионетта. — А стойку сможет починить Тони. Может быть, не слишком хорошо, но сойдет.

— Зачем? — уныло спросил отец. — Какой смысл, Нетта?

Она со злостью стукнула кулачком по стойке, отчего осколки на полу звякнули.

— Смысл в том, — жестко ответила она, — что кафе — это мы, это все, что у нас есть. Это семья Перетти, папа. Если у нас не будет кафе, у нас не будет ничего.

Он смотрел на нее, и на сердце у него становилось легче. Разумеется, Марионетта будет сражаться за кафе, как тигрица. Что у нее еще есть в этом мире? Ни мужа, ни детей — ничего, что должно быть у женщины. Из-за подонка с бритвой в двадцать лет ее жизнь беспощадно изменилась. Чего же удивляться, если она злится при одной мысли, что потеряет свое единственное утешение, единственное место, куда она может приходить и забыться в непосильном труде.

— Ладно, — согласился отец, не сдержав вздоха. — Мы все починим и посмотрим, что будет дальше.

В комнату вернулся дед с парой зажженных свечей, вставленных в бутылки.

— Вот. — Он протянул одну внучке, а другую отнес за столик, где сидел Томмазо. — Порядок, Марио! — крикнул он громко.

Послышался приглушенный ответ, потом громкий щелчок, и свет в кафе погас.

Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полутьме. Бледное лицо Марионетты освещалось лишь свечой. Девушка осторожно прошла к столику у двери, за которым сидели отец и дед.

— Где Марио? — спросила она деда. — Такое впечатление, что он залез в буфет.

— В подвале. Там же главный распределительный щит.

Как бы в ответ под ногами Марионетты раздался глухой удар. Марио стучал в потолок над собой.

— Он нашел люк, — рассеянно объяснил Томмазо.

Дочь удивилась.

— А я и не знала, что есть люк. Думала, единственный вход сзади, с улицы.

— Люк прямо под твоими ногами, — сказал ей дед. — Когда Томмазо тут все переделывал, он закрыл его линолеумом. Там и лестница нормальная.

Марионетта не отводила глаз от деда. В голове ее забрезжила идея.

— Лестница?

— Люди, которым принадлежало это помещение, сдавали подвал парикмахеру, — объяснил дед. — Так что его клиенты приходили сюда, а потом спускались вниз.

Перетти использовали подвал лишь в качестве склада. Марионетта вспомнила мрачные стены, коробки с чаем, пустые ящики, кипы старых газет и паутину, там же в углу скопилась куча мусора — напоминание о давнем воздушном налете.

Появился Марио с зажженной свечой на крышке кастрюли. Лицо его было покрыто пылью.

— Нам надо завтра позвать мистера Колпи, чтобы он все починил, — сообщил он. — Он большой мастер в смысле электричества… — Брат замолчал, увидев лицо Марионетты в свете свечи. — Что случилось?

Она повернулась к брату с сияющими глазами.

— Вот вам и ответ! Подвал!

Ее отец начал понимать, о чем она думает, и раздраженно заметил:

— Не глупи, figlia,[18] мы не сможем открыть подвал для посетителей. Дела обстоят таким образом, что я вряд ли приведу кафе в порядок, не говоря уже о том, чтобы оборудовать подвал.

— Я не собираюсь делать его частью кафе, папа! Мы можем открыть там клуб для молодежи. Там будет музыка, танцы…

Марио взглянул на сестру, зараженный ее энтузиазмом.

— Клуб в подвале? Браво, Марионетта! Почему бы и нет? Мы ведь его никак не используем, папа…

Томмазо отмахнулся от них.

— Не отнимайте у меня время вашими бредовыми идеями. Если в ближайшие дни мы собираемся открыть кафе, надо подумать, какой ремонт сможем провести самостоятельно…

— Но, папа, — умоляюще протянула Марионетта, — это хорошая мысль. Если сможем хоть немного заработать на клубе, мы сделаем настоящий ремонт в кафе, и оно станет таким же, как прежде, даже поставим новую стойку, о которой ты давно поговариваешь…

Томмазо раздраженно встал.

— Хватит, дочка. Я уже наслушался твоих бредней. Собирайтесь, нам пора домой, мы можем поговорить по дороге. Вставай, папа…

Что касается Томмазо, вопрос был закрыт. Он помог Франко подняться в полутьме на ноги, а когда тот задувал свечу, заметил возбужденные взгляды, которыми обменивались брат с сестрой. Клуб в Сохо! Шанс соприкоснуться с другим, давно желанным миром, стать его частью, познать все опасности и удовольствия ночной жизни города… Марионетта почувствовала, как рука Марио сжала ее руку. Она улыбнулась в темноте, зная, что упрямство и решимость у Перетти в крови. Эти качества привели сюда дедушку вместе с молодой женой с далекой Сицилии, они же помогли папе и маме добиться успеха с кафе. Эти семейные черты передались и детям Перетти. Клуб будет, они с Марио об этом позаботятся!