унести меня и спросить три птичьих желания. Я схватил аистенка. На меня набросилась стая. Чуть до смерти не заклевали! С тех пор при каждой возможности я бросаю в них камнями.

- Понятно, - притихла она. - Верность нужно скорее называть аистиной, чем лебединой. Аисты тяжелее переносят расставание. Они сохраняют пожизненную верность не только друг другу, но и гнезду. Ты жестокий, заключила она.

- Может быть, но первым никого не трогал и не трогаю.

- Если не считать меня. После рассказа хоть перерисовывай. Я изобразила тебя совсем другим.

- Второго сеанса я не выдержу.

- Ладно, пойдет. Бери, - протянула она рисунок.

- Разве ты для меня рисовала?

- Рука запомнила, я легко повторю.

Упившись намертво дождями, лето лежало без памяти. На самой глухой его окраине стыл пляж, пустынный и забытый. Линия воды была выгнута в форме застывшего оклика. Из-под грибков легко просматривалась грустная логика осени. Она была в неудаче зовущего. Кто-то бодро и неискренне шагал в промокаемом плаще. Ему в спину сквозила горькая истина осени. Она была в позднем прощении, в прощании. Мокрые листья тревожно шумели. В их расцветке начинали преобладать полутона. Лирика осени.

Вышло так, что Артамонов был вынужден уехать из города.

Они стояли на распутье. Налево шел закат, направо рассвет, а прямо как и тогда - ночь в черном до пят платье.

- Прости, что я успел полюбить тебя.

- Как ты умудрился? В месяц у нас сходились три - четыре мнения. До сих пор подлежат сомнению мои избранные мысли о тебе. На твоем месте любой бы увел в секрет свои активные действия. Текущих планов нет, одни перспективные. Не молчи!

- Зачем тебе ждать меня? Три года - это очень долго.

- Ты будешь писать?

- Я же говорил - нет. Не люблю.

- Что ты вообще любишь. И все-таки, почему мы прощаемся? Не расстаемся, а прощаемся?

- Я не могу использовать твое время в корыстных целях.

- Ладно, не надо никаких объяснений, лучше поцелуй.

- Набрось капюшон. Наконец-то он тебе пригодится.

- Странно как-то, без явной боли. А ведь это событие. Тебе удалось организовать для меня область мучений. Не знаю, как буду ходить одна по нашим местам. Страшно.

- Все это пройдет, растает, сотрется.

- Не надо меня утешать. Знаешь, как это называется? Условия для совместной жизни есть, но нет причин.

- Я не утешаю, я говорю то, что будет.

- Уезжающим всегда проще. Их спасает новость дороги. Впрочем, к тебе это не относится. Завтра иду на свадьбу к подруге. Мне обещали подыскать жениха. Специально напьюсь, чтоб никому не достаться.

- Видишь, жизнь потихоньку начинает брать свое. У тебя уже есть проспект на завтра.

- Где бы ты ни находился, знай, что до меня тебе будет ближе, чем до любой другой. Обними покрепче.

- Выйди из лужи.

- Пустяки. Возвращайся. Нам на двоих вполне хватит одной моей любви. Мы с тобой еще поживем!

- Я буду иметь в виду. Ведь с тобой я все-таки побудил себя.

- В чем?

- Ничего не опошлил.

- Мне бы твои заботы. Ежик у тебя - хоть снова к цирюльнику.

- Мы разговариваем, будто находимся в разных комнатах. Я о своем, ты о своем.

- Наверное, потому, что осень.

Через пару недель Артамонов уже знал, чем в 'принципе паровая транспортная турбина линейного корабля отличается от газовой. За три года службы на флоте он будет вынужден разобраться с этим в деталях.

ЗАПАНЬ

ПЯТКОЕ

Нечерноземье объявили всесоюзной ударной стройкой. На институт выездным был один стройотряд -'Волгодонск'. Попасть в него могли избранные. Остальным ничего не светило, кроме как строить свинарники в отрядах местного базирования. Это повергало романтиков в самую тончайшую из виданных тоск. Кому охота торчать лето в Стародубе и переделывать навозоотстойники!

Сам собою сформировался 'дикий' стройотряд. Артамонов подал идею. Мучкин приступил к воплощению. Были написаны письма в леспромхозы Коми. В ответах говорилось, что сплав леса относится к разряду так называемых нестуденческих работ. Официального вызова конторы прислать не могут. Если студенты отважатся приехать сами, объемы работ им будут предложены какие угодно.

Ни на юг, ни на север билетов не было. Наконец-то попался какой-то дополнительный поезд со студентами-проводниками. Рудик договорился о двадцати вещевых полках по сходной цене. Решетнев на вокзал не явился. После отправления поезда Матвеенков два раза рвал стоп-кран в надежде, что пасть подземного перехода вот-вот изрыгнет Виктор Сергеича. Долго гадали, что случилось. Решетнев никогда ничего не делал просто так. Но гадание - метод не совсем научный. Оштрафованные за стоп-кран дикари уехали на лесосплав в безвестии.

Матвеенков тосковал глубже всех. За неимением выразительных слов в лексиконе он в течении суток истолковывал печаль механически - легким движением правой связочки он забрасывал в рот стаканчик за стаканчиком из неприкосновенного запаса. Через два дня за окном поезда Харьков-Воркута закачалась тайга. Дикари, припав к стеклам, не отрывались от бескрайностей, теряющихся в голубой дымке.

- Давайте как-нибудь себя назовем! - предложил Артамонов.

- Кряжи!

- Золотые плоты!

- Северное сияние!

- Парма! - выкрикнула Татьяна. - По-коми это тайга.

- С чего ты взяла!?

- Откуда тебе известно такое!?

- Я готовилась к поездке.

- Да, 'Парма' как раз что нужно, - согласился Рудик.

- Давайте разрисуем куртки! Вырежем трафареты и разукрасим!

Долгожданное утро. Позади две с половиной тысячи километров новых чувств, удивления, красоты и восторга. Позади десятки встречных поездов, мчащихся на сковороды южных побережий.

- Здесь вовсе не глушь, - разочаровалась Татьяна.

- Ты хотела, чтобы электропоезд завез в нехоженый край?

- Я ничего не хочу, просто пропадает эффект первопроходства.

Увесистый замок безо всяких секретов с заданной надежностью охранял контору леспромхоза. Учреждение АН-243 дробь 8 - значилось на двери.

- Не иначе, как зона, - сказал Рудик.

Появился неизвестно где ночевавший сторож и сказал, что начальство туда-сюда будет. Туда-сюда по- местному - около двух часов. Но и это не вечность. Директор леспромхоза замкнул вереницу тянучки конторских служащих.

- Откуда такие орлы?

- Мы вам писали, - полуобиженно произнес Нынкин.

- Нам многие пишут.

- А мы к тому же еще и приехали, - сказал Пунтус.

- Рабсила, в принципе, принимается в неограниченном количестве...

- Как стеклотара в 'Науке', - сказал Артамонов.

Директор спросил еще раз, откуда прибыл отряд. Его земляков среди приезжих не оказалось. Директор,