Ананда спросил Кашьяпу: 'Будда завещал тебе золототканое одеяние учителя. Что передал он тебе помимо этого?'

Кашьяпа сказал: 'Ананда!'

'Я здесь', — последовал ответ.

'Теперь ты можешь взять мой флаг наставника' — сказал Кашьяпа.

Умэнь заметит: Тот, кто уразумеет смысл этих слов, поймет, что братство Божественной горы все еще живо. А тот, кто не уразумеет, не постигнет сокровенную мудрость, хотя бы он искал ее с незапамятных времен.

Вопрос простой, да ответ глубокий.

Скольким людям он раскроет глаза?

Старший брат зовет, младший откликается:

Помимо других времен года есть еще другая весна.

Некий монах по имени Хуэймин преследовал Шестого патриарха с намерением отобрать у него одеяние и чашу учителя. Увидев это, патриарх положил одеяние и чашу на камень и сказал Хуэймину: 'Эти вещи — только свидетельства веры. Разве можно завладеть ими силой? Возьми их если можешь'. Хуэймин попытался поднять одеяние и чашу, но они были тяжелы, как гора. Сгорбившись от стыда, Хуэймин сказал: 'Я пришел за истиной, а не одеждой. Прошу вас, откройте мне ее'.

Шестой патриарх сказал: 'Когда ты не думаешь о добре и не думаешь о зле — это и есть твой изначальный облик'. Услышав эти слова, Хуэймин достиг просветления. Тут его прошиб пот, из глаз полились слезы, и он сказал с поклоном: 'Вы открыли мне сокровенные слова и сокровенный смысл. Есть ли в учении что-нибудь более глубокое?'

'То, что я поведал тебе, — ответил Шестой патриарх, — вовсе не тайна. Если ты постигнешь свой изначальный облик, тайна всегда будет с тобой'.

Хуэймин сказал: 'Хотя я много лет учился у Хуанмэя, я не смог уразуметь свой облик. Ныне же я, получив от вас наставление, уподобился человеку, который пьет воду и сам знает, холодная она или теплая. Могу ли я назвать вас своим учителем?'

'Мы оба ученики Хуанмэя, — ответил Шестой патриарх, — но ты должен ценить то, чего достиг сам'.

Умэнь заметит: Шестой патриарх, можно сказать, поматерински заботился о семье, попавшей в беду. Он снял с плода кожуру, вынул из него косточку и положил его ученику в рот. Тому оставалось только проглотить его.

Такое не опишешь, не нарисуешь,

Не восславишь и не сможешь испытать.

Изначальный облик ни в чем не прячется,

Даже если исчезнет весь мир, он не прейдет.

Один монах спросил наставника Фэнъаня: 'Ни словом, ни молчанием не выразить смысла бытия. Как же поведать истину?'

Фэнъань ответил: 'Мне все видится весна на южном берегу Янцзы. Стайки птиц щебечут среди ароматных цветов'.

Умэнь заметит: Поучения Фэнъаня подобны вспышкам молний, освещающим путнику дорогу. Зачем же прибег он к словам человека, жившего прежде него? Если вы поймете их смысл, вы пойдете своим собственным путем. Тогда, перестав говорить о самадхи, вы выразите истину в одной фразе.

Не разглашая заветной строки,

Он высказал истину чужими словами.

Если бы он болтал так и дальше,

Он бы вконец всех запутал.

Наставнику Яншаню приснилось, что он попал в царство Майтрейи и сидел там на третьем сиденье. Вдруг один святой объявил: 'Сегодня проповедь прочтет тот, кто сидит на третьем сиденье'. Яншань выхватил у святого посох и сказал: 'Истина Махаяны вне четырех тезисов и сотни отрицаний. Внемлите же! Внемлите же!'

Умэнь заметит: Была ли это проповедь или нет? Если откроешь рот — солжешь. Если промолчишь, тоже погубишь истину. А тот, кто не говорит и не молчит, будет еще в тысячу раз дальше от правды.

Белым днем, под голубым небом

Он во сне ведет речь о сне.

Чудовище из чудовищ,

Он хотел обмануть всех вокруг.

Фаянь, настоятель монастыря Цинлян, перед началом проповеди приказал поднять бамбуковый занавес у входа в зал. Два монаха принялись его сворачивать. Фаянь сказал, указав на монахов: 'Один из них прав, другой ошибается'.

Умэнь заметит: Кто в постижении истины прав, а кто ошибается? Тот, кто может взглянуть на это одним глазом мудрости, поймет, где дал промах настоятель монастыря Цинлян. Но даже если это случится, не вздумайте искать меру правоты и заблуждения.

Когда поднят занавес, открывается чистое небо,

Но небеса не стараются угодить нашей школе.

Не спорь с небесами и не пытайся им подражать,

Скройся там, куда не проникает ни одно влияние.

Один монах спросил Наньцюаня: 'Существует ли истина, которой никто прежде не учил?'

'Да, существует', — сказал Наньцюань.

'Что это за истина?' — вновь спросил монах.

Наньцюань ответил: 'Не это сознание, не этот Будда, не эти вещи'.

Умэнь заметит: Отвечая на один вопрос Наньцюань растратил все свое состояние. Какая непомерная расточительность!

Своей словоохотливостью Наньцюань все испортил.