— Ха-ха-ха!

— Господи, до последнего вздоха моего обреки раба своего Ивашку на муки такие!!

— А как же тогда некие твои многосчетные бабоньки, государь мой батюшка, а?

— Которые, свет мой?

— Да те, коих нежишь ты, покуда я в тяжести обретаюсь иль еще в какой немощи, а, голубчик ты мой ненаглядный? Ладно, не вздыхай да не ответствуй… Всех их наперечет знаю да с очей своих не отпускаю. Справные бабы, здоровые… И рожают вовсе негласно… Умненькие да покорные… Не скупясь одариваю их… коли ты о том не заботишься… Те, что мужние, — особенно: и себе в радость да в гордость, и мужьям в пользу превеликую… Немало их, всяких-то… Сталбыть, так они, просто бабы сторонние, постельные — ни сердцу занозы, ни душе тепла. Вот уж коли одна какая-нибудь из них присохла бы к тебе или ты — к ней… Ах, и не ведаю, что бы со мною стало, Ванечка!.. Померла бы в одночасье! Ни с кем делить тебя не стала бы! Мой ты, самим Богом мне данный и неотъемный! О, да что ж это с тобою, свет мой ясный? Ты… ты плачешь? Ах, ты мой миленький… Ах, сердечко мое… ненаглядный ты мой… Забудь, ради бога, слова мои глупые… пустое бабье причитание… Да не стоят они ни единой твоей слезиночки! Ну, дай… дай-ка я сцелую их с очей твоих ясных! Подними-ка свою голову всочь…127

…13 декабря 1546 года, на семнадцатом году жизни, великий князь Московский и всея Руси Иван IV Васильевич позвал к себе наставника своего

и лучшего из друзей митрополита Макария и объявил, что желает без проволочки жениться. Уже на следующий день митрополит, отслужив молебен в Успенском соборе, пригласил к себе бояр, даже — опальных, и всем этим многочисленным обществом отправились они в палаты великого князя, который, обращаясь к пастырю своему, заявил:

— Милостию Божею и Пречистой Его Матери, молитвами и милостию великих чудотворцев Петра, Алексея, Ионы, Сергия и всех русских чудо-

творцев положил я на них упование, а у тебя, отца своего, благословяся, помыслил жениться. Сперва думал я жениться в иностранных государствах

у какого-нибудь короля или царя, но потом эту мысль отложил, не хочу жениться в чужих государствах, потому что я после отца моего и матери остался мал; если я приведу себе жену из чужой земли и в нравах мы не сойдемся, то между нами дурное житье будет, а потому я хочу жениться в своем государстве, у кого Бог благословит, по твоему благословению…

И полетели во все концы государства русского ко всем князьям и боярам грамоты указные: «Когда к вам эта наша грамота придет и у которых будут у вас дочери девки, то вы бы с ними тотчас же ехали в город к нашим наместникам на смотр, а дочерей-девок у себя ни под каким видом не таили б. Кто же из вас дочь девку утаит и к наместникам нашим не повезет, тому от меня быть в великой опале и казни. Грамоту пересылайте между собою сами, не задерживая ни часу».

Отец Ивана, великий князь Московский Василий III, выбрал первую жену свою, Соломониду Юрьевну Сабурову, из полутора тысяч претенденток. И это, кажется, были лишь те, кого отобрали наместники для окончательного выбора невесты великим князем.

По этому древнему обычаю, заимствованному в Византии, решил вы-

брать себе невесту и его сын, юный московский государь. Благородные

девицы со всего государства были собраны в Москву. Для их приема были отданы огромные палаты с многочисленными комнатами, в каждой из которых было поставлено по двенадцать кроватей.

Когда все девицы были собраны (а их оказалось много десятков), Иван в сопровождении митрополита Макария явился в эти палаты, денно и нощно охраняемые сотнями воинов при полном вооружении. Проходя по покоям, Иван дарил каждой из окаменевших от страха и надежды девушек по платку, вышитому золотом…

Трем или четырем десяткам отборных красавиц высокий, широкоплечий и голубоглазый шестнадцатилетний юноша, государь Московский

и всея Руси, набросил дорогие платки на их шеи, но сердце его продолжало биться так же ровно и спокойно, как если бы он вешал эти платки на шеи своих лошадей…

Но вдруг сердце его обволокла какая-то теплая, мягкая и удивительно сладостная, томительная волна. В голову, будто винная пена, ударило не-

преодолимое желание обладать этим прекрасным существом с небольшим, словно выточенным искусным мастером носиком, с большими голубыми, как весеннее небо, глазами, опушенными длинными ресницами под тонкими, слегка изогнутыми бровями, с сочными завлекательными малиновыми губками, слегка приоткрытыми в ласковой, доброй и доверчивой улыбке, при которой обнажались ровные белоснежные зубы, с чистым и ясным лицом, свободным от каких-либо белил или румян, с высоким лбом и темно-русыми волосами, заплетенными в темную косу…

Да, да, на Ивана обрушила, и притом совершенно естественно, безбоязненно, по зову сердца своего, все свои неотразимые чары Анастасия Романовна Захарьина, дочь покойного Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина, происходившего из старинного боярского рода. Умный и прозорливый царедворец, он сумел сохранить близость к трону среди кровавых распрей княжеских и боярских родов, ибо никогда не принимал участия в ожесточенной борьбе за власть в малолетстве Ивана. И вообще, многие в то время, и особенно — впоследствии, считали Захарьиных-Кошкиных баловнями фортуны. Один из братьев Анастасии явился в будущем основателем дома Романовых. Вместе с Шереметевыми, Колычевыми и Кобылиными Захарьины-Кошкины вели род свой из седых веков древнего Новгорода и, вероятно, были одними из первых аристократов русских…

В мгновение ока сраженный раз и навсегда очарованием Анастасии, Иван с невольно подчеркнутой нежностью опустил платок на плечи этой жемчужины в море красоты и вознамерился было покинуть палаты, где его внимания с трепетом и надеждой ожидали еще десятки обнадеженных девичьих сердец, но митрополит Макарий так строго и даже гневно посмотрел на молодого государя, что тот невольно вздрогнул и зашагал дальше сквозь строй красивейших девушек своего огромного государства. Теперь все они казались ему одним большим, расплывчатым лицом на множестве туловищ с множеством толстых и длинных кос…

В бесчисленных княжеских, боярских и кремлевских палатах и переходах долго не мог изойти на нет злобный и весьма ядовитый слушок: де не по своей воле Иван выбрал недозревшую Захарьину поросль (Анастасии в ту пору не исполнилось еще и полных пятнадцати лет), а хитростью, лестью да изворотливостью, известными, слава богу, всему боярству русскому, окутали недозревшего же юнца многочисленные ее родственники, благо что все они не только Захарьины, но еще и Кошкины!..

И жил бы слушок этот вечно, записали бы его на свои нетленные страницы монастырские летописцы, если бы не всевидная, удивительная, поражавшая своих доморощенных владык и обывателей, а также иноземцев, послов и торговцев, неослабная, нежная, трогательно-заботливая и редкостно красивая любовь Ивана и Анастасии.

Не слишком уж часто в истории человечества бывали счастливыми браки царей, королей, императоров и им подобных правителей людских. Союз Ивана и Анастасии был поразительно счастливым. И не будь он таким коротким — всего-то тринадцать лет! — кто знает, так ли ужасно сложилась бы последующая русская история: ведь именно слишком ранняя (и Иван был абсолютно убежден — насильственная!) смерть обожаемой жены разбудила в царе Иване IV невообразимого тирана и даже изверга, который, вполне возможно, так и заснул бы вечным сном в тайниках мятущейся души,

растопленный тонким и чутким умом, всепрощающей нежностью и всепоглощающей любовью прекрасной Анастасии…

…Впрочем, никто не знает, что было бы, если бы это было… Да и было ли все это так?..

Их брак был освящен митрополитом Макарием 3 февраля 1547 года, почти через двадцать дней после принятия Иваном царского титула.

И вот прошло пять лет.

Любовь, счастье, мир и согласие между Иваном и Анастасией не раз подверглись за это время немалым и непростым испытаниям.

Прежде всего, это дети, мерило, эталон счастья и долговечности любой семьи, в том числе, должно быть, и царской. 10 августа 1549 года Анастасия родила первенца — дочь Анну, умершую, не достигнув и годовалого возраста. Второй ее ребенок, Марья, родилась в марте 1551 года и умерла на шестом месяце от