моему мужу его адъютанта. Он будет очень одинок. Завтра я вас увижу еще, граф.

Я не сразу вернулась в зал. Я углубилась в аллею и шла как потерянная. Этой ночью парк казался мне бесконечным. Ветер тихо шелестел деревьями.

Вдруг я заметила силуэт. Какая-то тень приближалась ко мне. Я закричала. Я хотела бежать, но остановилась, как прикованная.

— Жалею, что испугала вас.

Передо мной на гравии дорожки в лунном свете стояла вдовствующая королева в своих траурных одеждах.

— Вы меня… вы меня ждали здесь, мадам? — спросила я, не в силах говорить связно, так билось мое сердце.

— Нет. Я не могла думать, что вы предпочтете прогулку танцам. Я постоянно гуляю белыми ночами в парке. Я плохо сплю, мадам, а этот парк навевает мне столько воспоминаний.

Я не знала, что ей ответить. Ее сына и внука изгнали из страны и призвали моего мужа и сына. Что могла я сказать ей?

— Я покидаю эти места и завтра утром уезжаю во Францию, мадам, — сказала я ей, чтобы сказать хоть что-нибудь.

— Я не предполагала, что смогу когда-нибудь поговорить с вами наедине, — медленно сказала она. — Я рада этой возможности. Я часто думаю о вашем отъезде и думаю, что, вероятно, только я одна знаю мотивы вашего отъезда.

— Не нужно об этом говорить, — сказала я, идя рядом с нею.

Она взяла меня за руку. Ее прикосновение меня испугало, и я была готова выдернуть руку из ее тонких пальцев. Она почувствовала это.

— Вы боитесь меня, дитя мое? — ее безжизненный голос приобрел оттенок грусти. Мы остановились.

— Нет, конечно. То есть, я хочу сказать… да, я боюсь вас.

— Вы боитесь одинокой и больной женщины?

Я кивнула

— Да, потому, что вы меня ненавидите. Так же, как и остальные дамы вашей семьи. Как Ее величество, как принцесса София-Альбертина. Я для вас повод для огорчения, я втерлась в вашу семью… — Я кусала губы. — Нам не о чем говорить, это не изменит ничего. Я прекрасно вас понимаю, мадам, потому что мы стоим на разных полюсах…

Я почувствовала, что по моим щекам бегут слезы. Этот последний вечер был действительно полон самого горького в моей жизни. Я не могла сдержать рыданий. Одно рыдание, и я взяла себя в руки.

— Вы остаетесь в Швеции, мадам, и ваше присутствие постоянно напоминает о вашем сыне и внуке, которые в изгнании. Пока вы здесь, никто не сможет забыть последних Ваза. Вам, быть может, хотелось бы быть в Швейцарии вместе с сыном, там вам было бы лучше, и вы не вышивали бы розы в бесконечной скуке дворца. Но вы остаетесь здесь, мадам, потому что вы — мать короля-изгнанника и потому, что, оставаясь здесь, вы блюдете его интересы. Разве я не права?

Она не пошевелилась. Она стояла очень прямая, очень худая, как черная тень в этом прозрачном царстве светлой ночи. Потом она медленно сказала:

— Вы правы. А почему вы уезжаете, мадам?

— Потому, что таким образом я служу интересам будущего короля.

Она долго молчала.

— Я так и представляла себе! — сказала она.

До меня донеслись звуки гитары и женский голос. Пела Коскюль.

— Вы уверены, что ваш отъезд необходим? — спросила она.

— Я уверена, мадам. Я думаю о далеком будущем и о короле Оскаре Первом, — ответила я, задыхаясь. Потом я низко поклонилась и одна вернулась в замок.

Два часа утра. В парке щебечут птицы. Где-то во дворце живет старая женщина, которая не может спать. Может быть, она еще бродит по парку. Она остается, я уезжаю…

Я записала все, но мысли, мысли кружатся в моей голове. У царя есть дочери?.. А может быть, сестры?..

Господи, мне уже чудятся призраки! Дверь тихонько открывается, может быть, в этом замке есть привидения?.. Закричать?.. А может быть, мне только кажется? Нет! Дверь открывается широко, и я делаю вид, что пишу…

Жан-Батист!

Мой дорогой Жан-Ба…

Мой паспорт выписан на имя графини Готланд. Готланд — большой остров, принадлежащий Швеции. Я его не знаю. Королева сама выбрала мне это имя. Она ни, в коем случае не могла позволить, чтобы ее дорогая дочь путешествовала запросто по дорогам Европы, как наследная принцесса Швеции. Ведь нужно было еще подумать о том, как избежать скандала. Дезидерия, бывшая Дезире — желанная, покинула свою новую родину через несколько месяцев после приезда туда.

Королева вышла к карете, чтобы проститься со мной. Оскар пытался подавить всхлипывания.

Королева положила ему руку на плечо, но он резко отстранился.

— Обещайте мне, мадам, — попросила я, — что проследите, чтобы ребенок ложился спать всегда в девять часов.

— Я получил письмо от мадам де Сталь. Она высказывает очень интересные мысли о воспитании наследного принца, — сказал Жан-Батист.

— О… де Сталь!.. — прошептала я.

Эта писательница, высланная Фуше, эта проповедница свободы взаимоотношений, которая так много о себе воображает! Эта приятельница м-м Рекамье, которая пишет скучные романы и менее скучные письма, которые она посылает Жану-Батисту…

— Все равно, спать обязательно в девять, — повторила я, в последний раз глядя на Жана-Батиста.

«Завтра, — говорила я себе, — ты его уже не увидишь, ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни все последующие тоскливые недели. Рекамье, де Сталь, королева Швеции, Коскюль — только умные интеллигентные женщины… И еще русская герцогиня…»

Жан-Батист поднес к губам мою руку.

— Граф Розен будет всегда с тобой, чтобы ни случилось, — сказал он на прощанье.

Граф Розен — мой новый адъютант. Лучший друг графа Браге. Юноша с шарфом адъютанта почтительно щелкнул каблуками.

Граф Браге стоял поодаль, и мы не обменялись ни одним словом.

— Желаю счастливого пути, — сказала королева, которая показалась мне вдруг постаревшей. Казалось, она плохо спала. Под светлыми глазами намечались морщинки. Кто же спал в эту ночь хорошо?

Графиня Левенхаупт! Вот, кто спал хорошо в эту ночь. Она просто сияла в момент прощанья. Теперь ей не придется быть статс-дамой дочери торговца шелком…

Коскюль также казалась свежей и оживленной. Может быть, ей мерещились возможности…

В последний момент все столпились вокруг меня так тесно, что даже оттеснили Оскара, но он заработал локтями.

Он почти такого же роста, как я, что конечно не удивительно, так как он довольно высок для своих лет. Я прижала его к себе.

— Пусть Бог сохранит тебя, мой дорогой!

Его волосы пахли так хорошо. Он уже был на прогулке верхом сегодня утром.

— Мама, не можешь ли ты остаться? Здесь так хорошо!

Какое счастье, что ему здесь нравится! Какое счастье!

Я села в карету. Жан-Батист подложил мне под спину подушку. М-м Ля-Флотт села рядом. Затем в карету сели Виллат и граф Розен.

Мари и Иветт ехали во второй карете.