— Нет, твоя милость, — ответил Войку, — в такой грех не впаду. Но и ты не скажешь, верно, что жену свою я украл?

— Не скажу, — холодно улыбнулся Цепеш, выдерживая взоры Чербула и Роксаны, стоявшей за мужем с самострелом в руке. — Вижу, любит она тебя слепой любовью, против всего света вместе с тобой готова драться. Но и я отступиться от нее не могу, пока жив, вы оба должны это понять. Мое святое право — вернуть эту женщину, которую полюбил, в среду достойных ее, подобных ей и равных. Вывести хотя бы и силой, из хижины раба, чтобы ввести во дворец. Исцелить любовью своей от недужной страсти к низкородному.

— Я здорова, больной здесь — вы, — прервала его Роксана. — Излечитесь от бреда и оставьте нас нашей судьбе.

— Судьба тоже слепа. — Усмешка Цепеша стала страшной. — Я не отдам никому на свете вам, единственную в мире женщину, услышавшую от меня слово «люблю». Тем более — этому рабу.

— Вы лжете, князь, — сказала Роксана, чья ярость все более наливала ее ледяной решимостью. — Мой муж Войку из Монте-Кастро — свободный человек.

— Нет, раб! — князь, еще более бледнея, повернулся к витязю. — Раб хозяина своего Штефана. Раб того, что ты зовешь долгом, привязанностей своих чувств, места, где ты родился. И стал бы, наверно, рабом собаки, если бы она у тебя была. Как смеешь ты вызывать на бой того, кто от всего свободен, стать на дороге того, у кого хозяев от роду не было и нет?!

— Ты забыл о диаволе, твоя милость. И еще о письме султану, — ответил Войку, сдерживая бешеное желание вонзить в Цепеша свой клинок.

Князь тихо засмеялся.

— Диавол не хозяин тому, кто его превзошел, — вымолвил он глухо. — Диавол, не сумевший предложить Христу ничего иного, кроме ничтожного мира его отца, не создавший своей вселенной, но лишь пытавшийся захватить чужую; что мне до этого беса, бездарного и жалкого? Впрочем, ты предстанешь перед ним сегодня же, клянусь, — добавил он жестко, овладев наконец собой. — Если не отдашь мне ее.

— Пусть падет на нас и ваша кровь, князь Дракула, — сказала Роксана. — Пусть тоже зачтется вам.

— А крови не будет, — зловеще обещал Цепеш. — Будет пламя. Я изжарю вас в этой будке, как цыплят в духовке, — бросил он уходя.

Войку взял самострел и занял место у одной из амбразур. Щелкнула взведенная тетива, свистнул дротик — и один из ратных слух Дракулы рухнул навзничь. Витязь быстро зарядил свое оружие, перешел к другой бойнице. Но стрелять уже было не в кого, врагов с площадки донжона смело, будто пролетавшая ведьма прошлась по ней метлой. Зато слышался сухой шорох. Беглецы поняли: челядь Дракулы, пробираясь по пространству, не видимому из бойниц, раскладывает под башенкой костер. Вскоре затрещало пламя; из амбразуры стали видны его высокие языки. Поваливший снизу дым стал просачиваться в двери. Беглецы обнялись в последний раз. Войку взял саблю, Роксана арбалет и кинжал. Чербул начал отодвигать засовы. Сейчас они выйдут вместе на лесенку и будут вместе биться, пока не погибнут.

Дверца с натугой отворилась, в лицо им ударила волна дыма и жара. Войку и Роксана скатились вниз по узкой лесничке, повисшей над пропастью. И лишь теперь увидели, что они одни. Только один из ратных слуг барона оставался у ступенек, но и тот стоял к ним спиной, обернувшись в сторону четырехугольной надвратной башни, венчавшей единственный въезд в замок. На башне собрались почти все воины Лайоша и Влада, хозяева тоже, по-видимому, были там, привлеченные чем-то важным. Но чем?

Оглушив с разбегу стража ударом по шапке, Войку вместе с Роксаной метнулся в тень зубцов и осторожно пробрался вдоль них по стене ближе к месту неведомого происшествия. Осторожно выглянув из амбразуры, беглецы увидели, что на замок Дракулы напали неизвестные люди. Хорошо вооруженные воины, их было не более сотни, пытались, видимо, внезапно прорваться в ворота, но стража успела поднять мост, перекинутый через ров. Ворота почему-то остались приоткрытыми, но мост наглухо заслонил собою вход. Тогда нападавшие, по-видимому, совершили отважную попытку взобраться на башню и прилегавший к ней участок стены. Но были отбиты; внизу валялись две сломанные штурмовые лестницы, лежали раненные и убитые. Остальные пришельцы, сбившись в кучу, под светом факелов топтались перед неодолимой преградой. Решимость, видимо, начала изменять осыпаемым сверху насмешками и стрелами смельчакам, хотя стоявший в середине толпы воин в светлых латах старался их воодушевить.

Присмотревшись, Чербул различил рядом с предводителем невысокого воина в знакомом панцире. Это был, несомненно, Михай Фанци. Войку мгновенно осознал: пришла долгожданная помощь. Но в эти решающие минуты победа могла достаться обоим Дракулам, и тогда Роксана и он окончательно погибли. Немного ниже вдоль каменного пояса тянулся узкий, в пол-ладони, косо срезанный карниз, по которому нельзя было ступить и шагу без риска сорваться. Но близко, совсем уже близко оттуда чернело окошко надвратной башенки. Чербул знал, что за ним наверняка — помещение, в котором находились хитрые машины, поднимавшие и опускавшие решетку над замковой брамой и мост. В последний раз обернувшись, сотник увидел совсем рядом лицо Роксаны. Глядя прямо в глаза воину, жена перекрестила его, чуть пошевелив губами. Не слыша слов, Войку понял: «Иди!».

Поддерживаемый ею сверху, сотник твердо встал на камень карниза, подобрался, собрал все силы. И, резко выдохнув из груди воздух, как стрела, прянул к темневшему перед ним отверстию. Удар был таким сильным, что вначале показалось: он не долетел до бойницы и обрушился вниз. Из последних сил цепляясь за грубо обтесанные камни, сотник медленно приходил в себя. Потом стал осторожно вползать в узкое окно, до которого все-таки дотянулся в отчаянном прыжке; тело болело, будто изломанное на дыбе, голова кружилась. Но Чербул продолжал упрямо протискиваться внутрь.

Свалившись наконец на дощатый пол большого каземата над воротами, Войку оглянулся. Он был один. В темноте скупо проступали очертания механизмов, запиравших и отпиравших вход. Слава богу, их устройство было здесь таким же, как в родной Четатя Албэ на Днестре. С трудом поднявшись, он подошел к большому барабану, на который были намотаны цепи, удерживавшие мост. По соседним блокам, тоже отягощенным цепями, Войку увидел, что решетку защитники не успели опустить; потом этого не потребовалось и о ней забыли.

Войку нащупал клин, удерживавший в неподвижности барабан подъемного моста. Кованая железная полоса сидела в гнезде, крепко зажатая чудовищной тяжестью цепей и самого моста. Войку налег всем телом — клин не поддавался. Чербул повис на нем, раскачивая; кровавые круги поплыли перед глазами, тело пронизывала невыносимая боль. Но сильнее боли было нараставшее в груди отчаяние: проклятый клин, казалось, не сдвигался с места ни на волосок.

Но вот он, скрипнув, поддался, с тихим скрежетом выскользнул из углубления в окованном сталью чудовищном колосе. И пошли, все быстрее разматываясь, все яростнее грохоча, потекли вниз железными водопадами толстые, прихваченные ржавчиной крепостные цепи, открывавшие нападающим вход. Войку не слышал их торжествующих криков, но знал, что друзья врываются в замок, что они скоро будут с ним.

Крики ярости раздались в башне, когда полотно моста покачнулось и поползло к земле. Но удерживать его было поздно; защитники замка начали отступать к донжону, чтобы в нем укрыться.

Войку, еще шатаясь, спустился по узкой лесничке во двор. Навстречу ему бежала Роксана. И несколько мгновений спустя беглецов окружили радостные избавители.

В воине в светлых доспехах, скрывавшем лицо под опущенным забралом, сотник узнал рыцаря Медведя и опустился перед ним на колени. Затем Войку очутился в объятиях Михая Фанци. Подошли Янош Фехерли, герольд Шандор, сын князя Батория, Владислав Канисса. Вся ближняя чета Матьяша была здесь и дружески обнимала Чербула, ибо теперь он для них был истинно своим, отбитой у противника добычей. Последним вытирая узкий меч алым шарфом, подошел Ренцо деи Сальвиатти.

— Слово рыцаря, вот истинная красота! — воскликнул главарь освободителей, заметив Роксану. С еще горящими гневом глазами, с арбалетом в руках княжна была прекрасна. — Представь меня своей даме, мой Олень.

— Жене, ваше величество, — поправил Войку.

— Никаких величеств, — сжал руку Чербула Матьяш Корвин, — здесь я простой воин и дворянин. Жене? Тем более представь! Теперь я понимаю этого дьявола Цепеша, — вполголоса добавил король.

Из логова Дракулы уже бежали рабы-цыгане, служанки и слуги. Из подвалов, удивляя своим