правящему классу, а самые богатые отрицательно относятся к большим налогам. Правительство старается удовлетворить интересы большинства населения, регулируя цены на все, что продается. Несчастные крестьяне в меньшинстве, они могут жаловаться сколько им угодно. Их голоса никто не услышит ни в сенате, ни во дворце. Только когда большинство людей грозят восстанием, власти прислушиваются, и то не особенно внимательно, – не без доли цинизма закончил Аспар.
– Если они облагают крестьян непосильным налогом, – настаивала Кейлин, – кто же тогда будет обеспечивать страну продовольствием? Правительство учитывает это?
– Власти используют труд рабов, – сказал он.
– Тогда почему ты оплачиваешь налоги своих арендаторов?
– Эти свободные люди довольны, а довольные люди производят больше, чем недовольные или несвободные.
– В этой стране так много прекрасного, – медленно произнесла Кейлин, – и в то же время немало ужасного. Я потеряла родину. Жизнь в Британии проще, и наше существование было четко определено, хотя наша жизнь не такая роскошная, мой дорогой господин.
– Твои рассуждения слишком сложны даже для умного человека, – ответил он, взяв ее руку и целуя запястье. – У тебя благородное сердце, Кейлин Друзас, но ты должна учитывать, что ты только женщина. Ты мало что можешь сделать, чтобы исправить несправедливость существующего мира, моя любовь.
– Отец Михаил говорит, что я защитница своих собратьев, – заметила она мудро, и он улыбнулся ее упорству. – Ваше христианство интересно, Аспар, но его приверженцы не всегда делают то, что следует делать порядочным христианам.
Мне нравится ваш Иисус, но, думаю, он был бы недоволен интерпретацией своего учения теми, кто выступает от его имени. Одна из заповедей гласит: не убий ближнего, но мы делаем это, Аспар. Мы убиваем по самым ничтожным причинам, что еще хуже. Человек не поклоняется тому, чему, по нашему мнению, должен поклоняться, и мы убиваем его. Человек принадлежит к другой расе или племени – и мы убиваем его! Мне кажется, Иисус не это имел в виду. Здесь, в Византии, так много зла среди благочестия! На зло не обращают внимания даже те, кто занимает высокие посты и кто гордо поклоняется в соборе Святой Софии, а потом бежит изменять своей жене или обманывать своих компаньонов. Все смешалось.
– Ты высказывала отцу Михаилу свои мысли и то, что тебя беспокоит? – спросил Аспар, не зная, то ли восхищаться ею, то ли ужасаться.
– Нет, – сказала она. – Он слишком ревностно верит и слишком ограничен в своем почитании. Он говорит, что я не готова к крещению, которое, по моему мнению, хорошее дело. Говорит, порядочная женщина-христианка должна быть либо хорошей женой, либо жить в монастыре. Мне сказали, что я не могу быть твоей женой, и, уж конечно, мне не хочется стать затворницей. Поэтому если я приму крещение, то должна буду покинуть тебя или меня навеки проклянут. Это не особенно широкий выбор, мой господин. – Фиалковые глаза Кейлин лукаво блеснули. Затем она обняла его за шею и поцеловала долгим поцелуем. – Я постараюсь подольше избегать крещения, мой господин.
– Хорошо! – ответил он. – За это время я должен изменить существующее нелепое мнение, будто бы мы не можем пожениться. Флацилла прослыла блудницей на всю Византию, и ей можно выйти замуж за Джастина Габраса, а ты, моя любовь, чьей наивностью жестоко злоупотребили, лишена права выйти замуж. Это несправедливо, и я не смирюсь с этим!
– Мы вместе, и этого достаточно, Аспар, – сказала Кейлин. – Мне ничего не надо, только навеки быть рядом с тобой.
– Не хотела бы ты пойти со мной в мае на состязания? – спросил он. – Ежегодно одиннадцатого мая устраиваются состязания в честь основания города Константинополя. Моя ложа рядом с императорской, с правой стороны. Ты когда-нибудь видела гонки колесниц, Кейлин? На ипподроме самый лучший скаковой круг в Византии.
– Если тебя увидят со мной на публике, это не вызовет скандала? – поинтересовалась она. – Мне кажется, это неразумно, мой господин.
– Нет ничего необычного в том, что мужчина приведет на состязания свою любовницу, особенно холостяк вроде меня, – ответил Аспар. – Касия, девушка, которую ты знаешь по вилле Максима, теперь любовница Василия. Он приобрел для нее собственный дом в городе и регулярно навещает ее. Мы можем попросить их присоединиться к нам, как и наиболее известных городских мастеров и актеров. Двор приходит в отчаяние от того, что у меня такая компания, но, откровенно говоря, те, кто творит, интереснее для меня, чем те, кто правит и занимается интригами. – Он засмеялся. – Нашу ложу заполнят интересные люди.
– Хорошо, конечно, пообщаться с интересными людьми, – заметила Кейлин. – Когда ты отлучаешься по своим делам, я иногда чувствую себя очень одинокой.
Ее признание поразило его, ведь она раньше никогда не жаловалась на одиночество. Аспар не думал, что Кейлин может страдать от отсутствия компании.
Несколькими днями позже Зиновия послали в город, и, когда он вернулся, с ним прибыла молодая девушка с большими испуганными голубыми глазами и льняными косами.
– Хозяин решил, что вам понравится молодая служанка для компании, – заявил Зиновий улыбаясь. – Мы все здесь так стары, а вы, госпожа, как весна, и вам нужен прекрасный цветок, чтобы служить вам и развлекать вас. Она говорит на языке, которого я не понимаю, но кажется приятной и послушной.
Кейлин улыбнулась девушке и спросила:
– Откуда она прибыла, Зиновий? Может быть, я знаю язык, на котором мы могли бы общаться. В противном случае все прекрасные намерения моего господина напрасны.
– Торговец рабами сказал, что она из Британии! – торжественно сообщил Зиновий. – Несомненно, вы сможете общаться с ней, моя госпожа.
– Тогда она не говорит по-латыни, – решила Кейлин. Она повернулась к девушке. – Как тебя зовут? – спросила она на родном кельтском языке. Если девушка не говорит по-латыни, может быть, она говорит по-кельтски.
– Нелвин, госпожа, – медленно сказала девушка.