ты не был вельможей.

И она, отставив чашу, обвила руками шею Лу и приникла устами к его устам. Лу ответил на поцелуй, и казалось, что этому поцелую не будет конца…

— Возлюбленный мой, — прошептала принцесса.

— Любимая, — ответил Лу, сжимая ее в объятиях. — Пусть это сон, я не хочу просыпаться…

— Ложе у нас — цветы, а подушки — травы, — шептала принцесса, сбрасывая одежду и подставляя тело под ливень поцелуев. — И наше брачное одеяло — облака…

И они любили друг друга среди трав, цветов и облаков, и нежность их была бездонной, как лесной омут, а страсть -чистой, как первый снег… Потом они лежали, прижавшись друг к другу, и долго молчали, потому что молчание было упоительнее всяких слов. Лу словно взглянул на свою любимую другим зрением, и то, что открылось ему, наполнило его душу страданием.

— Тебя убили, сгубили ядовитым зельем, — обнимая принцессу, проговорил он и не заметил, что плачет.

— Да, — ответила Фэйянь. — Тело мое в подземных чертогах, там, где вечная скорбь, но душа свободна, и эта душа с тобой, Лу. Быть может, то, что сделали со мною, и нужно было для того, чтобы мы наконец соединились.

— А как же твой муж?

— Не надо, Лу. Я люблю тебя, разве этого мало?

— Я хочу умереть за тебя, умереть с тобой.

— Нет, Лу, ты должен жить. Кто, кроме тебя, сможет меня утешить, кто позволит надеяться на спасение? Он — тот, кто пленил меня, — силен и опасен. Это Наисветлейший принц Жемчужного Завета. Он думает, что я — его возлюбленная, которую он потерял тысячи лет назад. Но душе моей противно с ним, душа моя ищет тебя, Лу. И я нашла…

— Расскажи мне все подробно, — просит Лу, и принцесса выполняет его просьбу. Рассказ ее печален и темен.

— Императрица Жемчужного Завета поплатится за то, что сделала с тобой! — говорит Лу. — Пусть и болен сейчас твой венценосный брат, найдутся люди, которые объявят войну Жемчужному Завету.

— О нет, войны не нужно, — качает головой принцесса. — Война не спасет меня. Хуже того, такая война обескровит и разорит Яшмовую Империю, ибо Жемчужный Завет очень силен… Но поверь, положение скоро исправится, стоит лишь звездам изменить свой ход.

— Звезды изменят свой ход? Разве может такое быть?

— Может. И потом это будут не все звезды. Это будет одна звезда. Она изменит свой ход, когда… Когда случится то, чему пока не дают свершиться. О, если бы свет победил! Я верю в это, я мечтаю об этом и молюсь… Но сейчас я хочу сказать о другом. Мой милый Лу, обещай мне, что исполнишь мою просьбу.

— Какую просьбу, любимая?

— Хитрец! Нет, сначала обещай. Ради нашей любви, ради этой нашей встречи!

— Хорошо, я обещаю исполнить твою просьбу, любимая. Какой бы она ни была.

— Не бойся, я не потребую от тебя чего-то необыкновенного. Послушай. Когда ты вернешься из этого сада в свой мир, вели отыскать семейство Лянь-эр. Это семья бедняков, они живут на окраине Тэнкина, но пусть тебя это не смущает. У них подросла и вошла в брачный возраст дочь, прекрасная, как цветок или яшма. Ее зовут Ирис. Ты должен жениться на этой девушке, несмотря на то что род ее беден и незнатен. Ирис наделена особыми дарами, ей дарована земная мудрость и небесное чародейство. Сама тысячерукая Гаиньинь поцеловала девочку при рождении. Женись на девушке из рода Лянь-эр, и тогда будете счастливы не только вы с нею…

— Как я могу жениться на ком-то, любя лишь тебя?!

Фэйянь улыбается:

— Ты полюбишь ее, обещаю. Мы будем у тебя как старшая и младшая жены — каждой достанется и твое сердце, и твоя нежность. Прошу тебя, не медли с этим. В начале следующей луны Лянь-эр должна женой войти в твой дом. Сделай это, любимый. |

— Сделаю, — шепчет Лу. — Тут, видно, какая-то тайна?

— Быть может, — смеется Фэйянь. — Быть может…Но довольно об этом. Поцелуй меня, Лу, пока еще мы можем дарить друг другу поцелуи. Поцелуй и помни меня.

Их губы сливаются в поцелуе, руки ищут объятий и нежности. Лу кажется, что он летит сквозь звезды, подобный небожителям.

…Он очнулся на полу в своем кабинете, разбитый несчастный, умоляющий о смерти. Чудо исчезло, оставило его на темной стороне земли, оставило страдать и скорбеть снова и снова… Лу Синь поднялся с пола, поправил одежду, подошел к окну… Вечер разразился шумным дождем: дождь стучал в окна, барабанил о балконные перила и ступени… Лу Синь подавил невольное рыдание и позвонил в колокольчик.

Вошел слуга.

— Я отправляюсь к начальнику Цынхао Богу,-сказал Лу Синь. — Приготовьте закрытый паланкин.

Слуга поклонился:

— Будут ли еще какие распоряжения, мой господин?

— Почту проверяли?

— Да, господин, никаких писем не поступало.

— Хорошо. Готовьте паланкин.

Начальник Тайной службы господин Цынхао Богу жил за пределами дворца. Это было очень удобно: начальник Богу как бы со стороны надзирал за всем, что происходит во дворце, и в то же время не опасался того, что его втянут в очередную дворцовую «игру».

Когда паланкин первого императорского каллиграфа остановился перед воротами дома начальника Тайной службы, Лу Синь приказал:

— Доложите господину Цынхао Богу, что прибыл господин Синь и просит его принять немедленно.

Привратник бросился исполнять приказ. Через мгновение ворота открылись, и паланкин, по крыше которого барабанили крупные капли дождя, двинулся к парадному входу.

Лу Синь вышел из паланкина и проследовал по длинной крытой галерее в кабинет начальника Тайной службы. Едва он вошел, как был весьма изумлен: ему навстречу поднялся не только начальник Богу, но и его гости — оборотень Ян Синь и «томный красавец» Ши Мин.

После взаимного и церемонного обмена приветствиями Лу Синь признался:

— Господин Богу, мне удивительно видеть у вас в гостях моего старшего брата и господина цзиньши.

— Я и сам удивился, когда они потребовали у меня аудиенции, — сказал начальник Тайной службы. — Но вести, с которыми они прибыли, весьма важны.

— Я рад тебя видеть, брат, — сказал Ян Синь.

— Взаимно, — ответил Лу. — Как супруга?

— Готовит лисью армию для отражения атаки заговорщиков, если таковая будет иметь место. Ты же знаешь мою супругу — ее не заставишь сидеть дома и прясть шерсть, она предпочитает с мечом и копьем отстаивать справедливость.

— Да уж, — хмыкнул Лу Синь. — Что ж, господа, коль мы все тут собрались, положение дел каждому из нас предельно ясно. Неясно лишь одно: что нам следует предпринять в первую очередь.

— Я считаю, — сказал Ян Синь, — что мы должны арестовать царедворца Оуяна. Он наверняка располагает сведениями о тайном обществе и об изменниках в стенах дворца.

— Оуян — влиятельный человек с множеством связей. Кто-то из его родственников в былые времени был сродни императорской фамилии, — сообщил господин Богу.

— Да, его арест трудно провести незамеченным! Есть ли какие другие пути выхода на заговорщиков? — обвел глазами присутствующих первый императорский каллиграф.

— Других путей нет. Надо браться за Оуяна. Под пытками он заговорит, — не сдавался Ян Синь.

— Сомнительно. Оуян уверен в своей безнаказанности и потому крепок как кремень. Пыткой мы из него и слова не вытянем.

— Постойте, господа, — вмешался Ши Мин. — Есть и другой выход! Мы не можем арестовать