Повернувшись, Роберт вышел из здания. Адди откинулась на спинку стула. «Папа, – шептала она, и сердце выскакивало из ее груди, – как мог ты сотворить такое со мной?»
В ту ночь, одинокая в своей хижине, Адди смотрела на огонь, чувствуя, как ноет сердце в онемевшем теле. Вся ее жизнь, все, во что она верила, рассыпалось в прах в одно мгновение после того, как она услышала признание Роберта. Теперь она пыталась собрать воедино осколки разбитого вдребезги. Вновь и вновь она задавала себе один и тот же вопрос: «Почему?» Но не могла получить на него определенный ответ.
Ее отец был мертв, а он был единственным, кто смог бы совершенно точно на него ответить. О причинах она могла только догадываться.
«Я ВЕРИЛА ТЕБЕ, ПАПОЧКА… ПОЧЕМУ… ПОЧЕМУ ТЫ ОТОСЛАЛ ЕГО?»
Прощальные слова Роберта по-прежнему звучали у нее в ушах. «Он хотел, чтобы ты принадлежала ему одному, не так ли? Он боялся остаться один после смерти твоей матери, и потому он сделал все, чтобы ты от него не ушла». ПАПА ЛЮБИЛ МЕНЯ. Но, если отец ее любил, как же он мог лгать ей? Как же он мог спокойно наблюдать за ее страданиями? И если нельзя верить собственному отцу, как могла она теперь довериться кому-то еще?! Он вынудил ее быть от него зависимой. В течение многих лет он говорил ей неправду и многое от нее скрывал. Он даже не сказал ей о том, что продал дом… Он даже не подумал о том, что может с нею случиться после его смерти, не оставил ей ни малейшей возможности приготовиться к этому. Он не хотел, чтобы она стала учительницей, не хотел, чтобы у нее были свои друзья, своя жизнь. А она не знала, даже не догадывалась об этом! О, папочка!
Адди попыталась убедить себя в том, что он делал это ради нее. Когда ей было так страшно и одиноко и она оставалась без копейки в кармане, она пыталась внушить себе то, что ее отец действовал в ее же интересах, вынудив ее пойти в большой мир, так как знал, был уверен, что она попытается спрятаться в скорлупку родового дома. Адди пыталась убедить себя, что он сделал это для того, чтобы научить ее, свою дочь, самостоятельности, поскольку она была слишком к нему привязана. Но тем не менее именно ее отец никак не мог обойтись без ее помощи в течение всей жизни. Что она могла сделать сейчас? Если она настолько ошибалась в собственном отце, как она могла быть теперь хоть в чем-то уверена? Как она могла быть уверена, что ей предопределено стать учительницей? Как она могла быть уверена в том, что в Хоумстэд ее привела именно судьба? И с чего она взяла, что ей так уж необходимо выйти замуж за Уилла? Она не была уверена. Теперь она ни в чем не была уверена.
Глава 27
– Спасибо, что собрали мне поесть, миссис Таусенд, – сказал Роберт, забирая у нее корзинку. – Я принесу тарелки сразу же после обеда.
Он вышел из гостиного двора и направился по грязной улице к церкви, как раз в тот час, когда дети гурьбою валили с занятий. «Повсеместная грязь не отражалась на их настроении», – подумал Роберт, глядя на то, как стайка ребятишек весело скакала по лужам.
Он вошел в здание, аккуратно закрыв за собою дверь. Больше всего он страшился осенних сквозняков. Несколько детей сегодня обедали прямо в классе. Адди сидела за своим столом. Он решил повнимательнее рассмотреть ее, пока она его еще не видела. Он не солгал, когда сказал, что Адди совсем не изменилась. У нее по-прежнему были огненно-рыжие волосы. Глаза ее все так же отливали удивительной зеленью. Конечно, писаной красавицей она никогда не была, но какое это имело значение для Роберта. Теперь он видел, что был прав. Годы были не властны над Адди. Он мог поспорить на все, что у него было, что с каждым годом она будет становиться все милее.
Адди оторвалась от книги и увидела, что он на нее смотрит. На мгновение выражение ее лица стало напряженным, затем она улыбнулась, хотя и довольно печально, после чего встала из-за стола.
Роберт протянул ей корзинку с продуктами.
– Думал, вот, куплю тебе обед. Конечно, это не Кембридж, но это лучшее, что я смог найти в Хоумстэде.
– Как это предусмотрительно.
Он не обращал внимания на детей, которые внимательно наблюдали за ними. Решительным шагом Роберт направился к столу, за которым сидела Адди, и поставил корзинку на стол. Конфиденциальным тоном он произнес:
– Я очень сожалею по поводу того, что произошло вчера, Аделаида. Если бы я знал всю правду, я бы не был так откровенен и столь прямодушен. Я бы нашел иной способ…
Она махнула рукой.
– Не стоит, Роберт. Теперь это не имеет никакого значения. Все кончено. Мы никогда уже точно не узнаем, почему папа поступил именно так. Быть может, оно и к лучшему. – Она постаралась улыбнуться. – А почему бы тебе не рассказать о своей жизни? Что происходило с тобой за прошедшие девять лет?
Открыв корзинку, она расстелила прямо на учительском столе скатерть, после чего осторожно достала из корзинки обед. Он состоял из холодной жареной курицы, свежеиспеченного хлеба со сливочным маслом и яблок.
После некоторого замешательства Роберт все же нашел в себе силы рассказать о своем браке. Женился он отнюдь не по любви. Он взял в жены неимоверно красивую Элизу Дирборн, чтобы насолить Адди, расторгнувшей их помолвку. Он хотел, чтобы Адди знала, что она вовсе не нужна ему. Конечно же, это был не самый лучший повод жениться, и их союз поначалу был далеко не счастливым. Но со временем Элиза стала ему не безразлична и они обрели взаимопонимание. У них родился сын, но в два года мальчик умер от дифтерии. Больше детей у них уже не было.
– А как же твоя юридическая практика? – немного погодя спросила Адди. – Достиг ли ты успеха?
– Да. Я процветал. Но после того, как умерла Элиза, все переменилось. И когда подвернулась возможность уехать в Орегон, я решил, что должен рискнуть в очередной раз отправиться на поиски приключений. В Нью-Йорке меня уже ничего не удерживало. – Он посмотрел в глаза Адди. – Тогда я вспомнил о тебе. Я знал, что не смогу покинуть восток, пока не найду хоть какие-то ответы на вопросы, мучившие меня всю жизнь. Я поехал в Кингсбери, чтобы увидеть тебя. Мистер Бэйнбридж сказал мне, где тебя найти. – Он коснулся рукой ее ладони. – Мне очень жаль… за то… в общем… – Он сжал ей руку. – В конце концов, я получил ответ на вопрос.
Адди посмотрела на его руку, лежавшую на ее руке. Ее губы вздрогнули, и ему показалось, что она сейчас заплачет.
