светские амбиции, ей вдруг хотелось шума, блеска, развлечений, однако желание это проходило довольно скоро, и она вновь впадала в глубокое безразличие. Барон был менее порывист в своем честолюбии, зато более устойчив и ровен.

Вышесказанное может несколько пояснить положение графини Корона в доме Шварцев. Между графиней и баронессой особенной симпатии не замечалось, отношения их были скорее холодноваты, а ведь за редкими исключениями женщина может получить доступ в какой-либо дом только благодаря хозяйке, значит, баронессе Шварц визиты графини были зачем-то нужны. Возраст Бланш и полнейшее доверие барона к жене в вопросах светского этикета не оставляли на этот счет никакого сомнения.

Разумеется, дамы были связаны дальним родством, однако досужие умы, занимавшиеся решением этой маленькой светской загадки, находили ответ в другом: по своему общественному положению графиня Корона стояла и ниже и выше Шварцев. С одной стороны, репутацию ее отягощала сомнительная тайна, мешавшая светскому продвижению, но с другой, она свободно поднималась нате ступени, до которых госпоже Шварц было не дотянуться руками, даже поднявшись на цыпочки. Графиня Корона пользовалась правом заходить за развилку великосветской дороги, одно ответвление которой вело ко двору, другое – в круг избранных.

Графиня была принята, и весьма любезно, в семействе маршала, все многочисленные ветви которого принадлежали к придворным кругам, графиня была близка с Савуа-Буабрианами, царившими в Сен- Жерменском предместье. По мнению многих, два этих безотказных ключа открыли перед нею двери Шварцев.

И тут же возникал новый вопрос: что нужно было графине у Шварцев, знакомство с которыми не делало ей никакой чести? Должна же существовать для нее в этом доме какая-никакая приманка!

Дети иногда выступают провидцами. Бланш, когда была совсем маленькой, сказала про очаровательную графиню, осыпавшую ее ласками и игрушками, что тетя эта похожа на кошку, которая подстерегает мышь.

После отъезда Мишеля в доме Шварцев на какое-то время воцарилось удивление – чего-то не хватало, особенно барону, который был человеком привычки. Потом все двинулось внешне обычным своим ходом, но внутри словно омертвело что-то. Банкир, несмотря на загруженность делами, чувствовал постоянную тревогу и организовал за женой настоящую слежку. Баронесса знала, что взята под наблюдение.

В ту пору к ним зачастил Лекок. Ловкий господин одаривая одинаковой благосклонностью и хозяина, и хозяйку, и трудно было сообразить, для кого именно он старался. Графиня Корона не старалась ни для кого, но тоже что-то высматривала глазами рыси.

Мишель поселился на пятом этаже дома на улице Нотр-Дам-де-Назарет вместе с двумя друзьями, попавшими в похожее положение. Они решили оседлать неуступчивую судьбу и поджидали удачи, намереваясь поразить современников. Друзья Мишеля были поэтами, покинувшими, как и он, салон Шварца, где стихи их пользовались куда меньшим успехом, чем дешевая стряпня Ларсена и Санситива. Что ж, под солнцем искусства для всех находится место: исполненные надежд юные поэты сбежали из унылой конторы банкира Шварца, чтобы сообща бичевать порок. Они собирались поделить мир на троих. Пока что ничего из мечтаемого не появилось на их мансарде, но они были очень молоды, а надежда любит улыбаться влюбленным детям.

Однажды утром Домерг, пользуясь отсутствием камеристки, заглянул в покои баронессы, чтобы сообщить:

– Птенчик вчера проиграл тысячу экю в рулетку. Это добром не кончится. Остается надеяться только на Бога да на его святых. Дело, конечно, касается господина барона, но госпожа баронесса так добра!

Домерг не изменил своей привязанности и продолжал присматривать за парнем по собственному почину, даже не подозревая, какую услугу он этим оказывает баронессе.

В тот же вечер госпожа Шварц, тайком вырвавшись с бала, поднялась к Мишелю на пятый этаж. Бальный наряд ее в привратницкой никакого фурора не произвел: господина Лекока посещали элегантные женщины, а в каморку Трехлапого взбиралась дама совсем шикарная, «с самого что ни на есть верху», как выражалась мамаша Рабо. Эшалот с Симилором вовсе не ошибались, подозревая, что дом их кишмя кишит тайнами.

Несколько недель тому назад сюда переехало семейство Лебер, расположившись в маленькой квартирке, окна которой приходились как раз напротив окон мансарды Мишеля. Они давно об этом переезде мечтали, госпожа Лебер считала Мишеля женихом своей дочери. Но между днем, когда проект этот впервые зародился в хорошенькой головке Эдме, и днем его исполнения много уплыло времени. В первый же день, когда Эдме пристыла к окошку, чтобы лицезреть жилище любимого, глаза ее покраснели от слез: в ту первую ночь Мишель вообще домой не вернулся, и Эдме не видела его целую неделю. Что делал он вдалеке от нее? Детский роман, первую главу которого мы читали, возобновлялся в том возрасте, когда душа познает себя. Эдме страдала, думая о сопернице, отнимавшей самое Дорогое, что было в ее жизни. Он вернется, утешала она себя, он не посмеет больше, зная, что я тут…

В тот вечер, о котором мы говорим, Эдме, бледная и печальная, была на своем посту, поглядывая из-за убогих занавесок на противоположные окна. Внезапно глаза ее заблестели радостью: комната Мишеля осветилась.

Блудный сын вернулся домой. Два его дружка, занимавшие соседнюю комнату, трудились: они трудились все время самым усерднейшим образом. Мишель вошел к ним и что-то сказал. Они тотчас же взяли шляпы и вышли. Казалось, он их прогнал. Оставшись один, Мишель занялся окном – даже не бросив взгляд напротив, он тщательно прикрыл его шторой.

Недолгой была радость бедной девушки.

Через несколько минут за закрытой шторой мелькнула тень. Это не была тень Мишеля. Сжав сердце обеими руками, Эдме бессильно упала на стул: в комнате Мишеля находилась женщина.

Девушке стало дурно, и она прикрыла глаза. Когда она их открыла, за белой шторой никого не было. Или ей показалось? Если бы можно было поверить в это!

Эдме решила все разузнать. Мать спала, утомленная дневной работой. Девушка спустилась вниз, пересекла двор и незамеченной оказалась на черной лестнице, которая вела наверх к Мишелю. Сердце ее бешено колотилось, от волнения она ослабла и боялась упасть замертво, ничего не узнав. Лестница не была освещена на том этаже, где проживал Мишель, там царила тьма. За дверью его разговаривали, полоска света обозначала порог. Женский голос в комнате Мишеля сказал:

– Но это секрет, от которого зависит моя жизнь. Ни одна душа не должна знать, как я люблю тебя!

– Мы подыщем пароль, – ответил Мишель. – Я придумал! Когда к вам явится от меня посланец, он