рекламируют, другие свой товар предлагают — тот, что в трусиках.
Еще раз Шинкарев увидел ее поздно вечером, в ресторане, где охранял русских конструкторов, взявшихся выпивать с узкоглазыми бизнесменами. Дамочка тоже была здесь, держалась поблизости от одного из азиатов. Ее каштановые волосы были завиты крупными кольцами, низкий вырез приоткрывал грудь, чуть приподнятую и поджатую лифом белого вечернего платья. Золотой крестик заманчиво лежал в четко вылепленной ложбинке, а под белой тканью угадывались прозрачные кружевные трусики.
Держалась она без чопорности, часто присущей переводчикам, пила не меньше остальных и, похоже, на что-то раскручивала своего азиата. К тому времени все порядочно закосели: азиаты от выпитого, а русские от жары, лишь слегка умеряемой кондиционером. По темному залу пробегали красные и синие лучи прожекторов, на освещенной сцене белокурая немка-стриптизерша, усевшись верхом на черную с золотом карусельную лошадку, терлась голыми бедрами о деревянные бока. Когда она, закончив номер, убежала за сцену, переводчица, подламываясь на высоких каблуках, поднялась на эстраду и тоже залезла на скакуна. Из-под задравшегося платья показались кружева трусиков, а новая наездница сильно выгнула спину, сжав ладонями бедра.
В зале особенно не удивились, кто-то даже хлопнул в ладоши. Впрочем, стриптиз она исполнять не умела и быстро вернулась на место, держа туфли в руке. Заметив Шинкарева, стоящего поодаль с бокалом минеральной воды, подошла к нему:
— Знаешь, что я ему сейчас сказала?
— Извините?
— Меня зовут Патриция, Пэт. А тебя?
— Андрей. Или Эндрю — как вам удобнее.
— Я сказала, чтобы он купил мне эту лошадь. Мне она понравилась.
— Ту, что на сцене?
— Точно! Пойдем, выпьешь чего-нибудь покрепче. У них в баре неплохие коктейли.
— Нет, благодарю вас, — корректно отказался Андрей Николаевич.
— А... ну да.
Она покосилась на русскую делегацию. Потерла виски:
— Что-то я хотела... Ты ведь живешь со своими русскими? В той гостинице, что торчит, как член в эрекции? Что ты смущаешься? Я говорю — в этой башне, «Амбассадор-апарт»...
— Да, там.
— В котором номере?
— Простите, зачем это вам?
— Ты что, не понял? И я живу в «Амбассадоре». Хочешь время провести?
— Смокинг в чистке, — ответил Шинкарев, позволив себе улыбнуться.
— Да на тебе и так слишком много, — парировала переводчица, затем оглянулась на своих азиатов. — Пора им заканчивать, завтра снова переговоры. Стой здесь, я быстро!
Подойдя к своему азиату, она что-то шепнула ему на ухо, показывая на часы. Тот, посмотрев вполне бессмысленно, вдруг поднялся с места и громко хлопнул в ладоши. По его сигналу вся узкоглазая половина гулянки дружно встала из-за стола, с широкими улыбками тряся руки «осень, осень увазаемых росиских колег». Российские коллеги, судя по боевому настроению, собрались куда-то допивать.
Отказавшись от посещения экзотического борделя, Андрей взялся доставить в гостиницу бумаги, которые передал ему один из российских делегатов. Работая в структуре спецслужбы, Шинкарев никогда не пошел бы на сколько-нибудь сомнительную связь. Но, перейдя в сферу действия коммерческой структуры и не будучи уверенным в своем положении, он решил повести себя несколько вызывающе, на виду у всех завязав знакомство с иностранкой. Тут фифти-фифти — или выкинут со скандалом, или он закрепит новую степень свободы. А там, кто знает, может, с такой малости и пойдет раскручиваться его карьера. Ну а попрут за амурные дела, так и пошли они все... Снова к армянам поедет. Эдик вон звонил недавно, предлагал принять рембат танкового полка — единственного в Нагорном Карабахе.
Кстати, дежурный презерватив, как и положено по инструкции, всегда был при нем. Для знающего человека презерватив почти универсальный инструмент: используя растяжимость и прочность, коллеги Шинкарева связывали им задержанных, насыпав внутрь песка, использовали в качестве дубинки, хранили в нем воду, или, наоборот, защищали от воды спички или важные бумаги, наконец, использовали как перчатку, не оставляющую отпечатки пальцев. И, конечно, активно использовали по прямому назначению.
Люди из российской делегации, среди которых присутствовало и прямое начальство Шинкарева, разговор с дамочкой заметили, но виду не подали. В этой киприотской шарашке, похоже, были свои правила игры, которые следовало узнать, и чем скорее, тем лучше.
Переводчица вернулась быстро, но взгляд ее изменился, под внешним хмелем словно заработала программа. И походка была твердой.
— Ну? — спросила она, глядя Андрею прямо в глаза.
— Что?
— Твой номер? «Назад дороги нет?»
— Четыреста десять.
— Чао!
Мгновенная улыбка — и никакой программы в блеснувших глазах. Крутанула попой на развороте и исчезла с азиатами. А номер своей комнаты не сказала. Так что — ждать, не ждать? А если ждать, то когда? И кого — может, десяток негров с пушками? Андрей уже пожалел о новом знакомстве, решив в любом случае пойти в отель и принять душ, — в индонезийской влажной жаре потеешь беспрестанно.
Погоняв душ между горячей и холодной водой и попутно простирнув кое-что с себя, он вышел из ванной, переодевшись в мягкие белые штаны и такую же футболку. Пора было завершать день привычным способом: пара асан и на боковую. В этот раз хватило его только на «позу собаки», и, выйдя из асаны, он завалился на кровать, прихватив «Black Belt» с Чаком Норрисом на обложке, купленный в гостиничном киоске.
Подал голос телефон. Обычно звонил кто-то из начальства, как правило, с приказом о немедленном выходе на «обеспечение».
— Слушаю! — четко, по-русски ответил Шинкарев.
— Привет. Какой у тебя голос... бр-р-р... тоталитарный.
— Прошу прощения, кто это? — Андрей перешел на «инглиш».
— Пэт. Спиртное есть или мне принести?
— Сейчас посмотрю. Да, тут есть что-то, в мини-баре.
— Лучше я принесу. Приготовь бокалы, я из горлышка не пью.
В дверь постучали минут через десять. Не начальство, не негры — вошла она сама, с бутылкой шампанского в руке. Волосы успели слегка развиться, крупными мягкими кольцами падали на блестящую черную ткань не то платья, не то халата. Черные чулки, черные лаковые туфли на высоких каблучках- шпильках. Войдя, протянула ему бутылку:
— Открой, пожалуйста. Знаешь, тебе в спортивном костюме намного лучше.
— Тебе этот тоже идет.
Удобно говорить по-английски — нет разницы между «вы» и «ты». Очень... функционально. Быстрее переходишь к главному.
— За что выпьем? — спросил Шинкарев.
— Ты скажи.
Разлив шампанское по бокалам, Андрей поднял свой. «Ну-у-у, за единение», — вспомнился тост генерала Иволгина из «Национальной рыбалки».
— За знакомство, — слегка коснувшись ее бокала, Андрей сделал глоток. — А можно тебя спросить?
— Смотря о чем.
— Про твою грудь. — Андрей решил сразу внести ясность в происходящее.
— Да? И что в ней интересного? — Патриция по-женски бросила взгляд вниз.
— Как делают, что она вот так стоит? Это же...—