— Так за чем дело стало? Наведаемся к Клоппу, или слабо? Но учти, если нас поймают, наверняка будут неприятности. Могут выпереть из «белых» магов и зафутболить в «темные» или вообще лишить волшебных способностей и изгнать из Тибидохса. А, не слабо, желтая майка? — вызывающе глядя на Ваньку, спросил Баб-Ягун.

— Не слабо! Встречаемся в час ночи в гостиной и идем к Клоппу. А до этого времени не попадайся мне на глаза, бабушкин внучек, — сказал Ванька и, повернувшись, ушел — худенький и решительный, в своей латаной-перелатаной майке, которую он все равно упорно предпочитал всем здешним мантиям. Интересно, почему?

Возвращаясь в свою комнату, Таня встретила на полдороге Тарараха. Питекантроп, преподающий ветеринарную магию, шел с небольшой клеткой, в которой сидела невзрачная линяющая белка и держала в лапках золотой орех.

— Во... — сказал Тарарах. — Зуб себе поломала. Грызет че попало. А про нее ведь еще поэт писал... как его... веселый такой, на арапа похож...

— Пушкин, — подсказала Таня.

— Во-во... Он самый, — обрадовался Тарарах. — Лично-то его не знала? Тоже, между прочим, у нас в Тибидохсе гостил. Не, не как ученик, а просто... Сарданапал за ним на ковре летал. Обычно лопухоидов сюда не приглашают, да для него вроде исключение сделали... Он опосля, кажись, про Буян чего-то там сочинил... — Тарарах взгляделся в лицо Тани и энергично потер пятерней лоб. — Эй, че кислая-то такая? Колись!

Таня, не удержавшись, рассказала ему о птице с голой шеей в кабинете Клоппа и о том, что та напала на нее, попытавшись сбросить с контрабаса.

— Нет, Клопп не может быть предателем! Ты это из башки сразу выбрось! Уж больно давно я его знаю. И Сарданапал нормально к нему относится... — категорично заявил Тарарах. — Ну а что Мертвый Гриф у него, это еще доказать надо.

Белка заметалась по клетке. Тарарах просунул толстый палец между прутьями и ободряюще погладил ее.

— И чего это она? Вроде такая спокойная всегда. Видать, зуб болит... Ну, пошел я...

И питекантроп ушел, прижимая к себе клетку.

«Он не верит, что Мертвый Гриф у Клоппа... Ну хорошо, а какую тогда птицу видел Шурасик? Нет, заглянуть к Клоппу все-таки надо», — решила Таня.

Войдя к себе, она обнаружила, что Гробыня по своей привычке валяется на кровати. Рот у нее открыт, и туда прямо из окна, скользя по воздуху, прыгают шоколадные конфеты, которые Гробыня явно ворует у кого-то посредством телекинеза. За те же самые дела она, кстати, и попала на «темное» отделение Тибидохса. Правда, в мире у лопухоидов Гробыню звали как-то иначе, и таскала она не конфеты, а часы и бумажники в метро, но с помощью того же самого фокуса.

Когда Таня вошла, одна из конфет вдруг изменила направление и попыталась врезаться ей в лоб, но, натренированная драконболом, Таня ловко поймала ее и сунула в рот.

— Спасибо, Гробулька! Может, еще одной запустишь? — насмешливо спросила Таня.

Склепова не изменила положения, но ее явно передернуло.

Направившись к своей кровати, Таня обнаружила, что хотя футляр с контрабасом стоит там же, где и прежде, но сдвинут вправо примерно на расстояние спичечного коробка. Взгляд у Тани был наметанный: недаром она долгое время жила рядом с Пипой. Таня открыла футляр, и ее догадка подтвердилась: в ее вещах кто-то рылся. Это было очевидно, хотя тот, кто заглядывал к ней в футляр, изо всех сил старался скрыть это. Но некоторые вещи все равно случайно поменял местами.

— Отвечай! Ты копалась в моих вещах? — строго спросила Таня, нависая над Гробыней.

— Не-а, что мне, делать нечего. Я мусор не собираю, — заявила Склепова, вытирая подушкой шоколадные губы.

— Если не ты, то кто? Сама же знаешь, что в комнату, кроме нас, никто не мог попасть. Здесь стоит ограничивающее заклинание! — не поверила Таня.

Гробыня расхохоталась:

— И чему вас только учат на вашем «белом» отделении! Ограничивающее заклинание — это совсем на чайника! Достаточно произнести «Туманус прошмыгус» и войти в дверь спиной вперед. Заклинание решит, что ты привидение, и пропустит тебя. Приличные заклинания не связываются с призраками. Только там один фокус: когда потом выходишь, ни в коем случае не касаться ручки.

— Так это точно не ты?

— Отстань! — огрызнулась Склепова.

Таня вздохнула. Даже если это сделала и Гробыня, доказать теперь ничего не удастся. Интересно, что так настойчиво ищут у нее в вещах? Не тот ли предмет, о котором с такой таинственностью говорила Медузия?

Тем временем Гробыня открыла свой шкаф и извлекла оттуда прозрачную коробку. Внутри коробки змеились разноцветные туманы, а над самой коробкой на коротком штырьке вращалось большое розовое ухо.

— Что это такое? — подозрительно спросила Таня. Соседка по комнате уставилась на нее как на дурочку.

— Это слухач, — снисходительно пояснила она. — Подслушивает, что происходит в мире у лопухоидов, и сообщает мне, родной... В основном эта штукенция, конечно, телевидение ловит.

Гробыня щелкнула по большому уху пальцем, и ухо стало вращаться вдвое быстрее. Одновременно из коробки полился голос, в котором Таня узнала голос популярного диктора:

— Теперь рубрика «Скандалы недели». Известный предприниматель и политик Герман Дурнев совершил весьма экстравагантный поступок. Отказавшись от борьбы на последнем туре выборов, он основал общество фанатов кролиководства и поселил у себя в квартире на Рублевском шоссе девяносто два кролика. На экране вы видите, как кролики, которых Герман Никитич принципиально не держит в клетках, бегают по квартире и даже загоняют под диван скулящую таксу... А вот еще один кадр: Герман Никитич пьет с кроликами воду из одной миски, в то время как его дочь Пенелопа забирается с ногами на стол, чтобы кролики не обжевали ей тапочки...

Таня даже на месте подскочила, так ей хотелось это увидеть, но, увы, она могла слышать только звук. Изображения слухач не ловил.

— Я узасно счастлив. Раньше я был злой и никого не любил, а теперь мне хорошо: все кволики мои длузья! Каждый день мы с ними гуляем на лузайке! Я цокаю языком вот так: «цук-цук», и они слазу бегут за мной! Я у них самый гвавный кволик! — услышала Таня брызжущий счастьем и довольством голос дяди Германа, прервавшийся характерным хрустом: видно, дядя Герман грыз капустный кочан. Хруст кочана, в свою очередь, был заглушен чем-то похожим на львиный рев — это рыдала тетя Нинель.

— Я бы этих кроликов в миксере истолкла! Они мне все обои отодрали! Нас с Пипой не любят, а за ним хвостом ходят, как чокнутые! А в ванную загляните: там у них купалка! — заголосила она, видимо, выхватывая у корреспондента микрофон. — Мой муж помешался после исчезновения нашей приемной дочери Тани Гроттер! Я была привязана к ней, как мать... Мы с нее пылинки сдували, а эта неблагодарная дрянь сбежала! Ее подговорили политические конкуренты моего мужа!

— И мой Гэ Пэ не помогает! — всхлипнула Пипа. — А я так просила его перебить своей метлой всех кроликов! Ай, не слюнявь мою ногу, уродина ушастая!

Прервав передачу на самом интересном месте, Гробыня остановила вращающееся ухо и сунула слухач в шкаф.

— А ты, оказывается, неблагодарная дрянь! Пылинки с тебя сдували? Тэк-с, возьмем себе на заметочку! — с издевочкой сказала Гробыня.

Но Таня почти ее не слышала. Она думала о другом: кажется, дядя Герман наконец стал счастлив. Как это все-таки важно — найти свое истинное предназначение! А если ему нужны будут деньги, он легко сможет устроиться в цирк: кролики ради него что угодно сделают и без всякой дрессировки. А номер можно назвать, к примеру, «Самый гвавный кволик»

Ближе к полуночи Гробыня наконец соблаговолила заснуть. Дождавшись, пока она засопит, Таня