Все дело в лице, вот что. У него было честное лицо. И ему нравились люди, которые смотрели ему прямо в глаза, пытаясь понять его внутреннюю сущность, потому что у него была целая куча этих сущностей, на все случаи жизни. А что касается крепких рукопожатий, то, благодаря постоянной практике, его рукопожатие стало таким крепким, что к нему корабли можно было швартовать. Навыки общения, вот в чем дело. Специальные навыки общения. Прежде чем продать стекляшку вместо бриллианта, нужно заставить человека очень сильно захотеть увидеть именно бриллиант. Вот это был трюк, трюк всех трюков. Ты меняешь взгляд людей на мир. Ты позволяешь им видеть его именно таким, каким они хотят его видеть…

Как, черт возьми, Ветинари узнал его настоящее имя? Он расколол фон Губвига, как яйцо! А местная Стража была просто…демонической! Что касается того, чтобы напустить на человека голема…

— Я был служащим — сказал Мокрист.

— Что, бумажная работа, да? — спросил Грош, внимательно глядя на него.

— Да, очень много бумажной работы.

Вполне честный ответ, если включить сюда игральные карты, чеки, гарантийные письма, банковские счета и проводки.

— О, еще один — заметил Грош. — Ну что же, работы здесь немного. Мы можем потесниться и освободить для вас немного места, нет проблем.

— От меня ожидают, что я снова налажу работу почты, как в прежние времена.

— Ага, верно — сказал старик — Ну тогда пойдемте со мной, Почтмейстер. Подозреваю, есть еще кое-что, что вам следовало бы увидеть.

Оставляя за собой след из желтого порошка, он повел их обратно, в грязный центральный зал.

— Отец частенько приводил меня сюда, когда я был мальчишкой — сказал он — Многие семьи были настоящими Почтовыми династиями в те дни. Тут на потолке висели такие стеклянные звенящие штуки, как водопад, как же их? Ну, для света?

— Люстры? — предположил Мокрист.

— Ага, п'хоже — согласился Грош — Две таких. Повсюду были бронза и медь, отполированные и сверкающие, как золото. Главный зал бы окружен балконами, на каждом этаже, сэр, железными, фигурными, как кружева! А все прилавки были сделаны из редких сортов дерева, мне отец рассказывал. А люди? Здесь постоянно толпился народ! Двери никогда не прекращали открываться и закрываться! Даже ночью… о, а ночью, сэр, на большом заднем дворе, вам надо было бы побывать там! Огни! Кареты прибывают и отбывают, лошади исходят паром… о, сэр, если бы вы только видели это, сэр! А те, кто отправлял почтовые кареты… у них была такая штука, сэр, ну, такое приспособление, они умудрялись вывести карету со двора или завести на двор буквально за минуту, сэр, за одну минуту! Суета, сэр, суматоха и спешка! Говорят, в те времена можно было придти на Почтамт с улицы Сестричек Долли а то и от Боен, отправить письмо самому себе, а потом нужно было бежать домой как молния, сэр, как настоящая молния, сэр, чтобы оказаться у собственных дверей раньше почтальона! А униформа, сэр, ярко-синяя с медными пуговицами! Ах, если бы видели это! А…

Мокрист через плечо заболтавшегося старика бросил взгляд на ближайшую гору голубиного гуано и заметил, что мистер Помпа приостановил свои раскопки. Пока Мокрист смотрел на него, Голем прекратил ковырять огромную вонючую кучу, выпрямился и направился к ним, сжимая что-то в руке.

— …и тогда прибывали большие кареты, сэр, прямо с гор, а их рожки было слышно на целые мили вокруг! Вы бы только слышали их, сэр! А если какие-нибудь бандиты пытались напасть на них, из них выходили специально обученные люди и…

— Да, мистер Помпа? — спросил Мокрист, прерывая Гроша посередине рассказа.

— Неожиданное Открытие, Почтмейстер. Как Я И Подозревал, Эти Завалы Не Состоят Полностью Из Голубиных Экскрементов. Голуби Не Смогли Бы Произвести Столько Помета И За Тысячи Лет, Сэр.

— Ну, а из чего же они тогда?

— Письма, Сэр — ответил голем.

Мокрист перевел взгляд на Гроша, который смущенно переминался с ноги на ногу.

— А, да — сказал старик — я как раз собирался вам рассказать.

Письма…

…им небыло конца и края. Они заполняли каждую комнату здания и выплескивались в коридоры. Формально говоря, это была чистая правда, что кабинетом почтмейстера нельзя пользоваться из-за пола: он был скрыт под двенадцатифутовыми наслоениями писем. Некоторые коридоры были просто заблокированы ими. Чуланы были забиты ими доверху; стоило только неосторожно открыть дверь, и вы рисковали быть похороненным под лавиной желтоватых конвертов. Паркет кое-где подозрительно вспучился. Сквозь трещины в провисшей штукатурке потолков тоже пробивалась бумага.

В сортировочной комнате, почти такой же большой, как главный зал, некоторые курганы возвышались на двадцать футов. Там и тут из моря бумаги, как айсберги, торчали картотечные шкафы.

Через полчаса исследований Мокристу очень захотелось принять ванну. Это было все равно, что бродить по древней гробнице где-нибудь в пустыне. Он чувствовал, что задыхается от запаха старой бумаги, как будто горло ему забили желтой пылью.

— Мне сказали, что здесь есть квартира — прокаркал он.

— Да, сэр — подтвердил Грош — Мы с парнишкой на днях пытались ее найти. Я слыхал, что вход в нее на другом конце вашего кабинета. Так что парень пополз внутрь, обвязавшись веревкой, сэр. Он говорит, что нащупал дверь, сэр, но к тому моменту он уже ушел под почту на шесть футов, и ему было плохо, сэр, очень плохо… так что я вытащил его оттуда.

— Все здание забито недоставленной почтой?

Они вернулись в раздевалку. Грош долил воды из большого бака в черный чайник, который теперь закипал. В дальнем конце комнаты, сидя за своим аккуратным маленьким столиком, Стэнли считал булавки.

— Большая часть, сэр, за исключением цоколя и конюшен — ответил старик, споласкивая пару оловянных кружек в лохани с не очень чистой водой.

— Вы имеете в виду, что даже кабинет Почт… мой кабинет забит до потолка, но на цокольном этаже старую почту никогда не складывали? Какой в этом смысл?

— Ох, нельзя же использовать цокольный этаж, сэр, о нет, только не цоколь! — воскликнул потрясенный Грош — Здесь слишком сыро. Письма пропадут очень быстро.

— Пропадут — сказал Мокрист скучным голосом.

— Влажность разрушительна, как ничто другое, сэр — сказал Грош, глубокомысленно кивая.

— И что с того, если она разрушит письма от мертвых людей к другим мертвым людям — сказал Мокрист тем же ровным голосом.

— Мы не знаем, сэр — сказал старик — я хочу сказать, у нас доказательств нет.

— Ну, да. В конце концов, некоторым из этих конвертов всего какая-то сотня лет! — сказал Мокрист. У него болела голова от пыли, горло воспалилось от сухости, а в старике было что-то