…Оставшись в доме одна, Василиса, с присущим женщине любопытством, осмотрела сначала кухню, переставила с лавки на шесток немытую посуду и, не без робости открыв дверь, заглянула в темную горницу. Увидев опустевшую зыбку, остро почувствовала, что в этом доме на самом деле не все благополучно.

Не раздеваясь, Василиса устало опустилась на лавку и долго сидела в глубоком раздумье. Что ее ожидало впереди, она еще толком не знала. На столе неуютно и пасмурно мигала семилинейная лампа с треснутым, закопченным стеклом. В углу, около порога, на подстилке сиротливо жались друг к дружке два маленьких белоголовых ягненка. Тусклый свет нагоревшего за ночь фитиля бледно падал на их нежную, кудрявую шерсть. На высоких нарах грудой корчились овчинные шубы. Тяжелая, ноющая тоска властно и цепко овладевала Василисой. В темных, неподвижных глазах набухали слезы. Она торопливо вытерла их концом шали, быстро вскочила, словно собираясь куда-то бежать. Постояв секунду возле стола, что-то сообразила, ловко и скоро разделась и повесила шубейку на гвоздь.

От шума белолобые ягнята проснулись и встревоженно подняли свои головы. Василиса наклонилась к двойняшкам, погладила шелковисто-мягкую шерсть.

Вошел Петр Николаевич.

– Стою вот и не знаю, что делать, – глядя на Петра усталыми и чуть печальными глазами, сказала она. – Ты что так долго не приходил? А где мальчик? Есть хочешь? Наверное, можно что-нибудь приготовить? – помогая ему снять полушубок, спрашивала Василиса.

– Найдем все… Главное, в доме хозяйка есть, а остальное… – Петр Николаевич махнул рукой и, приняв от нее полушубок, повесил его на гвоздь.

– А что остальное? – насторожившись, спросила она.

– Остальное, моя дорогая, наша жизнь, – задумчиво ответил Петр. Оправив синий, ловко сидевший на его плечах казачий мундир, улыбаясь, добавил: – Помни, что короткая и круглая она, как надутый бараний пузырь… Видела, как это ребятишки делают?

Она молча кивнула головой.

– А шилом ткнешь его – и нет пузыря!

– Мне непонятно, о чем ты говоришь? – тревожно спросила она.

– Потом все поймешь…

Петр поцеловал ее в горячую щеку и, будто устыдившись, круто повернувшись, вышел в сени. Спустя минуту он вернулся и принес из холодной горницы почти полное сито мороженых пельменей. Он любил готовить их сам и всегда держал про запас. В зимнее время пельмени можно долго хранить.

Когда Сашок вошел, на столе стояло дымящееся блюдо пельменей.

Увидев перешагнувшего порог мальчика, Василиса быстро вскочила, вытерла концом полотенца распаленные перцем губы, подошла к Саньке и запросто поздоровалась.

– Здравствуйте, – ответил он.

– Раздевайся, дружочек, и садись за стол. Только сначала помой руки. В рукомойнике есть теплая вода. – Василиса пыталась играть свою первую и самую трудную роль молодой хозяйки, чувствуя, что мальчик не очень охотно принимает ее заботу.

– Давай, Саня, а то остынут, – сказал Петр Николаевич.

– А мне что-то и есть совсем не хочется, – снимая варежки, промямлил Санька.

– Отказываешься от пельменей? – удивленно спросил Лигостаев. Он-то уж хорошо знал, что Санька любил пельмени больше всего на свете.

– Надоели они мне что-то…

– Зачем говоришь неправду? – неожиданно и бесцеремонно уличила его Василиса. – Не хорошо так! – добавила она строго.

Чувствительный и податливый на ласку, Санька взглянул на незнакомую женщину с длинной и толстой, как у всех казачек, косой, смутился и покраснел. Сунув холодные варежки в печурку, он снял шубу и небрежно бросил ее на нары. Как будто нехотя, вразвалочку пошел к порогу и загремел рукомойником, косясь украдкой на Василисину зеленую юбку и полусапожки, в которые она успела переобуться.

Василиса подошла к парам, взяла полушубок и молча повесила его на гвоздь. Санька кашлянул и отвернулся. Все это видел и хорошо понял Петр Николаевич.

Санька не спеша вытер полотенцем руки и, приглаживая взъерошенный, еще не определившийся вихорок светловолосого чубика, сел к столу.

Василиса пододвинула ему тарелку, наполненную до краев горячими пельменями, и положила рядом с ней новенькую, недавно купленную вилку, которую она привезла вместе со своим незатейливым приданым.

– А ноготки-то у тебя, Сашенька, как у пахаря! – вдруг поймав мальчишку за руку, весело проговорила она и засмеялась. – Ты с такими ногтями и в школу ходишь?

– А я уже два дня не ходил.

– Почему? – Василиса подняла голову и взглянула на смутившегося Петра.

– Да тут мы сено возили, – кладя вилку на стол, ответил Сашок.

– Сено лошадям да коровам, а учение тебе, и пропускать школу нельзя, – отпустив его руку, твердо проговорила она.

– Он смышленый, нагонит, – заметил Петр.

– Все равно нельзя, – упрямо возразила Василиса. – У нас на прииске все учатся… Только один ленивый Кунта часто пропускает. Я в штреке работала и ни одного урока не пропустила. И даже все лето и