надеялась, что он внесет ее имя в список аудиенций на следующий день.
Когда карета остановилась у дома г-на де Монеу, она увидела, что дворецкий отдает приказания лакею. Она приготовилась терпеливо ждать, не желая своим присутствием мешать их разговору. Однако дворецкий, заметив наемную карету, сейчас же отпустил лакея и подошел к ней; он спросил, как зовут просительницу.
– Я знаю наверное, что не буду иметь чести быть принятой его превосходительством.
– Тем не менее прошу вас, сударыня, оказать мне честь и сообщить ваше имя.
– Графиня де Беарн, – ответила она.
– Его превосходительство ждет вас, – сказал дворецкий.
– Что вы сказали? – в изумлении воскликнула г-жа де Беарн.
– Я имел честь сообщить вам, что его превосходительство вас ожидает, – повторил он.
– Неужели он меня примет?
– Он готов принять ваше сиятельство. Графиня де Беарн вышла из кареты в полной растерянности, не веря в то, что это не сон. Дворецкий дернул за шнур: колокольчик звякнул два раза. На пороге появился лакей, и дворецкий жестом пригласил графиню войти.
– Ваше сиятельство желает видеть его высокопревосходительство?
– Я и мечтать не могла о таком счастье!
– В таком случае прошу вас следовать за мной, ваше сиятельство.
«А как плохо отзываются о судье! – подумала графиня, идя вслед за лакеем. – Несмотря ни на что, у него есть огромное преимущество: он доступен в любое время. А ведь он канцлер!.. Странно…»
Она испугалась при мысли, что канцлер может оказаться несговорчивым и неприветливым, раз он с таким усердием посвящает себя своим обязанностям.
Через настежь распахнутые двери кабинета она увидала погрузившегося в бумаги г-на де Монеу в огромном парике. Он был одет в сюртук черного бархата.
Войдя в кабинет, графиня торопливо огляделась и с удивлением отметила, что никто, кроме нее и худого, с пожелтевшим лицом, занятого бумагами канцлера, не отражается больше в зеркалах.
Лакей доложил о прибытии ее сиятельства графини де Беарн.
Господин де Монеу тотчас поднялся и встал спиной к камину.
Графиня де Беарн трижды присела в реверансе, как того требовал этикет.
Она в смущении пробормотала несколько слов. Она не ожидала, что ей будет оказана столь высокая честь… Она не думала, что такой занятой человек, министр, принимает посетителей в часы досуга…
Господин де Монеу на это отвечал, что время подданных его величества так же свято, как время его министров; что он, к тому же, сразу видит, кому из них следует оказывать преимущество; что он всегда рад отдать лучшее время суток тому, кто заслуживает этого преимущества.
Графиня де Беарн снова присела в реверансе, затем наступило томительное молчание: истекло время комплиментов и наступала пора переходить к изложению просьбы.
Господин де Монеу в ожидании потер подбородок.
– Монсеньер! – обратилась к нему просительница. – Я желала видеть ваше высокопревосходительство, чтобы смиренно изложить суть важного дела, от которого зависит все мое состояние.
Господин де Монеу едва заметно кивнул головой, что означало: «Говорите!»
– Дело в том, ваше высокопревосходительство, – продолжала она, – что все мое состояние, вернее, состояние моего сына, зависит от исхода процесса, который я возбудила против семейства Салюсов.
Вице-канцлер слушал, потирая подбородок.
– Я наслышана о вашей справедливости, ваше высокопревосходительство, вот почему, несмотря на то, что я знаю о вашей симпатии, я бы даже сказала дружбе, которая связывает ваше высокопревосходительство с моими противниками, я тем не менее без малейшего колебания явилась умолять ваше высокопревосходительство меня выслушать.
Господин де Монеу не мог сдержать улыбки, услышав, как она превозносит его чувство справедливости: это очень походило на то, как пятьдесят лет тому назад расхваливались несравнимые добродетели Дюбуа.
– Дорогая графиня! – отвечал он. – Вы правы, я – друг Салюсов, но вы правы и в том, что, став министром юстиции, я свято соблюдаю объективность. Итак, я готов ответить на ваши вопросы, невзирая на мои личные симпатии, как и подобает министру юстиции.
– Ваше высокопревосходительство, да благословит вас Господь! – вскричала старая графиня.
– Я готов рассматривать ваше дело, как простой юрисконсульт, – добавил канцлер.
– Благодарю вас, ваше высокопревосходительство! Ведь у вас такой опыт в подобных делах!..
– Кажется, ваша тяжба должна скоро слушаться в суде, не правда ли?
– Да, на будущей неделе, ваше высокопревосходительство.
– Чего же вы хотите?
– Я бы желала, чтобы вы, ваше высокопревосходительство, ознакомились с подробностями моего дела.
– Я с ними уже знаком.
– И каково ваше мнение, монсеньер? – затрепетав, спросила старуха.
– Вы спрашиваете мое мнение об этом деле?
– Да.
– Я считаю, что оно не вызывает никаких сомнений.
– Так я его выиграю?
– Да нет же, напротив, проиграете.
– Вы, ваше высокопревосходительство, считаете, что я должна проиграть свою тяжбу?
– Несомненно. Я позволю себе дать вам один совет.
– Какой? – с надеждой в голосе спросила графиня.
– Так как вы будете обязаны оплатить судебные издержки…
– Что??
–..Я советую вам приготовить деньги заранее!
– Ваше высокопревосходительство! Да ведь нас ждет разорение!
– Увы, графиня, вы должны понять, что суд не может принимать во внимание это обстоятельство.
– Да ведь должны же судьи иметь сострадание…
– Нет, вот именно из этих соображений богиня правосудия надевает на глаза повязку.
– Ваше высокопревосходительство! Позвольте попросить у вас совета.
– Пожалуйста! О чем идет речь?
– Скажите, может быть, существует способ добиться смягчения приговора?
– Вы знакомы с кем-нибудь из ваших судей? – спросил вице-канцлер.
– Нет, никого из судей я не знаю, ваше высокопревосходительство.
– Какая досада! Ведь господа Салюсы поддерживают дружеские отношения почти со всеми членами Парламента!
Графиня содрогнулась.
– Разумеется, – продолжал канцлер, – не это является решающим обстоятельством, потому что судьи не руководствуются личной симпатией.
Это было приблизительно так же бесспорно, как то, что канцлер справедлив, а Дюбуа – добродетелен. Графиня почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.
– Однако когда обе стороны имеют одинаковые шансы, – продолжал канцлер, – судья скорее отдаст свое предпочтение другу, нежели незнакомому лицу. Это так же верно, как то, что вы проиграете свой процесс, вот почему вам следует приготовиться к самым неблагоприятным последствиям.
– Какие ужасные вещи я слышу от вашего высокопревосходительства!
– Я надеюсь, вы понимаете, что я не собираюсь давать какие бы то ни было рекомендации господам судьям. Так как сам я не принимаю участия в голосовании, я имею право лишь высказать свое мнение.
– Увы, монсеньер, у меня были некоторые подозрения…
Вице-канцлер пристально взглянул на старуху.
–..господа Салюсы живут в Париже, конечно, они знакомы со всеми судьями, вот почему они