– Послушай, – сказал Вальмон после какого-то размышления, – я согласен. И даю слово, что твоя жена будет побеждена мною. Но я ставлю одно условие. Откажешься – и я ничего не предприму. Ты же знаешь, ревности нет места в наших делах; итак я желаю, чтобы ты позволил мне провести четверть часа с Эжени. Ты не представляешь, как я поведу наше дело после того, как смогу хотя бы миг насладиться радостью общения с твоей дочерью.

– Но, Вальмон...

– Я понимаю твои опасения. Но разве они простительны между настоящими друзьями – ты ведь считаешь меня своим другом? Я стремлюсь лишь полюбоваться Эжени наедине и минуту поговорить с ней.

– Вальмон, – сказал немного удивленный Франваль, – ты назначаешь слишком высокую цену за свои услуги. Я, как и ты, понимаю всю смехотворность ревности, но я боготворю ту, о которой ты говоришь, и скорее уступлю все свое состояние, чем ее любовь.

– Будь спокоен, я на это не претендую.

И Франваль, прекрасно понимая, что среди бесчисленного множества знакомцев ему не найти никого, кто мог бы услужить так, как Вальмон, переменил позицию.

– Что ж, – сказал он, и в тоне его слышалось раздражение, – услуги твои стоят дорого. Оплачивая их таким образом, я считаю себя свободным от благодарности.

– О! Благодарность – награда за услуги, не затрагивающие чести. За те, что я тебе окажу, благодарности я от тебя и не жду; более того, не пройдет и двух месяцев, как мы из-за них рассоримся. Да, друг мой, я знаю людей, их заблуждения, их выверты и все вызванные ими последствия: помести этих самых злобных на свете животных в угодное тебе положение, и я безошибочно предскажу их поступки. Итак, я желаю быть вознагражденным заранее, иначе ни за что не берусь.

– Я согласен, – сказал Франваль.

– Итак, – ответил Вальмон, – теперь все зависит от тебя: я начну, когда тебе будет угодно.

– Мне нужно несколько дней, чтобы все подготовить, – сказал Франваль, – но не позднее, чем через четыре дня, я буду готов.

Господин де Франваль воспитал свою дочь таким образом, что был уверен: ее не отличала излишняя стыдливость, из-за которой стоило бы отказываться от их совместной с приятелем интриги. Однако он был ревнив, и Эжени знала об этом. Она обожала его столь же пылко, сколь страстно тот любил ее; едва узнав о чем идет речь, она призналась, что крайне опасается последствий этой встречи с глазу на глаз. Считая, что достаточно хорошо знает Вальмона, Франваль не сомневался: в этом приключении тот ищет лишь пищу для ума, а посему нет оснований опасаться за его сердце. Он как мог рассеял страхи дочери, и тем приготовления завершились.

Как раз в это время Франваль узнал от надежных, всецело преданных ему слуг из дома тещи, что Эжени угрожает опасность и что госпожа де Фарней только ждет сигнала, чтобы увезти ее. Франваль не сомневается, что заговор задуман Клервилем, и, отложив ненадолго планы с Вальмоном, занимается исключительно попытками отделаться от ни в чем не повинного священнослужителя, которого ошибочно счел организатором готовящегося похищения Эжени. Он сорит золотом, разбрасывая этот всесильный разносчик пороков по тысячам разных рук; наконец находится шестерка мошенников, готовых исполнить его приказы.

Однажды вечером, в то время, когда Клервиль, часто ужинавший у госпожи де Фарней, в одиночестве возвращался оттуда пешком, его окружили, схватили, сказав, что действуют по поручению властей, предъявили подложное предписание об аресте, бросили в почтовую карету и тотчас же отвезли в уединенный замок в Арденнах, принадлежавший Франвалю. Тамошнему привратнику пленника отрекомендовали как негодяя, посягнувшего на жизнь хозяина. Господина де Клервиля поместили в домашнюю тюрьму. Наилучшим образом были приняты все меры предосторожности, чтобы несчастной жертве, чья единственная вина – излишняя снисходительность к своим оскорбителям, невозможно было выйти на свет Божий.

Госпожа де Фарней пришла в отчаяние. Она ничуть не сомневалась, что исчезновение Клервиля – дело рук зятя. Усиленные розыски Клервиля несколько приостановили исполнение задуманного похищения Эжени: с немногочисленными знакомствами и скромными средствами нелегко одновременно заниматься двумя столь важными предметами, дерзкий же поступок де Франваля принуждал к действию. Итак, госпожа де Фарней занялась пропавшим духовником, однако поиски оказались тщетными. Наш злодей сумел так распорядиться, что раскрыть тайну исчезновения Клервиля оказалось невозможно. Госпожа де Франваль не отваживалась расспрашивать мужа: со времени последней сцены они так и не разговаривали. Однако все растущая обеспокоенность судьбой пропавшего заставила ее забыть об осмотрительности. Она наконец осмелилась спросить своего тирана, входило ли в его намерения добавить ко всем дурным поступкам, направленным против нее, еще и лишение ее матушки ближайшего в мире друга. Изверг стал защищаться; в своем лицемерии он дошел до того, что предложил помощь в розыске. Понимая, что для подготовки дела, затеянного Вальмоном, ему следует подольститься к жене, он вновь и вновь обещал поднять всех на ноги и найти Клервиля, расточал ласки, уверял доверчивую супругу, что, несмотря на неверность, в глубине души не переставал ее обожать. И госпожа де Франваль, по-прежнему всепрощающая и кроткая, счастливая сближением с самым дорогим для нее на свете человеком, уступила желаниям коварного супруга, предупреждая их, идя им навстречу, поддаваясь им с радостью, даже не воспользовавшись представившейся возможностью добиться от нечестивца перемены его поведения. Впрочем, попытайся несчастная супруга вырваться из пучины мук и страданий таким способом, кто знает, увенчались бы ее усилия успехом? Франваль, лицемерный во всех поступках и находящий сладость именно в нарушении всяких обязательств, не мог быть искренним и в этот раз. Возможно, он обещал лишь из удовольствия обмануть, а может быть, ему даже хотелось, чтобы от него потребовали клятв, чтобы он мог украсить свои отвратительные наслаждения клятвопреступлением.

Теперь, успокоившись, Франваль стал подумывать о том, как бы заставить поволноваться других людей; таков уж был его характер – мстительный, неистовый, неудержимый. Если его тревожили, то, желая любой ценой вернуть утраченный покой, он словно нарочно прибегал к приемам, способным лишь снова нарушить его. Чего же он добился? Все свои физические и моральные силы он тратил на то, чтобы вредить: так, он был постоянно озабочен то предупреждением уловок, на применение которых против себя толкал других, то своими собственными ухищрениями, направленными против этих людей.

Все было подготовлено для удовлетворения Вальмона. Обещанная встреча с глазу на глаз произошла около часу ночи в покоях Эжени.

Там, в роскошно убранном зале, обнаженная Эжени возвышалась на пьедестале, изображая юную дикарку, утомившуюся после охоты. Она отдыхала, прислонясь к стволу пальмы, в раскидистых ветвях которой скрывались многочисленные фонарики. Бесконечная игра огоньков и теней выгодно подчеркивала неотразимые прелести нашей красавицы. Маленький театр, на подмостках которого выступала эта одушевленная статуя, был окружен каналом шести футов шириной, заполненным водой, что служило естественным барьером юной дикарке и препятствовало всякому приближению к ее особе. На берегу этого заградительного сооружения поместили кресло Вальмона. В его распоряжении был шелковый шнурок: дергая за волшебную веревочку, он мог поворачивать пьедестал и разглядывать предмет своего поклонения со всех сторон. Все было устроено так, что при любом повороте поза всегда оставалась отрадой для взора. Франваль, прятавшийся за декорацией рощицы, мог наблюдать и за любовницей и за другом. Согласно условиям последнего уговора, созерцание должно было продлиться полчаса. Вальмон располагается поудобней, он опьянен: никогда еще столько соблазнов не представлялось его глазам. Он отдается охватившему его исступлению. Бесконечные вариации поворота пьедестала каждый миг дарят ему новые красоты: какой из них воздать должное? Какую предпочесть? Он колеблется. В Эжени все прекрасно! Бегут драгоценные минуты; в подобных обстоятельствах они проходят особенно стремительно. Наконец, бьет урочный час. Кавалер забывается, и к ногам божества, чье святилище так и осталось запретным, исторгается фимиам. Тонкая завеса опускается. Пора уходить.

– Ну как, ты удовлетворен? – спросил Франваль, подойдя к своему другу.

– Прелестное создание, – ответил Вальмон, – однако Франваль, не советую тебе так рисковать с другими мужчинами – радуйся, что мое отношение гарантирует тебе полную безопасность.

– Рассчитываю на это, – довольно серьезно ответил Франваль, – ну а теперь действуй, и как можно