его отец умер и никогда не вернется, но отказывался поверить, что мать не вернется тоже. Он никогда не спрашивал о ней, а просто ждал. И ошибочно думал, что дед с бабушкой не разрешали ей приезжать, и, честно говоря, даже обвинял их в этом, необоснованно, как потом оказалось. И вдруг однажды, за два месяца до Рождества, когда Ник, как всегда, стоял у окна и ждал, в нем вспыхнула какая-то бешеная энергия. К тому времени прошло больше года со смерти отца. Его мать вышла замуж второй раз, и у нее уже родился другой ребенок, о чем мы еще не знали. Итак, Ник стал необычайно энергичным. Он зарабатывал деньги всеми доступными ребенку способами. За две недели до праздников уговорил меня взять его с собой за покупками, чтобы он смог купить «очень важный подарок». Я думала, что он ищет подарок для своей бабушки, потому что он таскал меня по многим магазинам, выискивая что-нибудь для «настоящей леди». Только к вечеру я поняла, что он имел в виду свою мать. В отделе товаров по сниженным ценам в большом магазине Ник наконец нашел то, что ему подошло, — чудесную маленькую расписную коробочку для лекарств, которая продавалась дешевле, чем стоила. Ник был в восторге, его настроение было заразительным. За пять минут он очаровал продавца, который красиво упаковал коробочку. Ник уговорил меня отвезти его в дом матери, чтобы он мог вручить ей свой подарок.

Мэри взглянула на Лорен, в глазах у нее блестели слезы.

— Он… он пытался подкупить свою мать, чтобы она вернулась к нему, но только я этого не поняла. — Она проглотила слезы и продолжала:

— Мы с Ником сели на автобус до Гросс-Пойнт. Он очень нервничал и ежеминутно просил меня посмотреть, все ли у него в порядке: одежда, волосы. «Я хорошо выгляжу, Мэри?»— спрашивал он то и дело: Мы легко нашли ее дом — богатый особняк, украшенный к празднику. Я хотела позвонить в дверь, но Ник остановил меня. На его лице боролись храбрость и отчаяние. Я никогда не видела такого выражения у ребенка. «Мэри, — сказал он, — ты уверена, что я достаточно хорошо выгляжу, чтобы встретиться с ней?»

Мэри отвернулась к окну, голос ее дрожал.

— Он был такой ранимый, такой красивый малыш. Я искренне верила, что если мать увидит его, то поймет, как нужна ему, и по крайней мере будет навещать его время от времени. Итак, дворецкий впустил нас и провел в гостиную, где сияла огромная елка, наряженная как в витрине магазина. Но Ник не заметил ее. Когда его мать наконец спустилась, ее первые слова были: «Что тебе нужно, Николае?» Ники протянул ей сверточек и объяснил, что выбрал его сам. Когда она хотела положить его под елку, он попросил открыть сразу же…

Мэри пришлось вытереть слезы. — Его мать развернула бумагу, взглянула на крошечную шкатулку и сказала: «Я не употребляю таблетки, Николае, ты же знаешь». Она протянула коробочку служанке, которая убирала комнату, и сказала: «Миссис Эдварде принимает таблетки. Я уверена, что ей это пригодится». Ники посмотрел, как служанка положила коробочку в карман, и затем вежливо сказал: «Счастливого Рождества, миссис Эдварде». Затем он взглянул на мать и добавил:

«Нам пора идти». Он не проронил ни слова, пока мы шли к автобусной остановке. Я всю дорогу боролась со слезами, но лицо Ники не выражало никаких чувств. На автобусной остановке он вырвал у меня свою руку и тихим голосом серьезно сказал: «Она мне больше не нужна, Мэри. Я уже взрослый. Теперь мне никто не нужен». — Голос Мэри задрожал. — Больше он не разрешал мне брать его за руку. — После минутного молчания Мэри продолжила:

— С этого дня Ник, насколько я знаю, никогда не покупал подарки никаким женщинам, кроме бабушки и меня. Эрика слышала от женщин Ника, что он всегда очень щедр, но никогда ничего не дарит. Вместо этого он дает деньги и просит их купить то, что нравится; его не интересует, будут ли это меха, драгоценности или что-нибудь, еще. Но он ничего не выбирает сам.

Лорен вспомнила серьги, которые он хотел подарить ей, и то, как она презрительно отказалась. У нее защемило сердце.

— Почему же его мать забыла о нем, как будто его не существует?

— Я могу только догадываться об этом. Она принадлежала к одной из самых знатных семей Гросс- Пойнт… Признанная красавица, королева на всех балах. Для таких людей родословная много значит. У них у всех есть деньги, и их социальный статус зависит от фамильных связей. Когда она вышла замуж за отца Ника, была изгнана из своего круга. Сейчас все изменилось — только деньги имеют значение. Ник вращается в тех же социальных кругах, но затмевает ее и ее мужа. Кроме того, что он очень богат, он обаятелен, красив. Раньше, должно быть, Ник был для нее живым напоминанием о ее социальном падении. Она и ее муж не хотели, чтобы он был рядом. Нужно знать эту женщину, чтобы понять такой хладнокровный эгоизм. Единственный человек, который что-то значит для нее, кроме нее самой, — это сводный брат Ника. Она просто обожает его.

— Должно быть, Нику тяжело встречаться с ним.

— Не думаю. В тот день, когда она отдала его подарок служанке, его любовь к ней умерла. Он сам убил ее. Ему было всего пять лет, но он уже обладал силой и решимостью, которые помогли ему сделать это.

У Лорен одновременно возникло два желания: задушить его мать и найти Ника, чтобы излить всю свою любовь, хотел он этого или нет.

Как раз в этот момент к столику подошел Тони и протянул Мэри какую-то бумажку:

— Тебе звонил этот человек. Он сказал, что ему необходимы какие-то документы, запертые у тебя в кабинете.

Мэри взглянула на записку:

— Я думаю, что мне придется вернуться в офис, а ты оставайся и закончи ленч.

— Почему вы ничего не ели? — нахмурился Тони. — Вам не нравится?

— Да нет, все очень вкусно, Тони, — сказала Мэри, потянувшись за сумочкой. — Просто я рассказывала Лорен о Кэрол Витворт, и это испортило нам аппетит.

Кэрол Витворт — прогремело в ушах Лорен. Крик протеста застрял у нее в горле, когда она попыталась что-то сказать.

— Лори. — Тони обеспокоенно обнял ее за плечи, в то время как она продолжала смотреть в спину уходящей Мэри, — Кто? — прошептала она. — О ком сказала Мэри?

— О Кэрол Витворт. Матери Ника. Лорен подняла на Тони искаженное ужасом лицо.

— О Боже, — тяжело вздохнула она. — О Боже, нет?

Лорен взяла такси до здания «Глобал индастриз». Шок начал проходить, уступая место холодному оцепенению. Она вошла в мраморный вестибюль и попросила разрешения позвонить.

— Мэри? — сказала она, когда ее соединили. — Я плохо себя чувствую. Я поеду домой.