нашем дворе вещи…

– Сплетни! – потребовал банкир.

– Господин барон велел мне повнимательнее приглядеться к окнам пятого этажа, выходящим на двор конторы…

– Ну, ну! – подстегнул банкир, заинтересованный гораздо более, чем изображал.

– А также держать под наблюдением дом, вход с улицы Нотр-Дам-де-Назарет, где живут трое молодых господ: Морис, Этьен и Мишель.

– Прекрасно! – одобрил банкир, тайком зевнув, и в качестве извинения добавил: – Короче!

– Молодые люди находятся в том возрасте, когда любят играть в секреты полишинеля…

– Женщины?

– Не слишком… исключая Мишеля.

Банкир насторожился.

– Хотя господина барона интересует, надо полагать, вовсе не Мишель, а племянник – Морис.

Банкир приложил указательный палец к кончику носа, что являлось у него признаком живейшего нетерпения.

– Я не буду больше говорить о Мишеле, – пообещал Трехлапый. – Так вот, господа Морис и Этьен ударились в сочинительство. Работают как каторжные, пишут драмы, это известно всем: целыми днями они декламируют во всю глотку и спорят чуть ли не до драки. Соседи опасаются, как бы они ненароком не спалили дом.

– Чепуха! – прервал гостя банкир.

– То есть? – переспросил тот несколько обиженный.

– Чепуха! – повторил банкир. – Короче!

– Они продали все. На драмах, которые не берут театры, много не заработаешь. Одно время господин Мишель тоже вкалывал с ними, но теперь…

Трехлапый внезапно прервался, вспомнив, что обещал не отклоняться на Мишеля.

– Забавно! – произнес банкир, делая поощрительный жест.

– Прошу прощения. Я знаю, что Мишель вас не интересует. Мы, нормандцы, слишком болтливы.

Банкир неопределенно кивнул, и Трехлапый стал докладывать дальше.

– Господин Морис питает весьма серьезные чувства к одной достойной девице, и если бы господин барон задумал его женить…

– Мальчишка по уши влюблен в мою дочь, – отозвался банкир. – Идиот!

– Почему же? Мадемуазель Шварц достаточно богата для двоих.

На это вкрадчивое замечание банкир отрубил:

– Свадьба – дело решенное… почти.

Затем он закинул ногу на ногу и, стараясь сохранять безразличный вид, полувопросительно произнес:

– Мишель?

– Вы хотите сказать – Морис? – поправил его Трехлапый. Легкая улыбка затаилась под взъерошенными усами калеки.

Он медлил с ответом, делая вид, что недопонял. Господин Шварц топнул ногой и вскричал – на сей раз на общедоступном языке:

– Черт возьми, господин Матье! Не выводите меня из себя. Вы что-то знаете про этого негодника Мишеля. Выкладывайте!

Господин Матье прикинулся удивленным, скрывая насмешку.

– Мне же запрещено… – начал он, – но… готов служить. Хотя, признаться, куда приятнее рассказывать о детских шалостях Мориса с Этьеном. Господин Мишель пошел по плохой дорожке, шляется по притонам и играет напропалую.

– Играет напропалую! Мишель!

– Проигрывает по двести-триста луидоров за вечер, бегает по ужинам и театрам, делает несуразнейшие долги и, самое странное, их оплачивает!

– Оплачивает! – повторил банкир. – Забавно!

Он встал и прошелся по комнате.

Как только хозяин повернулся спиной, физиономия Трехлапого преобразилась точно по волшебству. Маска ожила, загоревшийся взгляд рванулся к большому открытому окну, выходившему в сад. По аллеям парка прогуливались гости, взгляд калеки молнией осветил всех. Он кого-то искал.

Когда банкир обернулся, Трехлапый созерцал лужайку с вежливым восхищением.

– Райское местечко! – вздохнул он. – Извините!

– Откуда он берет деньги? – спросил банкир.