Гамильтона и оставлю двуколку в платной конюшне.

— Я не так сильно тороплюсь, Саммер. На нашем ранчо нет таких дел, которые не могли бы подождать до вечера. Я провожу вас в Гамильтон, и мы вместе посмотрим, когда отправляется дилижанс на Остин.

— Спасибо вам, мистер Фарстон!

— Зовите меня Джесс. Просто — старина Джесс, — попросил он, вздохнув.

— Я не могу вспоминать спокойно о том старике, — с содроганием в голосе призналась Саммер. — Что бы со мной сталось, если бы вас не было рядом!

— И не думайте о нем. Он не стоит даже понюшки табака.

— А эти бедные женщины! Они выглядят чересчур запуганными.

— Такие, как он, могут удержать возле себя женщину только силой. И страх — их лучший союзник в этом.

Они въехали в Гамильтон, и Саммер показалось, что население городка с того времени, как она впервые его увидела, увеличилось в несколько раз. Было не так-то легко провести двуколку сквозь заполнявшую улицу толпу. Наконец они подъехали к станции. Джесс бросил поводья и скрылся внутри строения. Предупреждать спутницу о том, что ей не следует выходить из двуколки, необходимости не было. Саммер сама старалась быть как можно более незаметной, с опаской поглядывая на толкавшихся вокруг людей. Здесь были наемные рабочие с окрестных ранчо в однообразных пыльных робах, бывшие жители восточных штатов в темных костюмах, солдаты в расхристанной униформе и, конечно же, как всегда, горделивые ковбои, увешанные пистолетами и длинными охотничьими ножами с односторонним лезвием. Столпотворение объяснялось просто: в город пришел отряд капитана Слэйна со своими пленниками. Естественно, все обитатели Гамильтона высыпали на улицу, чтобы взглянуть на военных и посудачить об этом событии. Не так уж часто подобные события нарушали унылое однообразие здешней жизни.

Прошлый раз… Но тут рыдания подступили к горлу Саммер. Закрыв глаза, она усилием воли заставила себя отбросить воспоминание о том, как они с Джоном Остином впервые приехали на эту самую станцию. Когда она вновь открыла глаза, Джесс как раз запрыгивал в двуколку.

— В пятницу, — сказал он. — Дилижанс будет в пятницу.

— В пятницу? Это же… это же целых пять дней! Я не могу ждать так долго.

— Нет. Вы сможете, — спокойным, но твердым голосом произнес Джесс. — Пока вы поживете в гостинице, — добавил он, выводя двуколку на центр улицы.

У Саммер дрожали губы. Хотелось возразить, поспорить, но она чувствовала себя не вправе докучать так много сделавшему для нее человеку.

— Все будет нормально, — заметив подавленный вид девушки, постарался успокоить Джесс. — Вам придется провести там несколько дней, не выходя из номера. Это, конечно, будет не слишком удобно, но другого выхода нет. А в пятницу я приеду и посажу вас в дилижанс.

Они подъехали к гостинице, и Джесс помог Саммер выйти из двуколки. Головы сидящих перед входом в салун мужчин дружно повернулись в ее сторону. Пока Джесс снимал ее дорожный сундук, она чувствовала на себе бесцеремонные взгляды. В коридоре гостиницы было невыносимо жарко, запахи острой пищи, пива, табачного перегара смешались в один, неприятно-сладковатый.

Хозяин отеля Грейвс, по обыкновению валявшийся на своем диванчике, не спеша поднялся.

— Так-так, мисс Кайкендал.

Джесс придвинул к себе засаленный регистрационный журнал и что-то в нем записал.

— Леди будет жить в той передней комнате, окна которой выходят на юг, — произнес он четким, не терпящим возражений тоном. — Три раза в день будешь приносить ей еду от миссис Хатчинсон. И держи язык за зубами. — Джесс с быстротой молнии перегнулся через прилавок конторки и схватил толстяка за ворот рубашки, чуть не приподняв над полом. — Если ей будет причинен какой-либо вред или кто-то побеспокоит ее, я поколочу тебя до смерти.

Он отпустил Грейвса, поднял сундук и, взяв Саммер под руку, пошел вверх по лестнице. Проводив ее до дверей комнаты, он пообещал зайти через день и удалился. Джесс выбрал не тот номер, в котором они с Джоном Остином жили по приезде в Гамильтон, и Саммер была благодарна ему за это. В противном случае все бы напоминало ей о том недавнем времени, когда она была полна надежд и уверенности, что под защитой Сэма Маклина они с братом будут счастливы.

Сэм Маклин! Это имя вызвало бурю чувств, которые, вырвавшись из-под контроля, овладели ее душой. Однако мысль о том, чго она носит под сердцем ребенка собственного брата, вытеснила все остальное. Почувствовав отчаяние, Саммер всхлипнула и стукнула себя кулаком по животу.

Но вспышка эмоций вскоре угасла. Саммер стало немного стыдно за себя, и она замерла, низко опустив голову. Неожиданно девушка ощутила неприятное чувство тошноты. С каждой секундой ей становилось все хуже и хуже. Торопливым движением Саммер выдвинула стоявший под кроватью ночной горшок, и в тот же момент ее вырвало.

Совершенно ослабевшая и бледная как мел, она прислонилась к стене и, лишь постояв так несколько минут, смогла кое-как добраться до кровати, раздеться и лечь.

Голова, однако, работала с необычайной ясностью. Ей вдруг предстали в новом свете многие обстоятельства жизни ее семьи. Итак, мать ее влюбилась в Сэма Маклина, когда ее собственный муж был на войне. Когда он вернулся, она переехала с ним в Пини-Вудс, считая это своим долгом. Мама часто плакала, хотя отец любил ее. И Саммер он любил. Она помнит, как он брал ее на колени и шептал на ухо что-то ласковое и нежное. Как могла мама поступить так по отношению к нему, да и по отношению к своей дочери тоже?

Минуты складывались в часы, а Саммер все лежала почти неподвижно на кровати. Ярко освещенная солнцем комната постепенно погрузилась в сумерки, а затем стала совсем темной, такой же, как и мысли Саммер. Понимание сути произошедшего с ней принесло еще большую боль и отчаяние. Всего несколько месяцев назад она даже не подозревала о существовании Слейтера. Затем умерла мама, она неожиданно для себя оказалась здесь, и Слейтер ворвался в ее жизнь, полностью овладев ее душой и телом. Его ласки и поцелуи вскружили ей голову, лишив способности здраво оценивать собственные поступки. Она так сильно и безрассудно увлеклась им (слово «полюбила» Саммер не решилась произнести даже мысленно), что забыла и о христианских заповедях, и о моральном долге девушки сберечь себя для мужа.

Но ведь они думали и о будущем, и о семье, которую хотели создать, а не просто предавались наслаждениям. Эта мысль вызвала в Саммер что-то похожее на обиду. Почему Господь так жесток» наказал их? Разве в Библии где-нибудь сказано, что отвечать придется и за чужие грехи? Почему всесильное и всезнающее провидение не помогло им со Слейтером узнать раньше, кто они такие? Неужели она совершила грех, который не подлежит прощению? Впрочем, еще есть надежда, что она не совсем наказана. Ведь был пока лишь один пропуск в ее месячных. Но этот утешительный довод пришлось тут же отбросить. Ее самочувствие в последние дни говорило отнюдь не в его пользу. Притворяться, что все хорошо, когда на самом деле все плохо, ни к чему! Она сама себя обманывает.

Утомленная всеми этими размышлениями, Саммер закрыла глаза, а когда открыла их вновь, было уже утро. Разбудил ее, как стало ясно, стук в дверь.

— Откройте, — донесся голос хозяина гостиницы. — Я принес вам завтрак.

Саммер подняла голову и тут же поняла, что неприятное чувство тошноты опять вернулось к ней. Перед глазами все поплыло.

— Оставьте еду в холле, — с трудом отозвалась она.

— Я должен еще забрать горшок, — настаивал Грейвс.

— Я выставлю его за дверь, — повысила голос начинающая терять самообладание Саммер.

Она испытала нечто похожее на радость, услышав звук удалявшихся тяжелых шагов. К тому же она смогла справиться с тошнотой и, расслабленно откинувшись на спину, возблагодарила судьбу за то, что желудок ее на этот раз оказался пуст.