Хотчкисс начал аплодировать, и остальные последовали его примеру. Гризволд свистнул.

Я кивал, улыбался и говорил, что у меня ничего бы не вышло без их помощи. Затем Депп прочистил горло и выступил вперед с большим свертком в руках. Остальные немедленно затихли.

– Что это? – спросил я.

– Ну, – нерешительно сказал Депп, – наша группа, включая тех, кого сейчас здесь нет, потому что они заняты политиканством…

Дансигер зашипела на него.

– …И несколько других свидетелей твоего головокружительного взлета… – он сделал жест в сторону Хотчкисса и Хонникер – …Все вошли в долю, чтобы преподнести этот символ признательности за грандиозную работу, которую тебе удалось проделать и обеспечить агентству контракт с «Миром Нано».

С этими словами Депп протянул мне сверток. Он оказался тяжелым. Я поднес его к уху, словно бы ожидая услышать тиканье. Все рассмеялись.

– Право же, не стоило…

– Открывай, – велела Дансигер. В уголках ее глаз блестели слезы. Может, ее растрогала речь Деппа, а может, все дело в присутствии Хотчкисса… Я развернул пакет и разорвал обертку.

– Подарок тоже завернут. Это на удачу.

Я снял обертку и увидел белую коробку с ярким оранжевым стикером посередине. Послание было напечатано плоскими черными буквами.

– Это точно бомба, – сказал я, и они снова рассмеялись. Я открыл крышку и заглянул внутрь. В коробке лежали идеальные белые прямоугольники. Сотни плоских белых прямоугольников, уложенных аккуратной стопочкой.

– Мы решили, – сказала Дансигер, – что тебе не хватает единственной вещи, чтобы оказаться в одном ряду с великими писателями мира. Бумаги. Теперь у тебя есть немного.

У меня запылали щеки, и к горлу подкатил ком. Запинаясь, я пробормотал какие-то слова благодарности и засмеялся. Я, всю жизнь работавший со словами, на этот раз не сумел сочинить достойную речь. В конце концов, я проговорил:

– Позвольте мне написать вам благодарственное послание. На этой самой бумаге. – Я заглянул в коробку в поисках чего-нибудь пишущего.

– Ручка, – услышал я голос Дансигер. – Ручка? Карандаш? Ему нужно что-нибудь, что может оставлять след на бумаге.

Депп похлопал себя по карманам, словно надеясь отыскать в них что-то этакое. Потом он беспомощно развел руками.

– Как насчет стилуса?

– Он работает только на слэйте, – возразил Гризволд.

– Извини, – сконфуженно пробормотал Депп. – Мы добудем тебе ручку.

– Ничего страшного, – сказал я. – Все и так здорово. Вы слишком добры ко мне…

– Что ж, – сказала Дансигер после долгой паузы. – Боддеккер, мы знаем, что в такие моменты, как сейчас, ты предпочитаешь оставаться один. И я полагаю, тебе надо о многом подумать. Поэтому не будем мешать…

Прежде чем я успел возразить, она поднялась на ноги. Депп, Гризволд и Хотчкисс последовали ее примеру и вышли из комнаты – тепло прощаясь и говоря мне «до завтра». Сердце болезненно сжалось. Моя репутация упредила меня. Верно, мне нравилось оставаться в одиночестве после премьер своих творений, однако на этот раз все было иначе.

Но оказалось, что меня покинули не все. В комнате осталась Хонникер из Расчетного отдела.

– Итак, Боддеккер, – улыбнулась она. – Шестой час. Каковы твои планы?

Я поймал себя на том, что, не отрываясь, гляжу на нее. Не исключено, что я разинул рот. Я до сих пор не мог поверить в реальность происходящего. Наш несостоявшийся поцелуй – в студии, несколько недель назад – казался мне теперь призрачным и ненастоящим.

– Э-э… – Я пожал плечами. Женщина, подобная Хонникер, должна презирать плебейские праздники, вроде дня Канталупы. И все же я решил сказать ей правду и покончить с этим раз и навсегда. Я прочистил горло.

– Да вот, я подумал, что стоит немного расслабиться после всей этой гонки. Я собираюсь заглянуть на Бликер-стрит и поглядеть, что там творится.

Лицо Хонникер посветлело.

– Знаешь что, Боддеккер? Я прожила в этом городе девять лет и ни разу не участвовала в торжествах на День Канталупы. Говорят, все это выглядит грандиозно, и думаю, что настало время убедиться в этом лично. Поэтому, если ты не против моей компании…

Я сделал глубокий вдох и наконец-то собрался с мыслями.

– Буду рад.

…В вестибюле здания меня перехватил Весельчак, желавший поделиться впечатлениями по поводу новой рекламы. Я остановился и представил его Хонникер, а потом выслушал его резюме относительно ролика. С точки зрения Весельчака, в нем говорилось о человеке, которого жестоко побили за то, что он использовал не тот стиральный порошок.

– Спасибо. – Я кивнул ему. – Мы идем, на Бликер-стрит. Хочешь, я принесу тебе канталупу?

– Не. – Он переступил с ноги на ногу и отвел глаза. – Мы с отцом и так идем туда. И еще там будет Дженни с мамой. Дженни нравится со мной танцевать.

– Может, увидимся там?

– О боже, нет! Дженни наверняка заставит меня танцевать. Я буду смущаться.

– Тогда мы не станем смотреть, обещаю.

Мы вышли и направились к метро. Я внезапно заметил, что Хонникер притихла и смотрит себе под ноги. У меня опять защемило сердце: что-то пошло не так, что-то было неправильно. Настало время проявить благородство.

– Слушай, если тебе что-то не нравится или если ты не хочешь идти…

Хонникер подняла глаза и крепко стиснула мою руку.

– Все в порядке. И я действительно хочу пойти с тобой.

– Но что-то не так.

Она остановилась посреди тротуара и уставилась на меня.

– Ты здесь ни при чем. Я сама во всем виновата. Знаешь, ты заставил меня устыдиться.

– Если тебя что-то не устраивает, я пойму, правда. Все мы иногда встаем в позы…

– За годы, что я проработала в Пембрук-Холле, я сотни раз проходила мимо этого бедного человека и замечала, как он на меня смотрит. Мне казалось, он думает обо мне что-то ужасное, и я начала избегать его. Намеренно. А оказывается, он такой обаятельный – если можно так выразиться. И скорее всего он не думал обо мне ничего плохого… – Хонникер вскинула ресницы, а потом снова беспомощно опустила их, закусив губу. – Уведи меня отсюда, Боддеккер.

Недолго думая, я поймал коляску. Я постарался усесться на почтительном расстоянии от Хонникер, однако она решительно придвинулась поближе и взяла меня за руку, стиснув ее из всех сил.

Водитель высадил нас в начале Бликер-стрит. Улицу загромождали лотки, повсюду сновали торговцы и разносчики. Хозяева лавок вытащили наружу столы и разложили на них свои товары. Воздух наполнял острый запах мяса, лука и перца, жаренных на угольных грилях колбас и пива. Музыка доносилась разом из полудюжины мест. На помостах молодые люди играли рок/ ретро-поп и металл. В отдалении мы увидели тучного музыканта с аккордеоном в руках, приглашающего всех желающих танцевать польку.

Едва мы вступили на улицу, нас окружили торговцы пытаясь всучить нам разом три канталупы. Они