обвинению Саакадзе в пристрастии к Картли кахетинские вельможи подыскали быстро. Чолокашвили принялся обличать Саакадзе в умышленном расположении кахетинских дружин на самых опасных рубежах, а картлийских - в выгодно защищенных крепостях второй линии. Такая несправедливость, по мнению негодующего владетеля знаменитых виноградников, вызвала возмущение не только дружинников, но и азнауров, этих прихвостней 'барса'.

Дато учтиво поблагодарил князя Чолокашвили за лестное мнение об азнаурах, но просил отнести хвалу только к картлийским, ибо кахетинские предпочитают хвост шакала.

Джандиери изумился: на кого намекает азнаур? Царь намеревался оборвать дерзкого, но вспомнил Гонио и смолчал. За единомышленников ответил Зураб: он столько высыпал брани, что, казалось, зал отяжелел.

- Но близится конец власти хищников, им место в лесу, а не в царстве Багратиони!

- Мы на том не успокоимся, князь, пусть скажет, кого 'барс' считает шакалом.

И взрыв возмущения кахетинских азнауров заглушал робкие голоса некоторых из них, оставшихся верными Саакадзе.

- Пусть назовет шакала!

- Если осмелится, пусть назовет!

- Если так настаиваете, назову! - Дато, по привычке, слегка закатал рукава. - Шакал тот, кто вместо забот о царстве разжигает междоусобие перед надвигающейся опасностью, братскую ненависть предпочитает примирению, подстрекает на недостойные ссоры. В самане огонь не утаишь! А тот, кто считает такие каверзы предательством общему делу, пусть на себя не принимает.

Заглаживая общую неловкость, Мирван напомнил, что именно Саакадзе первый пришел на помощь Кахети, он вдохнул жизнь в засыпанную пеплом пожара и обломками разрушения страну, он всеми мерами возвращал домой разбежавшихся по грузинским царствам и княжествам кахетинцев... Так за что столько недоверия?

- Тут уважаемый князь Чолокашвили упрекал Моурави, что он кахетинцев на кахетинских рубежах расставил... А кого должен был ставить он на рубежах Кахети? Неужели картлийцев? - князь Липарит не скрывая насмешливой улыбки. почему же вы не посылаете ваши дружины на опасные рубежи Картли? И еще скажу: если бы даже соблаговолили послать - Моурави их не принял бы, ибо как картлийцам меньше знакома местность Кахети, так и кахетинцам не ясны наши рубежи.

- Можно подумать, князь, оправдываешь своеволие Моурави.

- Еще бы, князь Липарит привык к Моурави еще в бытность правителем Кайхосро Мухран-батони.

- Требую не задевать знамя Самухрано! - предостерегающе произнес Мирван.

- Вижу, князь Вачнадзе, и ты, князь Амилахвари, мало заботитесь о восстановлении дружбы... хотя бы на срок грядущей войны, - Липарит сурово взглянул на Чолокашвили... - Но пока Моурави - полководец, утвержденный светлым царем Теймуразом, и действует он во благо наших царств...

- Пока действует!..

И снова споры, пререкания - два враждующих лагеря, готовые пустить в ход мечи. Так сорок восемь часов из большого зала дворца вырывался гул, пугавший телавцев...

Еще в день своего приезда Дато встретил на базаре Гулиа. Узнав, зачем собрались у царя посланцы, Гулиа бросил арбу с сыром на попечение оторопевшему брату, вскочил на коня и помчался в Тушети. И вот в Телави прискакал из аула Паранга Анта Девдрис и старейшие хозяева тушинских гор.

Решалась судьба царства. Еще не визжали стрелы, не проносились со свистом дротики, не изрыгали огонь персидские пушки, а кровавая тень разногласия уже застилала Восточную Грузию.

Сегодня последний день открытого разговора. Это дань лицемерию, ибо царь Теймураз неустанно, но, конечно, скрытно совещался с приближенными, в том числе с Зурабом Эристави.

Дополнительно внесли еще семнадцать кресел. Дато с удивлением оглядел переполненный зал. Почему столько народу нагнали? Уж не замышляется ли измена? Дато нащупал под куладжей тонкий нож, но успокоился, столкнувшись взглядом с Анта Девдрис: 'Нет, тушины не допустят кровавого праздника... Их пять, и нас трое... жаль, с собой Гиви не взял... больше без него не поеду, скучаю...' К нему склонился Мирван:

- Царь собрал князей и азнауров Северной и Южной Кахети; думаю, на важное решился...

- Может, отделить Кахети?.. Что? Что? О чем говорит Чолокашвили?.. С ума сошел...

- Тише, тише! Царский указ читает князь.

Надменно выставив правую ногу, Чолокашвили с наслаждением отчеканивал зловещие слова:

- 'Уступая мольбе служащих мне перед богом чистым сердцем кахетинских, а также картлийских, князей и верных трону азнауров, я, Теймураз, царь Иверии, повелитель Грузии, согласился возглавить войско наше, как царское, так и княжеское, дабы твердо и решительно пресечь доступ врагу в священные пределы царства'.

Бурное 'ваша' прогремело по залу. Безмолвствовали картлийцы, безмолвствовали тушины. Пробовали говорить светлейший Липарит, Мирван Мухран-батони, - тщетные старания, их даже не слушали. Сыпались язвительные шутки, намеки на Кайхосро, скучающего в Мухрани, на Саакадзе, ожидающего лаврового венка. Даже Дато не ответил на дерзость Зураба, подавленный мыслью о грядущем.

Вдруг Анта Девдрис ударил по тулумбасу и вышел на середину. Он смотрел так прямо на царя, как привык смотреть на камень и дерево. Не стараясь посеребрить слова, он выразительно напомнил, каких усилий стоило Саакадзе изгнать персов, восстановить царство, вовлечь другие княжества в военный союз. Он говорил долго, приводя мудрые доводы, почему необходимо поручить ведение войны полководцу Георгию Саакадзе, изучившему шаха и его сардаров, как собственного скакуна...

Джандиери с надеждой поглядывал на Теймураза, а в голове стучало: 'Не вразумится - тогда... в лучшем случае опять Гонио'.

- А без Моурави некому будет возвращать его на царство, - шепнул старый Чавчавадзе.

Джандиери испуганно оглянулся: неужели вслух думал?

Многие кахетинские князья согласились с Анта, но молчали, боясь мщения приверженцев Теймураза, боясь гнева царя, опасного для замков. Заговорили и цихисбери и другие тушины, убеждали следовать разуму, - но не помогли мудрые советы хозяев гор. Царь Теймураз запальчиво упрекал Анта Девдрис:

- Не царь ли, возжеланный вами, должен положить счастливую руку на меч и возглавить бой? Мы благоумыслили, а подданные не покоряются нам... И еще, уповая на святой крест, жду из Русии посланцев наших: архиепископа Феодосия и архимандрита Арсения. Пришлет Русия помощь, и уста наши будут полны радостных возгласов, и язык наш воздаст хвалу.

- Русия помощи не пришлет, - запальчиво возразил Дато, - ибо ополчается на поляков и не хочет озлоблять шаха Аббаса! Я недаром был там и уже изложил правду царю, а сейчас могу ее трижды повторить!

Невообразимый шум заглушил последние слова Дато. Кричали и князья, и азнауры, и архипастыри. Дато понял, с какой целью были внесены дополнительные кресла: горло Картли стремились потуже затянуть кахетинским шнуром.

Митрополит Телави, потрясая крестом, обвинял Дато в передаче лживых сведений. Духовенство яростно поддерживало митрополита:

- Да посрамит бог вседержитель добытчика лжи!

- Да лишит его по скончании веков вечного блаженства!

- Аминь!

Свирепели и владетели:

- Не пристало нам забывать, что один может испортить славу тысяч!

- Русия помощь пришлет!

- За клевету пора предавать суду царства!

- Ваша!

Воинственное наступление кахетинцев из дворца перекинулось в город. Толпы горожан теснились у зубчатых стен, приветствуя царя Теймураза как витязя, бесстрашно принявшего под свою десницу войско.

Взлетали в воздух папахи, душистые ветки. Сверкали серебром роги, полные кипучего вина.

Какими путями - неизвестно, но тбилисцы узнали о гибельном для царства решении раньше, чем