Все приведенные здесь эпизоды из моей жизни – стечение обстоятельств. Я знаю, что к моим словам некоторые отнесутся как к шутке, но все случившееся со мной в этих эпизодах – не случайность. Смейтесь!

…Сижу на берегу Москвы-реки, жду поклевки. Весь – внимание. Из-за куста выпрыгивает большая пучеглазая лягушка, устраивается на камушке. Начинает пугать меня, надувает «щеки» и глядит прямо мне в глаза. Я ей – «уходи», она в ответ – «ква». Я ей «ква», она мне – «ква-ква» и опять «щеки» надувает. Я осторожно палочкой скинул ее с камушка. Она обратно вскарабкалась на него – «ква». Я ей – «ква-ква-ква», она точно три раза в ответ. Я два «ква», и она – два. Я – один, и она – один. Тогда я замолчал. Прошла минута-две, и началось: целый монолог она выдала да еще подпрыгивала. Зверь! Пришел я на следующий день на то же самое место, и та же лягушка появилась на том же камне, и снова разразился скандал между нами.

Потом мне объяснили, что у нее, очевидно, неподалеку был выводок лягушачий, и она меня попросту прогоняла!

Не раз наблюдал я один и тот же сорочий спектакль. Идешь по тропе или дороге, вдруг перед тобой подстреленная сорока: прыг-прыг. Крыло беспомощно волочится, прыг-прыг. Манит к себе. Подходишь – прыг-прыг от тебя… И так метров сто… Потом вдруг с каким-то хохотом, как ни в чем не бывало, элегантно помахивая здоровыми крыльями, улетает! Оказывается – уводила от гнезда! Сорока – актриса прекрасная!

На одну ворону я очень зол. На Пестовском водохранилище, под Москвой, стоило мне отойти метров на 50 от своего рюкзака, как она мгновенно налетела на него, разворошила все, что в нем было, и в когтях унесла кусок сыра в 400 граммов. Зол я на нее за ее жадность. Ну, оставила бы нашей компании половину, ну треть. А то 400 граммов – одной вороне! Нечестно!

В городе Комсомольске-на-Амуре у меня было десять сольных концертов. На первом я рассказал публике о моих впечатлениях от города, пожелал всяческих приятных перспектив и невзначай посетовал на то, что никого нет знакомых и поэтому, очевидно, не смогу порыбачить в могучем Амуре. Не успел я в номере гостиницы снять пиджак, как вдруг звонит телефон.

– Евгений Весник?

– Вот он я…

– Вы насчет рыбалки намекнули. Так ведь?

– Так.

– Приглашаю. Завтра утром, в 6 часов.

– С огромным удовольствием. Зайдете за мной?

– Обязательно, в 5.45.

– Какие снасти брать?

– А у вас какие?

– Удочка, спиннинг, закидуха-донка…

– Это все не годится. У нас особые снасти. Мы вам дадим свои.

– Буду вам очень признателен.

Утром у входа в гостиницу меня ждал молодой человек лет 35. Представился инженером Ивановым. С ним пожилой симпатичный мужчина – Григорич, так он представился. В руках никаких снастей – только по небольшому целлофановому пакету.

– А где же орудия производства?

– Все на берегу…

– Что на берегу? Как на берегу?

– Палки и консервные банки.

– Не пойму что-то я… Какие банки?

– Придем – увидите…

Двинулись в путь. Перешли по мосту на тот берег, по берегу продвинулись вверх по течению примерно на два километра. Остановились у кучи палок и пустых консервных банок…

– Вот наши снасти!

– Вы что, разыгрываете меня?

– Никак нет. Вот вам пять палок – на первый раз хватит. А себе мы возьмем по десять. Сейчас мы все вам оборудуем, наладим, нацелим, а ваше дело – ждать!

Воткнули они мои пять палок глубоко в землю на расстоянии друг от друга метрах в 10, укрепили камнями, привязали к верхнему концу палок лески, сечения 0,8. К концу каждой лески привязали сетчатую кормушку размером с апельсин и с тяжелым грузиком. Набили ее круто сваренной кашей из манки, геркулеса, хлеба, муки с добавлением копеечного кофейного сухого напитка. И все это забросили в воду! Течение в Амуре сильное, леска моментально натянулась и замерла…

Теперь о самом главном: в каждую кормушку вдавливается по восемь крючков на коротких поводках, привязанных к специальному кольцу, а кольцо это свободно двигается по основной леске. На верхний конец палки одевается пустая консервная банка, да так умело и хитро, что при резкой поклевке она падает на камни и издает при этом сильный звон, призывая к себе рыбака.

Мой фронт состоял из 50 метров. Не успели мои друзья – инженер Иванов и Григорич – развернуть свои «артиллерийские части», как вдруг с одной из моих палок падает консервная банка, издает призывный звук. Он показался мне похожим на праздничный орудийный многоствольный салют. Я тигровыми прыжками кидаюсь к орудию, хватаю леску, подсекаю, тяну на себя и чувствую, что на другом конце – земной шар, если не весь, то его большая часть! Меньшая часть – под ногами, все остальное – на крючке!

– Люди! Ко мне! Помогите! Иванов! Григорич! Скорее!

Сердце бьется, рывки заарканенного «земного шара» усиливаются, люди приближаются, помогают вытащить «планету» к моим ногам. Она оказалась сазаном! (После рыбалки в гостинице взвесили добычу – 5 кг 700 г.) Увидев этого поросенка, я закричал «ура!». Сердце заколотилось еще чаще, ноги дрожали от нервного перенапряжения.

– Спасибо, люди, за помощь! Ура-а-а!

Иванов и Григорич, продемонстрировав совершеннейшее безразличие к моей удаче («завидуют», – подумал я), помогли заправить кормушку, забросили ее и пошли командовать своими агрегатами.

– Ну вы и народ амурский! У меня ноги трясутся, а вы – хоть бы поздравили, порадовались за меня. Неужели дальневосточники такие холодные люди?

– Да чего ты ершишься? Не обижайся! Это малек…

– Мой сазан – малек? Моя самая большая рыба, пойманная за всю жизнь, – малек? Вы что?

– Малек! Мы тоже орем: «Помогите! Ко мне!» Но только тогда, когда таймень на крючке килограммов на 40–50 или, на худой конец, сазан на 25–30 килограммов. А твой – это малек.

Вспомнилась запись А. Н. Островского, сделанная в щелыковском дневнике: «Сегодня счастливый день – поймал шесть пескарей».

Ловлю рыбу на реке Ламе, около деревни Дорино. Снасти – умопомрачительные: удилище южнокорейское, длиной 6,5 метра, легкое, как пушинка; сечение основной лески – 0,15, леска японская, поводок к ней – лесочка-невидимка 0,09 из ФРГ. Крючок тоже японский, размер 2,5, маленький, острый, тоненький, ловит не только рыбу, но и тебя самого: то за штанину, то за кепку. За все и вся ловит. Ловлю час. «Нэма ничого», – как украинцы говорят. Два часа – нэма, три – нэма. Подходят два мальчика лет 12– 13.

– Ой, дядя, где такие удочки делают?

– За границей.

– Длинная какая. Можно подержать?

– Пожалуйста, дружок.

– Легкая. Школьный дневник тяжелее.

– Двоек, наверное, много? Вот и тяжелый!