Цезарем: измени то, что случилось, - ты ведь можешь это сделать, если захочешь, - или же обещай мне помощь и содействие, когда я буду мстить убийцам вместе с народом и оставшимися мне верными друзьями моего отца. Если же тебя удерживает уважение к этим лицам или к сенату, не чини мне затруднений. Ты знаешь, как дела обстоят у меня дома; ты знаешь, какие требуются расходы на раздачи народу, порученные мне отцом, и как я стремлюсь выполнить его поручение. Я не хотел бы промедлением вызвать представление о неблагодарности и не желал бы, чтобы задерживались из-за меня те, кто намечены к отправке в колонии и ждут своего выезда в городе. Все имущество Цезаря, которое сразу после убийства было перенесено из дома, подвергавшегося опасности, к тебе для хранения его у тебя в надежном месте, все ценности и все убранство я прошу тебя принять от меня и все, что ты сверх этого пожелаешь. Отдай мне только для раздачи народу чеканное золото, что он собрал для войн, которые он имел в виду. Мне этого золота будет достаточно для раздачи 300.000 человек. Остальное, необходимое для расхода, я занял бы у тебя, если можно на тебя тут рассчитывать, или через тебя из государственных средств, если ты на это согласишься. Свои владения я сразу же продам'.
18. Эта речь Цезаря поразила Антония. Ему казалось, что откровенность и смелость Цезаря превзошли всякие ожидания и не соответствуют его молодости. Его рассердила такая речь, в которой не содержалось необходимой в отношении его пристойности, особенно же его рассердило требование выдачи денег. Антоний ответил Цезарю крайне сурово такой речью: 'Если бы Цезарь оставил тебе, юноша, вместе со своим наследством и именем и управление, ты справедливо мог бы требовать от меня отчетного доклада о государственных делах, и я должен был бы ответить. Но поскольку римляне никогда никому не передавали управления государством по наследству (это касается даже власти царской, при уничтожении которой римляне поклялись не потерпеть дольше другой царской власти, - а убийцы утверждают, что они убили твоего отца, обвиняя его именно в том, что он скорее царствовал, чем управлял), я не обязан давать тебе отчет о государстве и на том же основании освобождаю тебя от того, чтобы ты меня благодарил за управление им. Все делалось не ради тебя, а ради народа, за исключением одного дела, самого важного по отношению к Цезарю и тебе. Если бы я ради собственной безопасности и во избежание недовольства допустил бы присуждение убийцам почестей как тираноубийцам, то это было бы равносильно признанию Цезаря тираном, который как таковой не мог бы претендовать ни на славу, ни на почести, ни на проведение в жизнь своих постановлений. Тогда не могло бы быть и речи о завещании, усыновлении, имуществе, да и труп его не был бы удостоен погребения, даже погребения частного. Ведь законы велят оставлять трупы тиранов без погребения за пределами отечества, предавать бесчестию память их и распродавать их имущество.
19. Я этого всего опасался и боролся за Цезаря, за вечную его славу, за его похороны от имени государства, не без опасности для себя и не без того, чтобы возбудить недовольство; я боролся с людьми быстрыми в своих поступках и наполненных мыслями об убийстве, с людьми, которые, как ты знаешь, и против меня составили заговор; боролся и с сенатом, который гневался на твоего отца из-за его власти. Но я охотно предпочел все эти опасности и страдания, лишь бы не допустить, чтобы Цезарь лишился почетного погребения, он - лучший из деятелей своего времени и счастливейший во всех начинаниях, заслуживающий с моей стороны большего уважения, чем кто-либо. Презрение к этим опасностям, угрожавшим мне, повело к тому, что тебе досталось все то блестящее, что ты имеешь от Цезаря: род, имя, положение и состояние. Было бы справедливее, чтобы ты, молодой человек, меня, значительно старшего, чем ты, за это благодарил, а не упрекал за уступки, сделанные мною, чтобы успокоить сенат или чтобы добиться того, что мне надо было, или по другим причинам и соображениям. Но достаточно для тебя и того, что я об этом сказал. Ты намекаешь, будто я стремлюсь к власти верховной, хотя я к этому не стремился, но я не думаю, что я этого недостоин; ты якобы огорчен тем, что завещание Цезаря не касается меня, а сам признаешь, что для меня достаточно и происхождение от рода Геракла.
20. Что касается твоих денежных затруднений, то я был бы склонен думать, что ты шутишь, когда выражаешь желание занять на покрытие их средства у государства, если бы я не был уверен, что ты еще не знаешь, что отец твой оставил государственную казну пустой. С тех пор как он пришел к власти, доходы вносились ему, а не в казну. Мы найдем эти доходы в имуществе Цезаря, когда постановим, что их следует отыскать, и в этом не было бы ничего несправедливого по отношению к Цезарю, которого нет уже более в живых. Он не находил бы несправедливым, если бы у него при жизни потребовали отчета. Ты увидишь, что тебе не удастся владеть этим имуществом без того, чтобы многие частные лица один за другим его у тебя не оспаривали. Тех денег, которые перенесли в мой дом, не так много, как ты полагаешь, да сейчас и нет у меня ничего: все, кто занимает должность и имеет власть, все, кроме Долабеллы и моих братьев, поделили все между собой немедленно как имущество тирана. Благодаря этому мне удалось изменить их точку зрения и склонить принять решения в интересах Цезаря. Ведь и ты, если ты благоразумен, выдашь имеющиеся у тебя остатки имущества не народу, а тем, кто выражает свое недовольство, а они, если они заодно с тобой, отправят народ в колонии. Ты недавно изучал греческую литературу и знаешь, что народ непостоянен и уподобляется движущейся волне в море: одна приходит, другая уходит. В этом смысле народ тех из нас, кто домогается его расположения, то возносит на недосягаемую высоту, то ставит на колени'.
21. Разгневанный этими словами, из которых большинство было сказано, чтобы его обидеть, Цезарь удалился, часто призывая имя отца. Все имущество, доставшееся ему по завещанию, он немедленно предназначил на продажу, этим своим рвением добиваясь получить содействие народа. А когда по этой причине выявилась вражда Антония к Цезарю и сенат постановил немедленно потребовать государственные деньги, Цезарь стал возбуждать у большинства опасения из-за унаследованного им от отца расположения к солдатам и народу и вызванной нынешней его щедростью популярности, и из-за богатства, которое ему досталось в таком большом количестве.
Большинству казалось, что это богатство выдвинет его из рамок частного человека. Относительно Антония возникли опасения, как бы он не привлек на свою сторону Цезаря, молодого, известного и богатого человека, не подчинил бы его себе и первый не захватил бы власть Цезаря. Другие были рады всем последним событиям, полагая, что эти два лица, Антоний и Цезарь, будут друг другу противодействовать и что богатство Цезаря вследствие требования отчета растает и что у них в силу этого наполнится государственная казна деньгами: они надеялись, что большинство государственных средств будет обнаружено у Цезаря.
22. Многие привлекали Цезаря к судебной ответственности из-за земельных участков, причем каждый выставлял в этом случае то один, то затем другой повод; большинство указывало на то, что земля была отнята при проскрипциях в результате происшедших конфискаций, изгнаний и казней.
Со всеми этими жалобами шли к самому Антонию или к Долабелле, другому консулу. Если же кто судился у другого магистрата, всюду обычно в угоду Антонию пришлось Цезарю уступать, хотя он и ссылался на то, что отец покупал государственную землю, а также на последнее решение сената, подтвердившее все то, что Цезарем-отцом было сделано. Во время процессов много пришлось Цезарю-сыну претерпевать оскорблений; сумма причитающейся на его долю выплаты возрастала до бесконечности. Наконец Педий и Пинарий, которые получили половину наследства на основании завещания Цезаря, стали упрекать Антония за отношение его как к ним, так и к Цезарю, а именно, что с ними поступают несправедливо и против постановления сената. Они полагали, что Антоний должен отменить только те постановления Цезаря, которые ведут к нарушению справедливости, все же остальное, что Цезарем было сделано, должно остаться в силе. Антоний допускал, что поступки его кое в чем могут противоречить этим постановлениям, а последние в своей редакции противоречить тому, что в свое время было принято. Решение ничего не изменять из того, что раньше проведено было в жизнь, запротоколировано было лишь вследствие амнистии, не ради соблюдения принципа и не по отношению ко всем, а скорее ради соблюдения приличия и для успокоения народа, которого волновали эти вопросы. Справедливее руководствоваться смыслом постановления, чем словесной формой, и не выступать против справедливости требований такого количества людей, потерявших во время мятежа имущество, приобретенное или унаследованное от предков, и все это в пользу молодого человека, получившего, против всякого ожидания, такое большое чужое богатство, к тому же принадлежавшее не частному лицу, человека, который пользуется своим счастьем непристойно и беззастенчиво. Антоний обещал им их пощадить, если они поделятся с Цезарем. Так отвечал Антоний Пинарию и его сторонникам. И они сразу же приступили к дележу, чтобы не потерять при судебной волоките хотя бы часть своего имущества; и они это делали не столько ради себя, сколько ради Цезаря, ибо они намеревались в скором времени предоставлять ему все это в распоряжение.
23. Приближалось зрелище, которое Гай Антоний, брат Антония консула, хотел
