Нагибин, Сергей Антонов, Владимир Тендряков, Борис Бедный, а чуть позднее - Сергей Никитин и Юрий Казаков.

Много писалось, иной раз с иронией, что вот-де Антонов под Чехова работает, Казаков - под Бунина, а Нагибин - под Платонова.

Тяжелее всех пришлось, пожалуй, в этом смысле Сергею Петровичу Антонову (есть в литературе его однофамилец, потому ставлю отчество), ибо Бунин широкому кругу читателей еще не был известен, Платонов - тоже, а Чехов издавался много, почитаем был и читаем, и подогнать Антонова под Чехова, наверное, не составляло большого труда (думаю, что любого русского писателя, при желании и ловкости, 'подогнать' можно, ибо каждый из нас любит русскую литературу, воспитан ею, а любовь пристрастна и взаимосвязана!).

Но вот что интересно: обвиняя этих писателей в подражании, а порой и прямо в эпигонстве, наша критика до сих пор не составила себе труда объяснить: а какое же влияние оказали они на современную новеллистику, как сумели пробудить, а потом и повести за собой (именно повести!) сначала жиденький, а затем все более крепчайший строй современных рассказчиков?

Перво-наперво произошло это потому, что они начали писать хорошие рассказы. Разве забудешь номера 'Нового мира', в которых появились такие рассказы, как 'Дожди' Антонова, 'Трубка' Нагибина, 'Новый сотрудник' Бориса Бедного? Рассказы, которые и до сих пор составляют честь нашей новеллистике! Кроме того, в своих произведениях перечисленные авторы выступали так, будто им плевать, что рядом, в особенности в тонких журналах, сюсюкал дамский розовенький рассказец, они дали всем понять, что есть прекрасная русская новеллистика, где человек, его характер, его дела и страсти, его поиск смысла жизни и, наконец, русская природа - сущность всего. А если к этому добавить, что в рассказах этих писателей действовал и жил наш современный человек с близкими нам мечтами, страданиями и радостями, то станет понятен такой огромный, разом завоеванный ими интерес к своей работе.

'Им было хорошо! - слышал я не раз от нынешних рассказчиков. - Шаром покати было в рассказе. Сейчас бы попробовали!'

Что верно, то верно. Сейчас потруднее входить в литературу с рассказами. Сейчас тут такое соревнование! Но... Но опять же оно стало возможным благодаря работе и стараниям этих писателей.

Они ведь не только писали рассказы. Они еще и отстаивали их, завоевывали им 'печатную площадь' и внимание критики.

Статьи Сергея Антонова в газетах и журналах часто практического характера о том, что рассказ почти исчез со страниц 'толстых' журналов, что сборники неохотно и плохо издаются, что надо печатать ежегодник лучших рассказов - эти статьи появились раньше, чем 'письма о рассказе'. Человек не только писал рассказы, но еще и добивался их 'реабилита- ции', руководил семинарами молодых новеллистов.

То же самое можно сказать и о Юрии Нагибине - сколько его выступлений в поддержку рассказа, сколько рецензий на новые, часто первые книжки писателей, а порой и отдельные рассказы появлялись за его подписью в 'Литературе и жизни', в 'Литературной' и других газетах. Спасибо им от идущих следом за ними. Своей самоотверженной работой они сделали большое, не только писательское, но и гражданское дело.

Должен заметить, что в ту пору ведущий отряд наших новеллистов большей частью группировался в журнале 'Огонек'. Тогда этот журнал задавал тон в рассказе. Будучи его читателем, я с нетерпением ждал каждый его номер, и какие радостные открытия тут бывали! 'Кордон-217' и 'Корзина с еловыми шишками' Константина Паустовского, 'Поддубенские частушки' Сергея Антонова, 'Сын', 'Ночной гость' и восхитительный 'Комаров' Юрия Нагибина, 'Крах', 'По ягоды', 'Семь слонов' и другие рассказы Сергея Никитина, 'Кассирша', 'Непогодь' Николая Воронова, 'Скорпионовы ягоды' и 'Сильва' Руфи Зерновой, 'Мокрый снег' Веры Устиновой, 'Ожидания' Александра Рекемчука, рассказы Бориса Бедного, Юрия Казакова, Станислава Мелешина, Анатолия Ткаченко и многих других авторов.

Сейчас эти писатели редкие гости в 'Огоньке'. Как жаль! Журнал массовый, умеющий хорошо оформлять, подавать и поощрять рассказы, взялся печатать детективы с продолжением. Но детективы печатают почти все журналы, тонкие и толстые, а вот культуру рассказа развивают далеко не все. Более того, на мой взгляд, такие журналы, как 'Работница', 'Крестьянка', 'Советская женщина' и военные журналы, как будто специально существуют для того, чтобы скомпрометировать жанр рассказа, и печатают такие поделки, которые зачастую ничего общего с литературой не имеют. А ведь у них многомиллионные тиражи! И получается, что в массы идет макулатура вместо литературы.

Хочется похвалить тонкий журнал 'Сельская молодежь', который на протяжении последних лет упорно стремится объединить у себя лучших наших новеллистов и добился заметных успехов в этом деле. Авторы 'Огонька' постепенно перекочевали туда, где их приветливей встречают. Нагибин, Казаков, Ткаченко, Шукшин, Проскурин, Якубовский, Куваев все чаще появляются на страницах содержательного боевого журнала 'Сельская молодежь'. Кстати, журнал этот издает приложение, и издает недурно. Не возьмет ли он на себя добрую работу - печатать ежегодник лучших рассказов, тот самый, что молча похерило издательство 'Советский писатель'? Это уважаемое издательство само его породило и само его убило, подбирая для сборника не лучшие рассказы года, а те, что составителю были по душе. Составители же начали руководствоваться в последних выпусках сборника не литературными, а конъюнктурными соображениями. И погубили сборник. Был - и нету! Будто корова языком слизнула.

Издание такое необходимо. Надо ж ведь как-то руководить потоком, предлагать читателю действительно лучшее и таким образом приучать его к хорошему рассказу, формировать его вкус.

Есть у нас журнал 'Наш современник', которого прямая задача печатать и пропагандировать современный советский рассказ. На мой взгляд, он не всегда справляется с этой работой. Наряду с отличными рассказами, такими, как 'Браконьер' Юрия Нагибина, 'Кони' Василия Белова, 'Ноев ковчег' Александра Борщаговского, 'Тиргартен' покойного Василия Гроссмана, маленькими повестями 'Падучая звезда' Сергея Никитина и 'Затмение луны' Евгения Носова, здесь появляются произведения вялые, тянучие, с плохим языком. И пока тут, к сожалению, больше этих вещей, чем тех, на фоне которых хилость их особенно заметна.

Думается, что более строгий и принципиальный отбор (разумеется, не перестраховочный) для публикации, более активная и настойчивая работа с авторами помогли бы этому журналу быть интересней и не выходить с такой бледной обложкой к читателю, с какой он выходит сейчас.

Одно время началось у нас доброе дело - издание книжки рассказов. Началось оно на периферии, и, если мне память не изменяет, первым стало печатать такие книжки Пермское издательство. Оно отбирало пять-шесть рассказов и в разноцветных обложках, с не всегда хорошим, но броским оформлением выпускало их. Первые выпуски расходились очень хорошо. Но любое хорошее дело таит в себе пороки, если его захлестывает дух кампанейщины.

Пермское издательство придумало, начало, и тут пошло- поехало. Одно за другим областные, а затем и центральные издательства взялись выпускать книжки рассказов, очерков, а где и 'кашу' - очерки и рассказы вместе. Прилавок книжный завалили продукцией, дешевой не только по цене, но и по содержанию. Результат?

А перестали покупатели брать тоненькие книжки. Серийное производство погубило их. Сейчас осталась в живых лишь одна библиотечка 'Короткие повести и рассказы', издаваемая 'Советской Россией'. Но серия 'Короткие повести и рассказы', видимо, здесь пущена на самотек, так как книжки этой популярной серии тоже издаются ныне серо, и создается вечатление, что порою писатели тащат в них отходы: то, что не пошло в журнале или не вместилось в сборник.

Много сделала и делает для рассказа 'Литературная Россия'. Настойчивость ее в этой работе достойна всяческого одобрения. Но рассказы тут печатаются тоже неровные. Еженедельнику изменяет вкус, и над соображениями эстетического порядка нет-нет да и возьмут верх соображения юбилейно-конъюнктурные, о чем уже говорилось в критике.

В чем же все-таки видятся основные пороки современного рассказа? Может быть, они, эти пороки, в рассказе заметней оттого, что читаю я их с пристрастием, да и на 'маленькой площадке' виднее все и заметнее.

Болезнь, по-моему, старая - упрощенчество. Раньше оно как-то не так бросалось в глаза. А может были мы к упрощенчеству приучены? Писатели как бы не затруднялись проникнуть в глубь явления, остановиться и подумать над фактом. Он, этот факт, выступал большей частью в голом виде. Затопили, допустим, корабли в черноморском порту, а потом, при обороне этого порта, моряки без водолазных костюмов ныряли и из затопленных кораблей доставали снаряды и крушили ими врага.

Героизм? Да еще какой! Достоин такой материал художественного отображения? Еще как достоин! Так и писалось. Вот моряки-герои ныряют, достают, рискуя жизнью, крушат врага.

Но современный рассказчик, взявшийся за эту тему, обязан еще подумать вот о чем: как это умудрилось командование нашего флота задолго до прихода фашистов затопить корабли вместе с боеприпасами, заранее зная, что порт придется оборонять? Зачем оно вынудило людей совершать героические поступки и гибнуть при этом, тогда как можно было без этого обойтись, дольше удержать порт и без паники эвакуировать население?

Короче: современный писатель обязан проникнуть в глубь явления, зайти на него со всех сторон и семь раз отмерить, а потом уж отрезать. Всегда ли так у нас получается? Нет, не всегда, и далеко не всегда.