- В Кахети будет царствовать Хосро-мирза.

- Будет, раз шах соизволил отпустить Хосро, но Теймураза не так легко изгнать, - уйдет на год, напишет новые шаири и снова вернется... И потом, сколько трудов положено - и опять два царства?!

- Вот ты предлагал три царства соединить, но, как видишь, нельзя соединить несоединимое. Как собаки, грызлись кахетинцы с картлийцами, что полезного в этом?

- Грызлись, ибо ловчие науськивали. Разумный царь сумеет соединить несоединимое.

- А кого ты считаешь разумным? - торопливо спросил Шадиман.

- Тебя.

- Значит, согласен на Симона?

- На Симона да, на Иса-хана нет, и Хосро здесь лишний. Если, правда, ты с персами договорился, мое такое последнее слово: пусть поворачивают спины и уходят в Иран. Симона мы сами водворим в Метехи, сами изгоним Теймураза и снова сольем оба царства под одним скипетром. Кто будет сильнее нас?

- Невозможного желаешь, Георгий. На безрассудство не пойдет Иса-хан, он обязан войти в Картли и выполнить волю шаха. И Хосро добровольно и шагу обратно в сторону Ирана не сделает. Сам сказал: к Кахети рвется.

- Значит, сначала разорят Картли, потом превратят Кахети в обломки, потом швырнут, как милость, Симону испепеленную и ограбленную Картли, а Хосро - окровавленную Кахети?

- Я с Иса-ханом договорился, не собирается уродовать царство Симона.

- Не верь, шах со мной тоже договорился, будто Грузия для него - 'как сын от любимой жены'. А по чьей вине хлынули кровавые ливни? Вот ты меня милостями собираешься осыпать. Шах большим одаривал... Радуюсь, ты меня не совсем знаешь.

- Значит, если не Симона, кого после победы собираешься венчать на два царства? Ведь Теймураза изгонишь?

- До победы - никого. Если бы и ты для меня был тайной... я бы так сказал: 'Князь Шадиман, умнейший из князей, сильный царедворец, мудрый везир, помоги мне победить. У тебя сильное войско, у тебя удобная крепость, у тебя готовый царь, у тебя власть над князьями... Помоги мне спасти нашу прекрасную Картли...' Если бы я тебя не знал, то говорил бы так, как говорю.

- Дорогой Георгий, увы, ты знаешь меня... И не потому не откликнусь я на твой благородный призыв, что мне чужды твои порывы, а потому, что не верю в победу над грозным шахом Аббасом... И я хочу спасти мою замковую Картли. И мне дорого мое княжеское царство... Поэтому я иду на сговор и тяну с другой стороны, где ветер сильнее и реки глубже. И знай, победа на шахматной доске за мною, ибо ход мой белым конем выношен в долгие годы 'ста забот' Марабды.

Светало, когда Саакадзе вошел в бывший покой Андукапара. Там его ждали друзья. И по тому, как молча прошелся он, как задумчиво провел ладонью по наморщенному лбу, они поняли: не сговорился. Но вслух ничего не сказали. Освежив лицо холодной водой, Георгий спросил:

- Как свиток?

- Украли.

- Очень хорошо, сегодня это гораздо важнее, чем я думал вчера.

- Я проследил, - сказал Даутбек, - лазутчик Зураба, арагвинский сотник, по рубцу на лбу его узнал. Он как ошпаренный выскочил из Метехи и, припав к гриве коня, помчался, конечно, в Телави.

- Думаю, друзья, Шадиман в сговоре не с одним Иса-ханом, о чем открыто со мною говорил, а гораздо страшнее предпринял меры для воцарения Симона.

- Что может быть страшнее?

- Сговор с князьями.

- Если такое подозреваешь, задержи его здесь! - вскрикнул Димитрий.

- Уже проводил.

- Георгий!

- Не огорчайся, Даутбек, так надо. Какие князья были у Шадимана, кроме Квели Церетели?

- Джавахишвили, Эмирэджиби, Качибадзе, Орбелиани...

- Да, вспомнил, за всеми необходим тщательный надзор, главное, за Церетели.

- Но он лезет из кожи, чтобы доказать тебе свою преданность!

- Его-то усилия и вызывают мои подозрения. Необходимо направить в Гартискарские теснины Нодара Квливидзе с дружинами. И Ростома с двумя конными сотнями. К ним присоединить разведчиков. Не за Иса- ханом, за князьями пусть наблюдают неусыпно; если замыслят измену владетели и выйдут навстречу персам, - бить беспощадно.

- Когда выедем в Носте?

- Ты, Даутбек и Димитрий к полудню. Сейчас ложитесь, уже две ночи не спали, еще не война. Я с Дато задержусь... Хочу проверить быстроту коней Зураба.

Почти насильно заставив 'барсов' задремать, Георгий вышел на балкон роз и долго смотрел еще, как Кура лениво перекатывает тяжелые воды.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Подхлестываемые ветром отары облаков откочевали на юго-восток, и над горами сразу разлилась ослепительная синь. Раскаленные лучи низвергались на вечно-снежные отроги, предвещая бурную, неукротимую весну. И пошло... Зарокотали горные потоки, сначала невнятно, потом с оглушающим эхом понеслись, срываясь с огромных скал, вниз и дальше, дальше в узкое лесистое ущелье, в долины, на поля, в лесистое Тианети, в горную котловину Эрцо. Между горами Картли и Кахети неслись мутные, вспененные воды. Бурно дыша и стеная, хлынули в Сагареджо, вздыбили Иори, обрушились на берег, образующий дугу, и, волоча за собою огромные стволы и камни, устремились навстречу Алазани.

А весна, знойная, неукротимая, вся в брызгах, в лучах, взлохмаченная, рассыпая молнии и громы, проложила между Кахети и Картли неистовый водный рубеж. Исчезли последние дороги, сверкающая солнечными отблесками грязь захлестывала тропы.

Такого раннего натиска растаявших снегов, такого буйства не запомнят старики. Неодобрительно покачивали они головами: год будет таким же необузданным!..

Ни пройти, ни проехать. Но ничто не могло остановить Зураба. Как одержимый, в развевающейся на ветру косматой бурке, припав к мокрой гриве, мчался он через горные потоки, топкие болота, непроходимые леса. Мчался из Телави со зловещим свитком, украденным верным арагвинцем в Метехи. И за ним, владетелем Арагвским, шумно летели знамена: белые орлы, терзающие змей на сапфировом поле. Мчалась конница, оглашая ущелье ревом труб и пронзительным ржанием взмыленных коней.

Зураб до боли сомкнул потрескавшиеся губы, он ужаснулся, ибо не узнал своего собственного голоса, и принялся неистово рассекать нагайкой горячий воздух. 'Скорей! Скорей, пока не поздно, в Ананури! Скорей, пока 'змеиный' князь Шадиман не выполнил обещание и не ворвался вместе с азнаурами в Арагвское княжество, чтобы отдать удел Эристави хищнику Саакадзе за... измену царю Теймуразу, измену, которую выпестовал в своем черном сердце 'барс' из Носте. Но да не свершится злодейство, не восторжествовать змее над орлом! Недаром на моем знамени орел терзает змею! Я, князь-орел, раздавлю 'змеиного' князя, а заодно и хищного 'барса'!..

Ни вязкая земля, ни гневный ропот рек не остановили и Иса-хана, сменившего парчовый халат на кольчугу. Получив от Шадимана разоблачительное послание, хан изменил первоначальный план. Лобовая встреча с Непобедимым уже принесла если не полное поражение, то и не веселую победу.

Иранские войска, переправившись через Куру, подходили к южной черте Джеран-Чучури. Пропуская вереницы обозных верблюдов, Иса-хан и Хосро-мирза въехали на пригорок, сбивая пышные пунцовые цветы. Приподняв шлем с перьями, Иса-хан провел рукояткой плети по влажному лбу и как бы невзначай произнес, что мудрость подсказывает использовать желание Шадимана властвовать.

- О пророк, конечно, Симой будет величаться царем, - отмахнулся Иса-хан от насмешливого Хосро, - но... скорей, мирза, скорей, пока Теймураз в неведении!..

И, оставив Хосро-мирзу с исфаханскими, мазандеранскими и хорасанскими тысячами для нападения на Картли со стороны Борчало, Иса-хан глубокой ночью с предельной осторожностью переправил на плотах гилянские, ардилянские и луристанские тысячи в Кахети.

Под утро отрогами Джеран-Чучури с ходу завладела арабистанская кавалерия. Сторожевые кахетинские башни первой линии оказались брошенными. Иса-хан самодовольно воскликнул:

- Кто из правоверных устрашается Теймураза? Пусть в нем кипит, подобно меду в котле, желание