веселиться и б) когда эта скука еще и денег вам стоит.
Пещеры, открывшиеся перед Ринсвиндом, были заполнены туманом и изящными перегородками. Время от времени из-за горшков с цветами раздавались вопли смертельно скучающих душ, но по большей части здесь царила жуткая, цепенящая тишина, производимая человеческим мозгом, который превращают в творог.
— Не понимаю, — удивился Эрик. — А где печи? Где пламя? Где, — с надеждой добавил он, — суккубы?
Ринсвинд уставился на ближайший экспонат.
Унылый демон (на чьей груди висела карточка, которая сообщала, что ее хозяина зовут Азаремот, Вонь Собачьего Дыхания и, кроме того, он искренне надеется, что читающий эти слова приятно проведет день) сидел на краю неглубокой ямы, в которой лежал прикованный к скале человек.
Рядом с демоном сидела очень усталая с виду птица. Ринсвинду раньше казалось, что Эрикову попугаю крепко досталось от судьбы, но данную представительницу птичьего рода поисти не пропустили через Соковыжималку Жизни. Птица выглядела так, словно ее сначала ощипали, а потом воткнули все перья обратно, только вверх ногами.
Любопытство взяло верх над обычной трусостью волшебника.
— Что тут происходит? — спросил он. — Что вы там с ним делаете?
Демон разом перестал барабанить пятками по краю ямы. Ему и в голову не пришло подвергнуть присутствие Ринсвинда какому-то сомнению. Он весьма логично рассудил, что если бы Ринсвинд не имел права здесь находиться, то его бы здесь не было. Все остальные варианты выглядели абсолютно безумными.
— Не знаю, что он там натворил, — ответил демон, — но, когда я только попал сюда, его наказание состояло в том, что он был прикован к этой скале и каждый день прилетал орел клевать ему печень. Раньше такие штуки пользовались немалой популярностью.
— Сейчас что-то не похоже, чтобы орел на него нападал, — заметил Ринсвинд.
— Ага. Все немножко поменялось. Орел и теперь прилетает каждый день, но ничего не клюет, а лишь рассказывает о том, как ему когда-то вырезали грыжу. Очень эффективная штука, спору нет, — печально добавил демон, — но пыткой я бы это не назвал…
Ринсвинд отвернулся, однако перед этим успел мельком увидеть смертельную муку, написанную на лице жертвы. Это было ужасно.
Но данная пытка была не из худших. Например, в соседней яме нескольким закованным в цепи и стенающим людям показывали серии рисунков. Сидящий рядом демон читал по бумажке:
— Это когда мы были в Пятом Кругу, только вы не видите, где мы жили, это чуть дальше влево, а это та забавная парочка, которую мы там встретили, ни за что не поверите, они жили на Ледяных Равнинах Рока по соседству с…
Эрик посмотрел на Ринсвинда и спросил:
— Он что, показывает им картинки, сделанные в отпуске?
Волшебник и юный демонолог дружно пожали плечами и, покачивая головами, зашагали дальше.
Вскоре они увидели небольшой холм, у подножия которого лежал круглый камень. Рядом с камнем, в отчаянии опустив голову на руки, сидел человек в кандалах. Возле него стоял приземистый зеленый демон, сжимающий в своих лапках огромный том.
— А про этого я слышал, — сообщил Эрик. — По-моему, он посмел бросить какой-то вызов Богам и теперь должен постоянно закатывать на вершину холма камень, а тот все время скатывается обратно…
— Но сначала, — подняв глаза от книги, пропищал демон, — он должен прослушать “Правила Апасности При Паднятии и Перемищении Тредметов В Асоба Крупных Размерах”.
Вообще-то, в руках демон держал 93-й том “Комментариев”. А сами “Правила состоят из 1440 томов. Ну, то есть их первая часть.
Ринсвинд всегда любил скуку, ценил ее уже хотя бы потому, что она была такой редкостью. Ему казалось, что единственными периодами жизни, когда его не преследовали, не пинали или не заключали в темницу, были те, когда он откуда-нибудь падал (когда падаешь с большой высоты, пейзаж практически не меняется, но данный отрезок времени никак нельзя назвать “скучным”). Правда, однажды, увы. весьма недолго, Ринсвинд работал помощником библиотекаря Незримого Университета, и вот это время он вспоминал с неизбывной нежностью. Ему почти ничего не надо было делать, кроме как читать книжки, следить за непрерывным поступлением бананов и — что случалось крайне редко — помогать библиотекарю справиться с каким-нибудь особо разбушевавшимся гримуаром.
Но теперь он понял, что делает скуку столь привлекательной. Это осознание того, что совсем рядом, за углом, происходят куда более худшие вещи, опасные и волнующие, и вы их благополучно пропускаете. Для того чтобы наслаждаться скукой, ее нужно постоянно с чем-то сравнивать.
В то время как тут одна скука наслаивалась на другую, а потом все это сматывалось в клубок и превращалось в конце концов в огромный, сокрушительный кузнечный молот, который парализовал все мысли, переживания и расплющивал реальность, делая ее чем-то вроде фланельной тряпочки.
— Кошмар какой, — проговорил Ринсвинд.
Закованный человек поднял к нему изможденное лицо.
— Это ты мне? — отозвался он. — Знаешь, раньше мне нравилось толкать шар в гору. Можно было остановиться, поболтать с кем-нибудь, а потом по сторонам поглядишь, что там, вокруг, происходит. Можно было попробовать иначе ухватиться за шар… А еще ко мне туристы ходили, люди показывали меня своим друзьям. Не скажу, чтобы я от души веселился, но это придавало хоть какой- то смысл жизни после смерти.
— А я ему помогал, — вставил демон хриплым от угрюмого возмущения голосом. — Я ведь иногда оказывал тебе поддержку, правда? Сплетню какую принесу, подбодрю, когда камень опять вниз покатится. Вот, помню, вижу, камень снова летит, ну и скажу: “Ух ты, опять эта треклятая каменюка сорвалась”, а он мне: “Чтоб его черти взяли”. Хорошие были времена. Замечательные.
Он громко высморкался. Ринсвинд кашлянул.
— А это уже становится невыносимым, — пожаловался демон. — В прежние дни мы были счастливы. И особого вреда от этого не было — ну, в смысле, все мы в одной преисподней сидим.
— Вот именно, — подхватил закованный мученик. — И я знал, что если буду хорошо себя вести, то в один прекрасный день у меня появится шанс выйти на волю. Кстати, ты в курсе, что теперь я раз в неделю должен прекращать работу, чтобы учиться рукоделию?
— Это, должно быть, очень мило…— неуверенно промолвил Ринсвинд. Глаза заключенного сузились.
— Плетение корзинок? — переспросил он.
— Я пробыл здесь восемнадцать тысяч лет, вырос от бесенка до демона, — ворчал демон. — Я изучил ремесло, так-то вот… Восемнадцать тысяч треклятых лет махания вилами, а теперь это… Читаю…
Акустический взрыв отдался эхом по всему Аду.
— Ой-ей-ей! — воскликнул демон. — Он вернулся. И, похоже, Он очень сердит. Нам лучше не высовываться.
Отовсюду слышались разочарованные стоны — демоны и души осужденных возвращались к прерванным пыткам.