такая уж древняя концепция. Кто-то — мне кажется, Юнг — утверждал, что леса — это метафора для самой неизменной добродетели и истины, известной нам, это наше подсознание. Конечно, он также называл это Богом. В этом смысле, пожалуй, мы и поклоняемся лесам. Но не в слепом и прямолинейном смысле, как, мне кажется, ты полагаешь. Мы считаем, что это единственный праведный путь жизни.

Мартин улыбнулся мне.

— Мы надеялись, что наше присутствие, когда ты… немного познакомишься с нашим образом мыслей, будет полезно для всех нас. Мы считали, что тебе будет труднее поверить в то, что все четверо свихнулись совершенно одинаково.

В этот момент я бросила взгляд в направлении кухни. Том стоял, прислонившись к дверному косяку, потягивая виски и глядя на меня. Его лицо было доброжелательным и спокойным. Но он не улыбался. Он просто наблюдал. Вдруг Том подмигнул мне.

— О Господи, — воскликнула я, чувствуя себя побежденной, и уронила лицо в ладони.

В тот момент я поняла, что Том безнадежно нормален, так же, как и я, так же, как и остальные мужчины, сидящие у огня. Безнадежно нормальны и обречены оставаться таковыми. Мне просто предстояло найти способ, как пристроить осознание всего происходящего к знакомому мне миру и залатать мою жизнь вокруг дыры, которую сотворила сегодняшняя ночь; практически мне предстояло поверить в невозможное. Неизбежность утомления, которое мне придется испытать, почти парализовала мое тело.

Я подняла голову и посмотрела на Тома. Теперь он улыбнулся.

— Как вы нашли друг друга? — спросила я. — Как вы объединились… и стали такой командой?

— Я рассказывал тебе о моем отце, говорил о том, как он учился у своего отца, тот — у своего, моего прадеда, а тот, в свою очередь, постиг науку лесов в Германии. У великих знатоков леса, я думаю. К моему великому стыду, Герман Геринг тоже был „человеком леса'. Мне кажется, наиболее… мистические стороны нашего знания — ритуалы и тому подобное — возникли в результате чтения и слушания историй, которые рассказывали мой отец и дядя Клэй — северные, греческие и скандинавские мифы. Затем я открыл сэра Джеймса Фрейзера и прочел у него, что одни и те же лесные, охотничьи мифы и мифы о животных в значительной степени были распространены во всех культурах во все эпохи истории. Потом я подружился с Марти, а он познакомил меня с работами Джозефа Кэмпбелла.[85] А однажды мы разговорились и узнали, что Риз независимо от нас занимается этой проблемой в течение многих лет. К тому же я всегда знал, что у Скретча больше интуитивных знаний о лесе и силе, которая властвует в лесах, чем у кого-либо из известных мне людей: он охотился еще вместе с моим отцом, и отец рассказывал, каким знатоком лесов является Скретч, ведь он знает африканские и карибские мифы — он слышал их всю жизнь… В общем, мы просто сошлись все вместе и создали что-то вроде морального кодекса, на почве наших знаний. Это не было спланировано, просто развилось с течением времени. Но мы были уверены, что поступаем правильно; для нас это было более естественно, чем все, что мы делали раньше или будем делать когда-либо. В основном, это интуитивный образ жизни. Он примиряет мозг человека с природными, естественными явлениями. Мозг имеет обыкновение уводить в сторону, но тело всегда знает верный путь. В этом и заключается смысл мистической жизни.

— То есть жизнь по законам „ты'? — спросила я.

— Совершенно верно, — подтвердил Том.

— Сколько же вас всего? — робко поинтересовалась я, прекрасно понимая безумие своих слов.

— Не знаю, — ответил Том. — Мы рассеяны по всему миру. Из того, что мы читаем и что нам известно, можно заключить, что подобные нам люди были всегда. А сейчас, когда наши наука и технология, кажется, не в силах больше помочь, я возьму на себя смелость утверждать, что нас больше, чем когда- либо. Нас, возвращающихся к пониманию древнего значения дикой природы и действующих по ее старым законам. А в наших краях? Я бы сказал, что только мы четверо. Мы бы знали, если бы нас было больше. Мы бы нашли друг друга. Большинство людей, бывающих в лесах, — это богачи и яппи, они участвуют в больших охотах, стреляют из мощных винтовок, стоящих бешеных денег, мажут лица оленьей кровью, хвастают у бивачных костров, пока не напьются виски по пятьдесят долларов за бутылку. Но они не знают секрета. Они полагают, что имеют некоторые сведения о лесах, о группах людей, о ритуалах и старых обрядах, но на самом деле они не знают ни черта. У них есть загонщики, собаки, носильщики ружей, „лендроверы' и снаряжение стоимостью в десять тысяч долларов, а на свои деньги они способны купить любую крупную фирму, но, если им придется в одиночку остаться ночью в лесу, они ударятся в панику, а через неделю лесной жизни просто погибнут. Большинство из них с великим удовольствием застрелили бы в качестве трофея старого козла у какого-нибудь фермера и привезли бы его на капоте своей машины, если их не остановить.

— Но ты же участвуешь в таких охотах? — заметила я. — Ты сам говорил, что принимаешь участие в охотах твоего дядя Клэя. Кое-кто из этих людей — твои друзья или, по крайней мере, люди, с которыми ты вместе вырос.

— Да, некоторые из них инстинктивные „люди леса', — ответил Том. — Они чувствуют… его образ и тайну, но они ничего не познали. Они в порядке — они прирожденные охотники. С ними хорошо отправляться в леса. И они многое бы поняли, если их научить. Но большинство этих людей никогда не захотят учиться. Потому что другое большинство, среди которого вращаются эти люди, приезжает из больших городов дважды в год, отращивает бороды, стреляет по всему, что движется в лесу, напивается допьяна, неприятно пахнет, рассказывает всякие небылицы и преследует совершенно иные цели. Конечно, они поступают очень мужественно: они как бы заявляют городу и галстучникам, а главное — их женщинам: „Плевать я на вас хотел, вы мне не нужны. Здесь, в глубине лесов, я — царь. Здесь, в дебрях, мне стоит только поднять руку — и что-то нибудь падает мертвым!'

— Разве это так плохо? — спросила я. — Не для тех, кого убивают, а для других? Для городских парней, играющих в мужество в лесах?

— Само по себе это не плохо. Просто леса не предназначены для этого.

— Не думаю, что когда-либо пойму все это, — безнадежно заявила я. — И не думаю, что когда-нибудь научусь жить по законам дикой природы.

Впервые в разговор вступил Риз Кармоди. Он обладал приятным голосом — низким, сухим и лишь слегка невнятным из-за выпитого виски. У него также была приятная улыбка.

— Может быть, ты и не поймешь, — сказал он. — Возможно, это и не имеет значения. Но имеет значение то, что ты сознаешь, почему это нужно нам. Почему это должно существовать. Почему кто-то должен стараться, чтобы все продолжалось. Я думаю, со временем ты поймешь. Это абсолют, последняя абсолютная истина, которая осталась у нас. Мы не привыкли иметь дело с абсолютами — поэтому вначале тебе так трудно. Но мы все уверены, что ты придешь к пониманию. С самого начала мы увидели в тебе то, что потом подтвердил Том. Ты обладаешь неким свойством абсолютности. Потенциалом величайших обязательств. Ты способна полностью отдаваться делу и чувствовать ответственность за него.

— Тогда почему я не могу почувствовать это? — безутешно спросила я, оглядывая лица мужчин. — Я не чувствую ничего подобного.

— Вы доберетесь и до этого, — заверил Скретч, не открывая глаз. Его улыбка была невыразимо мягкой, хотя он и казался очень усталым. — Доберетесь, когда перестанете бояться. Только страх лежит на вашем пути. Мы-то поможем вам.

— А кто-нибудь в округе знает, что… вы верите во все это? Что вы исполняете ритуалы? — спросила я.

— Может, и знают, но не все. Далеко не все, что теперь известно тебе, — ответил Том. — Хотя, возможно, Клэй и имеет какое-то представление. Он знает о лесах столько же, сколько и мы, но он никогда не участвовал в ритуалах. Зачем беспокоить людей по этому поводу? Они просто сочтут, что мы сумасшедшие. Я имею в виду по-настоящему сумасшедшие, а не просто чокнутые. Большинство из них видят во мне сейчас именно чокнутого. Тогда наша свобода окажется в опасности. Пэт уже кое-что знает, вот и забрала у меня мальчиков. Это оружие она держит у меня над головой как дамоклов меч. Я сделал величайшую ошибку в отношении моей бывшей жены. Я решил, что она одна из тех… кто поймет. Мне кажется, если бы она смогла, она засадила бы меня под замок. Возможно, так же поступили бы и многие другие, если бы узнали, что есть что. Поэтому у меня есть другая жизнь, которая проходит в реальном мире, на людях. Это не притворство. Я получаю от нее черт-те сколько удовольствия. Я уже говорил тебе об этом. Я люблю литературу. Люблю Юг. Мне нравится преподавать. Я люблю своих друзей, и мне нравятся почти