— Да, Гэри имеет слабость к блондинкам. На самом деле у него их две — плата за квартиру и блондинки. Возможно, если бы я чаще приглашал блондинок, он бы реже интересовался платой.

Эллисон приподняла брови.

— Стоит попробовать.

Затем она повернулась, словно ее спина была прикреплена на петлях к дверной ручке, и я подумал, что сейчас она упадет в коридор, но в последний момент Эллисон выставила ногу и оказалась внутри моего жилища.

— Ой, — сказала она.

Я сделал пару глотков «Шайнер бок» и лишь после этого последовал за ней.

Эллисон вытащила диск Джули Кирнс из магнитофона и поставила моего Джонни Джонсона, взяла старый номер «Техас мансли» с подоконника и бросила открытым на кофейном столике. Гладильная доска была отодвинута, на ней стоял телефон.

Эллисон села за кухонную стойку и положила на нее руки.

— Звонила особа по имени Кэрол. Я сказала, что тебя нет дома.

— Кэролайн, — поправил я. — Это просто замечательно, спасибо.

Она пожала плечами, дескать, всегда рада помочь.

Я поискал взглядом Роберта Джонсона, но он надежно спрятался. Может быть, под грязным бельем или в кладовой. В отличие от моего хозяина, Роберт Джонсон не любит блондинок.

— Ты уже послала Шекли открытку с пожеланием быстрейшего выздоровления? — спросил я.

Эллисон вела себя как счастливый пьяница, и ее броня была такой же толщины, как у линкора. Мой вопрос отскочил от нее, вызвав лишь легкое неудовольствие, никоим образом не повлиявшее на выбранный ею курс.

— Один из его адвокатов сегодня оставил мне сообщение. Что-то относительно медицинских счетов. — Она двигала правым «Рибоком» в такт музыке.

Назад, вперед, назад, вперед.

Я ждал.

— Не сомневаюсь, что ты не просто так появилась у меня дома. Может быть, скажешь, зачем пришла?

Эллисон закивала головой, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. Добравшись до моих глаз, она одобрительно улыбнулась.

— Ты хорошо выглядишь. Тебе следует почаще так одеваться.

Я покачал головой.

— Этот костюм напоминает мне о похоронах.

— Так вот где ты был сегодня утром?

— Почти угадала. Итак, зачем ты пришла? — повторил я свой вопрос.

Эллисон подняла руку над стойкой.

— Твой адрес есть в телефонной книге. Тебя вчера ударили, я чувствовала себя виноватой.

— Тебя замучила совесть?

Она усмехнулась.

— Я не такая ужасная, милый. Ты плохо меня знаешь.

— Те парни, которые хорошо тебя знают, получают серьезные увечья.

— Я же тебе говорила, Трес, что росла с четырьмя братьями.

— И сколько из них дожило до совершеннолетия?

Ее глаза заблестели, и я понял, что сегодня мне не удастся вывести ее из себя.

— Может быть, мне просто стало любопытно. Утром позвонил отец Миранды; интересовался, не со мной ли она провела ночь.

— Да?

Она ухмыльнулась.

— Да. Похоже, вчера она исчезла после вечеринки. Как и ты, кстати сказать.

Эллисон ждала ответа.

К счастью для меня, зазвонил телефон. Эллисон предложила взять трубку, но я поблагодарил ее и сказал, что справлюсь сам. Перенес телефон к дверному проему ванной комнаты — дальше не пускал провод — и снял трубку.

— ААЗК, — сказала Эрейни Манос.

— Это на греческом?

Следующее слово, которое она произнесла, было греческим, но вряд ли его стоит повторять.

— Нет, дорогой, я говорю о том, чего ты никогда от меня не слышал. Американская ассоциация звукозаписывающих компаний. Они начинают действовать, когда нарушается закон об авторских правах. У них есть отделение в Хьюстоне. И все дела в Западном Техасе они ведут через Сэмюеля Барреру.

Я посмотрел через комнату на Эллисон, которая одарила меня улыбкой, продолжая двигать ногой в такт мелодии Джонни Джонсона.

— Это замечательно, — сказал я Эрейни. — Рад, что все обошлось.

— У тебя гости? — немного помолчав, спросила Эрейни.

— Угу.

— Тогда только слушай. За последние несколько лет Шекли вызывали в суд полдюжины раз, ему предъявляли иски известные исполнители, которые с ним работали. Они утверждали, что он продавал их записи на синдицирование,[124] но они ничего не получали.

— Я слышал об этом.

— Кроме того, они заявляют, что пиратские диски с их выступлениями распространяются в Европе. При этом качество очень высокое. Мои друзья говорят, что Шекли давно этим занимается и получает дополнительную прибыль. Он знает немецкий, часто бывает в Германии и, вероятно, использует свои поездки для заключения сделок, но никто не может ничего доказать. Дело в том, что записи делались для синдицирования, значит, их могли копировать и передавать радиостанции по всей стране; для этого требуется лишь соответствующее оборудование.

Я улыбнулся Эллисон и одними губами произнес: «Больной друг».

— Думаю, это тебя не убьет, так, небольшие неудобства.

Эрейни немного помолчала.

— Не похоже, чтобы из-за этого убивали, милый. Ты прав. С другой стороны, о каких суммах идет речь? И что за человек мистер Шекли? Ты понимаешь, что все это означает?

— Боюсь, у меня есть кое-какие мысли. Но почему они ничего не заметили раньше?

— Я слышала, что Шекли старается все делать очень аккуратно. Он не импортирует записи обратно в США, что принесло бы ему серьезные доходы, но зато гораздо опаснее. Он остается на европейском рынке, используя только записи выступлений. А потому не является целью первой величины.

— Я понял.

— И еще раз, дорогой, от меня ты ничего не слышал.

— Палата номер двенадцать. Хорошо.

— Если ты сможешь этим воспользоваться, чтобы слегка прижать яйца Баррере…

— Я так и сделаю. И тебе того же.

Я повесил трубку. Эллисон посмотрела на меня.

— Хороший диагноз?

— Ты не против, если я переоденусь?

Она поджала губы и кивнула.

— Давай.

Я вытащил из шкафа футболку и джинсы и вошел в ванную комнату. Роберт Джонсон тут же выглянул из-за занавески.

— Пока еще нет, — сказал я ему.

Его голова скрылась за ванной.

Я как раз успел снять выходную рубашку, когда в ванную комнату вошла Эллисон и коснулась пальцем шрама у меня на спине, над почкой. Я лишь с большим трудом удержался от рефлекторного удара локтем