душной, грязной клетке. Заняться тут совершенно нечем. Шериф распорядился, чтобы ей принесли книги, но она могла лишь рассматривать картинки. Тех женщин, которые находились в соседних камерах, когда ее привели сюда, уже давно освободили. Теперь ей даже поговорить было не с кем. Девушка рассказывала проституткам о Шарлине, Кармеле и Хуаните, хотя и не говорила о том, где повстречалась с ними, опасаясь, что соседки могут сообщить об этом тюремщикам, а те донесут шерифу. Тогда шериф может послать полицейских в Эль-Пасо, чтобы схватить Эмилио.

Нина испытывала к брату смешанные чувства. Она не верила в то, что он может бросить ее, и уверяла себя, что Эмилио бессилен что-либо сделать. К тому же он, возможно, не знает, где она находится.

Судя по меткам, которые она наносила на деревянные панели одной из стен камеры, Нина провела в тюрьме уже два месяца. А всего ей нужно было пробыть здесь тридцать шесть месяцев! Она хотела, чтобы кого-нибудь посадили в соседнюю камеру, пусть даже это будет какое-нибудь ничтожество. Все-таки у нее появится собеседник, и, что важнее всего, при свидетеле Стэн не станет к ней приставать.

Стэн почти ежедневно насмехался над Ниной и угрожал ей. Она подозревала, что только присутствие других заключенных сдерживало его, хотя он не упускал случая помучить ее — часто не давал воды, а иногда даже лишал обеда. Нина понимала, что он хочет сломить ее, сделать так, чтобы она начала унижаться перед ним, уступила бы его домогательствам в обмен на хорошее обращение. Но она не хотела сдаваться. Девушка не шутила, когда говорила о том, что ей легче умереть, чем уступить Стэну.

Но теперь, оказавшись в одиночестве, Нина не на шутку испугалась. Утром, принеся ей завтрак, Стэн красноречиво улыбался, и она думала о том, как же ей в течение целых трех лет выносить приставания этого человека.

Как бы она хотела вновь оказаться на свободе! Она мечтала о том, что снова помчится на своем верном коне по просторной равнине. Она видела рядом Эмилио и Клея. Все они счастливы, здоровы и свободны… свободны для любви.

Вдруг она снова услышала ненавистные шаги. Наступило время ужина, а еду ей приносил Стэн. Ее кормили всего два раза в день, и Нина знала, что очень похудела, потому что еда была отвратительной, и она ела без всякого аппетита. Большую часть дня она мерила камеру шагами, опасаясь, что к тому времени, когда ее отсюда выпустят, она свихнется. Если Стэн изнасилует ее, она точно сойдет с ума. Нина насторожилась, услышав, что он приблизился, и готовясь дать ему решительный отпор.

— Ну как, вдоволь наговорилась сама с собой? — спросил охранник, подходя к девушке. Он открыл дверь камеры и поставил перед Ниной поднос с едой.

— Переведите меня в другую камеру, — смело обратилась она к тюремщику. — В ту, где есть окно. Если у меня не будет возможности время от времени смотреть в окно, вам скоро придется ухаживать за сумасшедшей.

— У тебя есть книги.

— Вы же знаете, что я не смогу читать. Они написаны на вашем языке. Я говорю на нем, но читать не могу.

— Ах, да. Правильно. Я и забыл, что ты совсем необразованная, малышка.

Нина едва сдерживалась. Возможно, он ее провоцирует.

— Почему бы вам не перевести меня в другую камеру? — повторила она. — В ней никого нет.

Стэн улыбнулся, обнажив пожелтевшие от табака зубы.

— Ужасно, верно? Как же можно жить без окна? — Он поставил поднос на стол и посмотрел на девушку. — Конечно, теперь, когда мы здесь одни… — он кинул взгляд в сторону лестницы, — ты могла бы убедить меня, чтобы я сделал кое-что для тебя. Только за все ведь надо платить. Я могу принести тебе какое-нибудь шитье, книжки с картинками, вязанье. Я могу перевести тебя в другую камеру. Я сделаю все, что ты захочешь. Говорил же я тебе раньше — веди себя хорошо, и с тобой будут нормально обращаться.

Нина уперлась руками в бока и вздернула подбородок.

— Лучше я умру от скуки.

Стэн приблизился к ней.

— Я развлеку тебя, — проговорил он, пожирая девушку глазами. — Дело в том, что здесь больше никого нет, и мне не требуется твоего разрешения, чтобы залезть тебе под юбку.

Их глаза встретились, и Нина почувствовала спазм в горле. Страшные воспоминания опять нахлынули на нее, заставив забыть об Эмилио, Клее, и о том, что она хотела бы перейти в камеру с окном.

— Убирайся отсюда и дай мне спокойно поесть, — сказала она, презрительно улыбаясь.

В ответ на эти слова он лишь рассмеялся.

— Вы, мексиканки, строите из себя порядочных и недоступных, проговорил он. Потом расстегнул ремень, на котором висел пистолет, и бросил его за порог камеры. — Такая сучка, как ты, может схватить пистолет и испортить мне все удовольствие.

Он хотел прикоснуться к ее лицу, но Нина отдернула голову. Ее волосы упали на плечи.

— В моей стране мужчина неделями ухаживает за женщиной, прежде чем получает возможность остаться с ней наедине. Да, мы порядочные. Ни одна мексиканка не позволит такому, как ты, прикоснуться к себе. А теперь убирайся из моей камеры! Я заключенная, а не твоя рабыня!

В ответ он сильно ударил ее по щеке. Нина даже не заметила, как он поднял руку. От удара она упала на матрас. Стэн схватил поднос и бросил его на пол. Не успела Нина опомниться, как он уже навалился на нее. От его тяжести ей трудно стало дышать.

— Это чтоб ты не кричала, — усмехнулся он. — И не говори мне о порядочных мексиканских женщинах, шлюшка! Ты общалась с бандитами, и твой брат не мог им помешать. Ты спала с одним из них или, может быть, они все спали с тобой!

Нина почти не видела своего мучителя. От удара у нее зазвенело в ушах и помутилось в глазах. Она ощущала его зловонное дыхание. От него пахло табаком и алкоголем. Он был пьян, точно так же, как и те мужчины, которые напали на ее мать! От него разило потом. Она смутно различала его лицо. Изловчившись, Нина впилась в него ногтями. Стэн заорал благим матом и отпрыгнул в сторону.

Нина вскочила на ноги и бросилась к открытой двери, но тюремщик схватил девушку за руку.

— Ах ты, дерзкая сучка! — прорычал Стэн. Он ткнул ее головой в решетку. — Я тебя проучу, мексикашка, — добавил он, вновь и вновь ударяя ее лбом о решетку. — После этого ты разрешишь мне делать с тобой все, что я захочу!

Что-то внутри ее приказало ей сопротивляться, и она закричала, потная рука тотчас зажала ей рот, но Нина вывернулась и нанесла Стэну удар по голени. Он охнул и выпустил ее на мгновенье, и девушка опять закричала, зовя на помощь. Тогда он снова ударил ее. В глазах у нее потемнело. Наступила полная тишина. Она почувствовала, как ее кидают на матрас.

— Никто не придет к тебе на помощь, шлюха, — услышала она отдаленный голос. Кто-то навалился на нее, порвал блузку. — А шериф ушел по делам. Мы с тобой здесь вдвоем, малышка. Я еще не поужинал, но собираюсь это вскоре сделать.

Ее самый страшный кошмар воплощался в жизнь. Нина чувствовала, как он мнет ее грудь. Ей вдруг показалось, что все это происходит с ее матерью, а она маленькая девочка, сидит в углу и плачет, в то время как мать взывает о помощи. Она услышала крик. Но это был ее собственный крик.

— Да заткнешься же ты наконец? — спросил ее мужчина. Нина вновь ощутила удар, а вслед за этим грубые руки на своих бедрах.

— Крейтон!

Крейтон — это фамилия Стэна. Значит, его зовут.

— Что ты делаешь? Слезай с нее!

Нина почувствовала, что может дышать свободно.

— Убирайся из камеры!

— Я думал, что вы ушли, шериф. Черт, да я просто…

— Ты только что пытался изнасиловать беззащитную женщину! Она — заключенная, Крейтон, а не твоя шлюха! Я отвечаю за нее. Ее приговорили к трем годам тюрьмы, а не к трем годам избиений и насилия! Убирайся отсюда немедленно!