Петр ввел под уздцы разгоряченного коня во двор и остановил его возле крыльца. Закрывая ворота, Сашок видел, как дядя Петр помог выйти из кошевки какой-то закутанной в платок женщине и, взяв большой узел, вместе с нею вошел в сени.
Поставив засов на место, Сашок подошел к кошевке и начал разваживать теплого, пропотевшего Ястреба.
Был уже поздний час. В станице всюду горланили на первом запеве красноперые петухи какой-то особой крупной породы, которую, как знал Санька, все почему-то называли голландской… Встревоженные ночным шумом санных полозьев и цокотом конских копыт, во всех концах поселка залаяли собаки.
– Дядя Петь, это кто еще с вами приехал? – когда Петр вернулся, спросил Сашок.
– Тетя одна… жить у нас будет, – снимая с дуги правый гуж, ответил Лигостаев.
– В работниках али как? – допытывался Сашок. Ему не терпелось узнать, что это за пава такая, которую дядя Петя так услужливо и заботливо вынимал из саней…
– Нет, Саня, не в работниках…
Не решаясь сразу огорошить мальчика, он неловко умолк, мучительно думая, как лучше и деликатнее объяснить ему, что эта чужая, незнакомая женщина будет его, Лигостаева, женой и Санькиной матерью…
– А как же?
– Вот так и будет жить…
Петр Николаевич снял с коня ременную шлею и накрыл спину Ястреба теплой, специально выстеганной попоной. Он понимал, что такой неопределенный ответ не мог убедить мальчика. Надо было говорить правду и закончить все разом.
– Мать я тебе, Санька, привез, – дрогнувшим голосом проговорил наконец Лигостаев.
– Мать? – удивленно и протяжно выговорил Сашок и замер на месте.
– Да, Саня. У тебя ведь нету матери? Вот я и нашел…
– Нашел? Мать мне нашел? – тихо переспросил Санька и тихо повел по кругу закутанного в попону Ястребка. О своей матери он знал от тетки, у которой воспитывался. Тетка в прошлом году померла, и Санька решением схода был определен к Куленшаку подпаском.
– Нашел, Сашок, – вышагивая с ним рядом, задумчиво проговорил Петр Николаевич, поглядывая на мальчика сбоку. И вдруг тихо спросил: – Ты меня любишь, Саня?
Санька как-то странно посмотрел на Петра Николаевича и ответил не сразу.
– Ты чего же молчишь? – напряженно спросил Лигостаев. – Может быть, тебе плохо у меня?
– Да нет, дядя Петь! Вы славный! И потом… – Сашок путался в словах, как в дремучем лесу. – И опять же я у вас живу, и вы мне валенки скатали новые…
– Не в этом суть. Глупый ты, Санька!
– Наверное, еще глупый, – придерживая ослабевший повод, согласился Сашок.
Усталый Ястреб, вяло помахивая головой, звонко давил подковами притоптанный во дворе снег. Захлопав крыльями, в курятнике голосисто пропел молодой петушок, оставленный на племя из тех цыплят, которых весной выкармливала Маринка на своей ладошке. У темной повети лежал воз заиндевевшего сена, словно упрекая хозяина за его несуразные поступки. Выжидательно притих старый вяз. В конюшне гулко поскрипывали ясли. Учуяв Ястреба, кобылицы терлись мордами о поломанные ребра яслей и беспокойно позвякивали недоуздками. Из хлева слышались шумные и протяжные вздохи коров. Петр еще не знал, что они подоены, сердито ударил пристывший к снегу помет и больно ушиб себе ногу. Сдерживая раздражение, спросил:
– Степанида так и не была?
– Нет, не была. Я было хотел сходить, узнать насчет дойки коров.
– Ну и что? – Чиркнув спичкой, Петр Николаевич наклонился и закурил.
– Пошел, да воротился.
– Правильно сделал. Нечего ей кланяться, – жестко сказал Лигостаев.
– Да и я подумал: заругается и не придет, – сказал Санька. – А мы, дядя Петь, коров сами подоили, – добавил он.
– Звал кого? – с тревогой в голосе спросил Петр Николаевич. Ему вовсе не хотелось, чтобы о его скандале со снохой узнали соседи. Он еще не знал, что дело о размолвке со Степанидой обстоит куда хуже, чем можно было предположить.
Вечером, когда Сашок приходил к Агашке, она уже сидела у Степаниды, все выпытала у разозленной бабенки и тут же растрезвонила по всей станице. Даже до атамана Туркова дошла.
– Так за кем же ты все-таки бегал? – когда Сашок и конь поравнялись с ним, переспросил Лигостаев. Он стоял возле кошевки и курил.
– Коров подоила тетя Липа, – ответил Санька и остановил Ястреба.
– Какая еще тетя Липа?
– А Лучевникова, нашенская, которая за толстого купца замуж вышла.
Лигостаев швырнул под ноги недокуренную папиросу и сердито придавил ее валенком.
– Откуда только она взялась? – тихо спросил Петр Николаевич и расслабленно присел на кошму.
– На улице меня встретила и начала спрашивать то да се… – Сашок подробно рассказал, как было