В этот момент, как это ни странно, Эдит было трудно не восхищаться этой женщиной, своим заклятым врагом, которая в любом споре всегда оставалась на высоте.

Трудно, но не невозможно.

– Ты паршивая корова, – сказала она. – Мерзкая толстокожая бессердечная корова.

Леди Акфильд несколько мгновений обдумывала эти слова, потом кивнула.

– Возможно, в твоем нелестном описании есть доля истины, – отметила она. – И возможно, именно по этой причине – или похожей, но выраженной более изящным языком, – мне удалось с таким успехом воспользоваться выпавшими мне шансами, а ты так бездарно растратила свои. До свидания, дорогая.

Возможно, вы спрашиваете себя, почему Эдит, настолько загнанная в угол, не выбрала более современный выход из этой сложной ситуации, и проведя несколько дней в какой-нибудь отдаленной частной лечебнице, не избавилась от этого затруднения, а после не подождала указанные леди Акфильд три или шесть месяцев, с тем чтобы потом смело взглянуть им всем в глаза. Я подозреваю, что она и сама не очень-то понимала, почему так тверда в намерении этого не делать. Она, насколько мне известно, не была особенно религиозна и, как мне представляется, в повседневной жизни довольно редко задумывалась об этической стороне своих поступков, но, возможно увидев способ, который позволил бы ей пощадить жизнь – жизнь, зависящую только от нее и от нее одной, она не могла заставить себя принести ее в жертву. Я думаю, по сути своей это было очень животное решение, и уж совсем не сентиментальное – или любую тигрицу в джунглях можно назвать сентиментальной. Я подозреваю, что женщины значительно лучше большинства мужчин смогут понять, почему нечто, едва ли существующее с точки зрения государства или закона, нечто, чему еще только предстояло начать свое существование, могло вызвать такую преданность.

В конце концов помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. На следующее утро она рассказала мне о своем недолгом пребывании в Бротоне, и я, естественно, с ужасом ждал, что она попросит меня принять более активное участие в этом деле, и вдруг с удивлением услышал, что она подождет, пока Чарльз не соберется очередной раз в Фелтхэм.

– Он туда ездит каждые две недели. Там я его и застану.

– А как ты узнаешь, что он туда собирается?

– Кэролайн мне скажет. И отвезет меня туда.

Эта информация меня одновременно успокоила и ошеломила. Успокоила, потому что это значило, что без меня можно будет обойтись, ошеломила – потому что мне и в голову не могло прийти, что Кэролайн пойдет против матери. Я даже сейчас не совсем понимаю ее мотивы. Ее собственный брак едва теплился. Не исключено, что она не хотела, чтобы развод наследника помешал ей благополучно уладить собственные бракоразводные дела. Могло случится, что она взбунтовалась против матери, чьи ценности, как ей казалось, она навсегда отвергла (что было далеко от истины). А может быть, все было проще. Она любила брата, и ей очень тяжело было видеть его несчастным. А в результате, я думаю, как это всегда бывает, сработало все понемногу.

– Когда ты с ней связалась?

– Она позвонила сегодня утром. Она слышала о том, что я ездила в Бротон. Может быть, ей меня жаль.

– Ну, не скажу, что именно этого я и ожидал, но я рад за тебя. Определенно, куда лучше, если тебе поможет сестра Чарльза, а не я. Дашь мне знать, как идут дела?

– Да.

Несмотря на данное мне объяснение, Эдит совсем не была уверена, что понимает, зачем Кэролайн это нужно. Они не были особенно близки, но и не враждовали. Несмотря на почти непрерывные злобные выпады Эрика в сторону Эдит, они с золовкой достигли чего-то вроде приятельских отношений с оттенком настороженности, однако было бы слишком сильно сказать «подружились», и Кэролайн всегда четко знала, на чьей она стороне. Несмотря на всю свою декларируемую современность, Кэролайн Чейз, весьма далекая от самопознания, была во многом тем самым яблоком, что упало не слишком далеко от материнской яблони. Может быть, она и презирала надутых графинь и жен министров, что составляли двор леди Акфильд, но, если уж на то пошло, среди ее друзей были в основном мятежные и причудливо одетые дети этих самых дам.

В любом случае, какими бы ни были ее мотивы, она сдержала слово. Два дня спустя в квартире на Эбери-стрит зазвонил телефон, Эдит взяла трубку и услышала голос Кэролайн:

– Чарльз сейчас в Фелтхэме, если ты настроена серьезно. Он поехал туда вчера вечером и будет там один до завтра.

Эдит взглянула на Саймона, который с головой погрузился в «Дейли мейл». Он выписывал и «Индепендент», но никогда ее не читал. Она взяла себя в руки и приготовилась к одному из тех немного бредовых разговоров, которые ведутся, чтобы скрыть истинную тему от случайных свидетелей.

– Как мило с твоей стороны, – сказала она.

– Так ты хочешь, чтобы я тебя отвезла?

– Если можно, – последовал короткий ответ.

– Ты можешь сейчас разговаривать?

– Не очень.

– Я буду в начале Слоун-стрит около «Куттс» в десять.

– Хорошо.

Эдит осторожно положила трубку. Не то чтобы, как она объясняла позже, она усомнилась в своем желании встретиться с Чарльзом, но так же, как она обошла молчанием визит в Суссекс, она была не особенно склонна перекрывать себе все отходные пути и сейчас. Но Саймон едва заметил, что она вообще разговаривала по телефону. Она улыбнулась ему:

– А ты сегодня работаешь?

Он поднял голову:

– Во второй половине дня. А что?

– Кэролайн звонила. Позвала с ней пообедать.

– Ты мостов не сжигаешь.

Она не ответила, но ему было все равно.

И снова она очень тщательно выбирала одежду. Проще всего было не выдумывать и облачиться во что-нибудь из того, что она носила, пока жила в Бротоне, но это казалось ей постыдным после того, какое унижение она претерпела от леди Акфильд. И еще, как она теперь ясно видела, это было очень заметно со стороны. Нет, если Чарльз и решит принять ее обратно, то пусть он примет именно ее саму, и не потому, что она может сойти за Диану Бохан или любую другую стерву с ледяным сердцем, из тех, что наслаждаются своей полностью лишенной любви семейной жизнью в сердце мира Чарльза. В конце концов она выбрала узкую черную юбку, которая подчеркивала ее ноги, и свободный синий свитер с вплетенными в узор цветными ленточками. Она причесалась и достаточно сильно накрасилась (то есть скорее для Чарльза, чем для Кэролайн). Эдит окинула взглядом результат и осталась довольна. Из зеркала на нее смотрела хорошенькая, жизнерадостная женщина, достаточно лондонского вида, и было почти незаметно, что она очень старалась.

– Очень мило, – сказал Саймон. – А ты сейчас куда?

– Я думала пройтись по магазинам. Мне еще отцу подарок надо найти.

– Я так понимаю, меня на девичий ланч не зовут?

– Это будет у Кэролайн дома… – Она грустно пожала плечами. – А может, пойдешь со мной сейчас? Если я подберу папе что-нибудь, то пойду в «Харродс». Посмотреть, что они приготовили к лету.

Может показаться, что в таком подходе был некоторый тщательно рассчитанный риск, но ничего подобного. Ни один мужчина в здравом уме не согласится сопровождать женщину по целому ряду магазинов, если она даже не знает точно, что именно ищет. Особенно когда никакого угощения после этого не предвидится. Как она и предполагала, он покачал головой:

– Лучше я воздержусь. Если можно. Увидимся вечером.

– Ты когда вернешься?

Он пожал плечами: