шокирована. Она бросила на отца негодующий взгляд. Как он мог задать такой вопрос в присутствии стольких людей?!

– Молчи, девочка! Лучше сразу открыто разобраться с этим. – Он перевел оценивающий взгляд сощуренных глаз с Лайлы на Джосса: – Итак, парень, отвечай! Не сделал ли ты чего- то постыдного с моей девочкой?

– Папа, ты смущаешь меня! – Протест Лайлы подогревался не только смущением, но и тревогой. Зная Джосса, она боялась, что гордость не позволит ему солгать. А если он признается в чем-то близком к правде, он не жилец на этом свете, да и ей придется не лучше.

–  Я сказал – молчи! – приказал Леонард таким резким тоном, каким никогда не разговаривал со своей любимой дочерью. Лайла, замолчав, могла лишь смотреть на Джосса с безмолвной мольбой. Он ни разу даже не взглянул на нее.

– Уверяю вас, мистер Реми, что я никогда не запятнал и никогда не запятнаю честь леди.

Лайла уловила в этом завуалированную колкость, но испытывала слишком большое облегчение от дипломатичности ответа, чтобы придираться. Таким образом он очень тонко давал ей понять, что не считает ее леди. Что ж, она заставит его заплатить за это – но позже, гораздо позже, и по-своему.

– Что ж, прекрасно. – Глаза отца ненадолго переместились на ее лицо, и она почувствовала себя дюйма на два выше, когда прочла в них облегчение. Очевидно, он поверил, что она по-прежнему такая же нетронутая, какой была до отъезда с Барбадоса. Что ж, вина, быть может, неприятное чувство, но правда была бы гораздо хуже. Отец удовлетворен, и она отнюдь не намерена его разочаровывать!

Затем Леонард обратился к капитану Ратледжу, который держался в стороне и не вмешивался в разговор:

– Я попрошу вас подержать его у себя на корабле до тех пор, пока не организую его доставку на плантацию. Я пошлю кого-нибудь из своих людей сегодня или по крайней мере не позднее завтрашнего утра, чтобы забрать его. Я еще раз благодарю вас за вашу доброту к моей дочери и знаю – вы поймете, если я скажу, что мне хотелось бы поскорее отправиться домой. Мы с моим будущим зятем… – Здесь голос Леонарда Реми наполнился гордостью, и он повторил милые сердцу слова, ласково взглянув на Кевина: – Мы с моим будущим зятем собираемся отвезти девчонку домой и больше никуда не отпускать. Больше никаких путешествий! Я благополучно выдам ее замуж, хватит уже с меня тревог за нее! Ее мачеха, без сомнения, уже не находит себе места от беспокойства, недоумевая, что нас так задержало.

Леонард протянул руку капитану Ратледжу, который взял ее и потряс, впервые за все это время улыбнувшись Лайле.

– Дети – это сущее наказание, правда? У меня шестеро мальчишек, так что мне ли не знать, что такое беспокойство! – От отпустил руку отца Лайлы и по-отечески потрепал ее по щеке. – Поезжайте с вашим отцом, мисс Реми, и всяческих вам благ. Я так рад, что не поддался своему гневу, когда мы вытащили вас из воды, и не повесил вас и вашего человека вместе с остальными.

– Я… спасибо вам, капитан, – сказала Лайла, не в состоянии придумать другого ответа. Затем отец взял ее под руку и повел прочь. Ее повели по сходням под пристальным взглядом изумрудных глаз.

Дома! Еще никогда в жизни Лайла не была так счастлива оказаться дома. Когда карета свернула на длинную подъездную дорогу, ведущую к главному дому, Лайла ощутила приятную тень от двух рядов высоких густолиственных пальм, которые окаймляли дорогу, как объятие. Она взглянула на красную черепичную крышу дома, чуть проглядывающую сквозь деревья. Волнение ее было таким, что она с трудом могла усидеть на месте. Сидящие по обе стороны от нее Леонард и Кевин снисходительно улыбались, видя охватившую ее нервозность. Лайла нетерпеливо вытягивала шею, чтобы взглянуть впервые почти за шесть месяцев на длинный, оштукатуренный белым дом, в котором родилась. Она надеялась, что больше никогда не уедет из него больше чем на одну ночь.

– Лайла!

– Мисс Лайла!

При звуке колес кареты ее мачеха Джейн первая сбежала с веранды по ступенькам. Вслед за ней бежала Мейзи, и ее кожа блестела на солнце, как полированное эбеновое дерево, а жилистое худое тело противоречило ее репутации лучшей поварихи на Барбадосе. Остальные домашние рабы высыпали вслед за Мейзи, всей гурьбой спеша вниз по лестнице, чтобы приветствовать любимую девочку.

– Лайла, добро пожаловать домой!

Лайла практически выпала из кареты в объятия мачехи, обнимая добрую женщину, которую всем сердцем полюбила за эти годы. Мейзи протянула руку, чтобы потрепать Лайлу по плечу, потом увидела, что пальцы у нее в муке, и со смешком убрала руку.

– Мисс Лайла, мы уж думали, что вы умерли!

– Ох, Мейзи, как же я рада тебя видеть! Как же я рада видеть всех вас!

Как только Джейн отпустила Лайлу, она обняла Мейзи, не обращая внимания на протесты по поводу испачканных в муке рук. Взглянув через плечо Мейзи на радостно улыбающихся рабов, Лайла увидела лицо, которое боялась больше никогда не увидеть.

– Бетси! Ох, Бетси, я боялась, что ты утонула! – Она упала в объятия Бетси, и две девушки горячо обнялись.

– Вы были ближе к тому, чтобы утонуть, чем я, мисс Лайла. Нашу шлюпку заметил другой корабль меньше чем через день! Шлюпка, в которой были вы, – единственная, которая потерялась, и когда мистер Кевин вернулся домой и сказал, что вас унесло в море… ну, скажу я вам, не хотела бы я еще раз пережить это.

– Я так рада видеть всех вас, что, ей-богу, готова расплакаться! Но я не буду – по крайней мере пока не увижу Кейти. Как она, Джейн? – обратилась Лайла к мачехе.

– Она совсем усохла, горюя по тебе, разумеется. Ее детка потерялась в море! Тебе лучше пойти к ней прямо сейчас.

– Да.

– Я принесу воды для вашей ванны, мисс Лайла, и достану чистую одежду. Я знаю, вам хотелось бы как можно скорее переодеться в свои любимые платья.

Лайла взглянула на дешевое, хоть и симпатичное платье, которое отец купил готовым у портнихи в Бриджтауне, когда обнаружил, к своему ужасу, что на ней только мужская одежда. В сравнении с тем, что она привыкла носить с тех пор, как «Быстрый ветер» затонул, это платье было великолепно. Но когда Лайла вспомнила свой гардероб, от нижнего белья и дневных платьев до изысканных бальных нарядов, сшитых из превосходных тканей с превосходной отделкой, ей и в самом деле захотелось поскорее переодеться. Чтобы снова стать самой собой.

– Хорошо, Бетси. И я благодарна вам всем за сердечные чувства. Я соскучилась по всем вам так, что не могу выразить словами.

Она пошла в дом вместе с Джейн и рабами, идущими за ней по пятам. Отец с Кевином позаботятся о лошади и коляске, потом скорее всего отправятся по делам. Работа на такой огромной сахарной плантации, как «Услада сердца», никогда не кончалась и постоянно требовала внимания обоих мужчин.

И прежде всего Лайла поднялась наверх, к Кейти.

– Лайла, милая, это ты?

Кейти Аллен, занимавшая маленькую комнату на последнем этаже трехэтажного дома, слепая и прикованная к постели, почти никогда не спускалась вниз. Она приехала из Англии с матерью Лайлы в качестве бедной родственницы и была гораздо старше девушки, к которой ее наняли компаньонкой, потом осталась до свадьбы своей подопечной и дольше. После рождения Лайлы и смерти ее матери Кейти взяла на себя роль няни ребенка, а позже ее гувернантки. В сердце Лайлы она занимала второе место после отца.

Кейти заплакала, когда Лайла подошла к большому креслу-качалке в углу комнаты, в котором она сидела, и обняла ее.

– Это я, Кейти. – Лайла почувствовала, как в горле встал ком, когда обняла хрупкое старческое тело и вдохнула сладкий запах пудры, которой пользовалась Кейти.

– Я знала, что ты не утонула. С ребенком, способным на такие проделки и озорство, какие устраивала ты и при это оставалась цела и невредима, просто не могло этого случиться.

– Тебе не стоило волноваться. – Лайла, не обманутая бравурными словами Кейти, снова обняла ее. На этот раз слезинка, за которой последовал смешок и шмыганье носом, скатилась по белой как мел щеке.

– Больше никуда не уезжай, ты слышишь?

Старая женщина притянула голову Лайлы к себе на колени, где та лежала много раз, и погладила ее по волосам.

– Не уеду, Кейти. Не уеду, – прошептала Лайла. Когда дорогая рука успокаивающе погладила ее короткие локоны, Лайла поклялась, что больше она из дома ни ногой.

Лайла услышала через слуг, что Джосс благополучно прибыл на следующий день. Хотя ее сжигало нетерпение увидеть его, прошло три дня, прежде чем она сочла достаточно безопасным украдкой выскользнуть из дома после ужина, чтобы нанести ему тайный визит.

Долгие, располагающие к лени дневные часы, когда и отец, и Кевин были в поле, а Джейн занималась бесконечными делами по хозяйству, были бы лучшим временем, чтобы увидеться с Джоссом без посторонних глаз. К сожалению, его поставили копать ямки для тростника вместе с группой полевых работников на следующий же день после прибытия. Его день начинался в половине шестого, когда колокол на плантации призывал полевых работников собраться на главном дворе на инструктаж. Ему давали чашку горячего имбирного чая, после чего увозили в ту часть плантации, где ему полагалось работать. Рабочий день длился четырнадцать часов.

Территория, на которой жили рабы, не предполагала уединения, там всегда было полно людей: кто-то готовил ужин, кто-то копался на маленьких клочках земли позади хижин, повсюду бегали дети. Лайла не могла пойти в хижину Джосса и остаться незамеченной, за исключением очень позднего времени, когда все рабы уже лягут спать.

Наконец