где гусара уже ждал миллион рублей собранного дохода. На небосклоне фаворитов вставала звезда девятнадцатилетнего Александра Ланского, которым руководил Потемкин, а сорокавосьмилетняя Екатерина приглядывалась к его мужественному стану и прекрасному цвету лица. Свежесть лица Ланской унаследовал от своих польских предков, а стан сформировал в конной гвардии.
Жизнь Рибаса, жажда собственного дела и собственной удачи тонули в домашних пересудах, ничтожных корпусных дрязгах. Поэтому господин майор со всех ног поспешил к вернувшемуся из путешествия по Уралу Виктору Сулину: теперь было с кем посоветоваться обо всем. Виктор, разбирая коллекцию минералов, выслушал рассказ о перипетиях жизни Рибаса и высказался определенно:
– Прежде, чем начинать попытки сделаться дипломатом, вам, Джузеппе, надо было вступить в масонскую ложу.
– Вы серьезно?
– Конечно. Сейчас в Петербурге масонских лож больше, чем ямщиков. Елагинская ложа, Дубинская, «Урания», Розенберга, Рейхеля. А люди в них какие – князья Гагарины, Репнины, Куракины. Я уверен: будь. вы масоном, братство непременно помогло бы вам.
Рибас задумался. Виктор вручил ему книгу Сен-Мартена «О заблуждениях и истине», велел изучить ее.
Над библией мартинистов Рибас зевал несколько, дней и вернул книгу Виктору со словами:
– Это не для меня.
– Конечно, – согласился Виктор, – тут галиматьи изрядно. Но если вы все еще хотите оказаться дипломатом в Неаполе, лучших покровителей вам не найти. Я советую вступить в шведскую ложу князя Гагарина.
– Почему?
– В Швецию недавно ездили Розенберг и князь Куракин и они были посвящены там во все степени масонских тайн.
Оказывается, в Петербурге шла бурная и неведомая Рибасу жизнь. Вздохнув, он согласился вступить в ложу больше из любопытства, чем из уверенности в помощи масонов. Передав Виктору вступительный сторублевый взнос, в один из вечеров он приехал в гагаринский особняк, где его оставили наедине с незнакомым человеком в алой накидке. Незнакомец завязал Рибасу глаза, взял за руку и куда-то повел. Шли долго, кружили на месте, поворачивали, пока Рибас не услышал вопрос:
– Зачем вы вступаете в наше братство?
Виктор предварительно учил его ответам, но теперь Рибасу вдруг захотелось отвечать по-своему.
– Чтобы вместе попытаться хотя бы определить: что истинно, а что ложно.
– Что есть истина?
– Это то, что мы ищем, но не находим.
– Зачем вам тщета этих поисков?
– Я не знаю. Возможно, такова натура человека.
– Что есть человек?
– Разве можно ответить на этот вопрос в двух словах?
С него сняли кафтан и обнажили грудь, сдернули рубашку к плечам. Сняли с пояса часы, с левой ноги башмак, вывернули карманы и обнажили левое колено. Снова повели куда-то с завязанными глазами, дали в руки молоток и приказали ударить о дверь, которую он нащупал свободной рукой, три раза, после чего дверь, неприятно заскрипев, отворилась. С него сняли повязку и закрыли в темнице, где на столе светился череп и лежала книга. Он пробыл тут довольно долго, рассеянно перелистывая книгу, оказавшуюся Библией, и удивляясь собственной впечатлительности и необычному душевному состоянию. Вдруг за спиной послышался голос:
– Читайте со страницы, на коей раскрыта книга сия.
Он прочитал: «После чего Иисус вышел и увидел мытаря, именем Левия, сидящего у сбора пошлин, и говорит ему: следуй за мною. И он, оставив все, встал и последовал за ним».
– Истолкуйте прочитанное, – послышался голос.
– Слово бывает всемогущим, – отвечал Рибас.
– Что вы думаете при этом?
– Есть ли в вашей ложе сборщик податей?
– Вы бедны?
– Нет.
Он три раза оказывался в темницах, открывающихся после троекратного стука молотком. Его заставили прыгать с завязанными глазами через ямы, преодолевать рвы. Потом ввели в прохладное и, видимо, большое помещение, где, как он понял, было много людей. Его расспросили: кто он и откуда, сняли повязку – возле своей обнаженной груди Рибас увидел три меча, а по груди текла кровь. Когда и кто рассек кожу он не мог понять. Густеющую кровь соскребли в чашу, протерли грудь губкой и он повторял за кем-то слова клятвы:
– Жертвую именем и жизнью во имя братства. Присягаю братству, присягаю тайнам, присягаю навечно. Изменю – предам душу вечному проклятью, а тело – смерти от суда братьев.
Ему велели выйти и одеться. Когда он вернулся, его провели по ковру со странными узорами, среди присутствующих он не мог узнать даже Виктора – свет шел из черепа на столе, где лежали молоток, линейка и циркуль. Незакомые люди троекратно обнимали Рибаса, затем указали его место и объявили, что он возведен в степень учеников и товарищей. Потом начался странный разговор, в котором новообращенный не мог уловить никакого смысла, но вдруг почувствовал себя уставшим, как от тяжких трудов.
Вступление в гагаринскую ложу оказалось удачным, так как король шведский Густав III сразу после этого прибыл в Петербург. Придворные яхты вместе с фрегатом «Святой Марк», которым командовал далеко не святой знакомец Рибаса по Италии Марк Войнович, встречали шведского цезаря у Березовых островов. Марк Иванович недавно вернулся из Ливорно, и Рибас только намеревался встретиться с ним.
Екатерина приняла короля в тронном зале. Бецкий сопровождал его в Академию художеств, Петергоф и Ораниенбаум, где демонстрировал успехи в живописи и строительстве. Густава III чрезвычайно заинтересовало то обстоятельство, что отец Бецкого Иван Трубецкой был пленен шведами под Нарвой в 1700 году в числе 780 офицеров, прожил в Швеции восемнадцать лет, пробовал бежать и за его поимку назначили четыре тысячи, посадили в стокгольмские казематы, но именно в это время появился на свет мальчик, которого воспитывала не мать-баронесса, а Ирина Нарышкина, законная жена Трубецкого, приехавшая к плененному мужу в Стокгольм из терема. Ваня учился в шведском кадетском корпусе, стоял на часах при шведском знамени и ходил в ночные караулы.
Густав III весьма тепло отнесся к полушведу Ивану Ивановичу.
– Ваша академия – величайшая в мире. Ваши дворцы сравнимы лишь с эллинскими, – рассыпался в похвалах король. В шляхетском корпусе Густав онемел: кадеты маневрировали, стреляли, рыли ретрашементы, брали крепость. Это были учения, но завтра все могло быть по-настоящему.
Ночью, тайно, Густав посетил гагаринскую ложу, где масон Рибас слушал его речь, посвященную не столько нравственному самопознанию, сколько необходимости приобщать к шведско-масонским догматам цезарей мира сего. Позже Виктор сказал:
– Он встречался с Павлом, передал ему масонские книги с явной целью сколотить крепкую прошведскую партию в Петербурге.
Бецкий по-своему истолковал визит короля:
– Густав приезжал, чтобы мы помогли ему сберечь шведскую Померанию от притязаний Фридриха II. Наследник Павел жаловался Никите Панину, что король нелестно отзывался о его кумире – Фридрихе.
Так или иначе, но вступление Рибаса в ложу ничем не сказывалось на его карьере. Более того, оно было ознаменовано неслыханной ночной бурей. Утром кадеты прилипли к окнам, стараясь разглядеть любское судно с яблоками, вынесенное на Васильевский отров. Другой купеческий корабль бушпритом въехал в Зимний дворец. По Невскому ходили шлюпки, плавали дома и заборы, а одна изба переплыла Неву. В саду кадетского корпуса буря разметала беседки, павильоны, гроты. В Летнем саду, где регулярный стиль сменился пейзажным и деревья перестали подрезать, их вывернуло с корнями. Многие скульптуры погибли. «Венеру Таврическую», которую еще Петр I выменял на мощи святой Бригитты, успели