отказом работать против коммунистов, ничего не заподозрив. Вместо этого Гая послали в учебный центр Брикендоньери инструктором по подрывным диверсионным операциям. Для кого-нибудь другого эта работа показалась бы тупиком в карьере, но Бёрджесса она вполне устраивала. Использовав свои связи, он пристроил в эту же школу своего друга Филби.
Бёрджесс и Филби стали часто встречаться. Они вместе разрабатывали различные усовершенствования по подрывному делу, обсуждали политические вопросы, но почти никогда не говорили о своей работе по линии НКВД. Она в тот период не была особенно плодотворной, поскольку друзья не имели доступа к информации, представлявшей реальный интерес. Филби никогда не вмешивался в личную жизнь друга. Он однажды сказал мне, что рассматривает гомосексуализм Бёрджесса как болезнь и что сие его не касается. Я быстро понял, что говорить с Бёрджессом на эту тему не имеет смысла, и ни разу не дал понять ни ему, ни Бланту, что их вкусы мне известны. Я вел себя так, будто не замечаю в их поведении ничего необычного. Думаю, что поступал правильно. Избегая затрагивать этот вопрос, мы способствовали установлению хороших взаимоотношений.
В это время в Англию, чтобы заменить «Отто» и «Хардта» в качестве связного с кембриджской группой, прибыл Анатолий Борисович Горский («Генри»).
Сразу же по прибытии Горский прислал в Москву письмо с жалобой на то, что вверенные ему агенты пренебрегают самыми элементарными правилами безопасности. Особый ужас у него вызвало совместное проживание Бёрджесса и Бланта в квартире на Бентинк-стрит. Он изо всех сил старался уговорить их разъехаться, но никто из них не обратил на его слова ни малейшего внимания. Горскому дали понять, что никакие его донесения в Москву здесь не помогут. Бёрджесс и Блант были непреклонны.
В начале осени 1940 года, вслед за реорганизацией секретных служб, отдел «Д» был слит с СОИ — новой организацией по проведению спецопераций. Она была предназначена главным образом для проведения диверсий в Германии и на других территориях, оккупированных нацистами. Филби продолжил работу в этой организации, а имя Бёрджесса не фигурировало в числе ее сотрудников. Причин мы не знаем, но я предполагаю, что это связано с его гомосексуальными наклонностями.
Поэтому в самом начале 1941 года Бёрджесс снова пришел на Би-Би-Си. Один из его старых друзей по Кембриджу, Джордж Барнс, руководивший дискуссионным «клубом» Би-Би-Си, взял его к себе на работу. Гай активно занялся журналистикой: организовывал дебаты и интервью с политическими деятелями и другими влиятельными особами. Для своей собственной программы он обратился к руководству с просьбой предоставить ему возможность проинтервьюировать самого Уинстона Черчилля. Премьер-министр пригласил Бёрджесса к себе, чтобы предварительно обсудить, какой характер будет иметь интервью. Разговаривали они очень долго, но, как оказалось, безрезультатно, потому что по каким-то техническим причинам интервью вообще не состоялось. Тем не менее Черчилль (кстати, раньше уже встречавшийся с Бёрджессом), думается, получил большое удовольствие от этой встречи. Однажды он как-то спросил:
«Почему среди молодых английских политиков так мало людей, похожих на Гая Бёрджесса — молодых ребят, на суждения которых можно положиться?»
До июня 1941 года Бёрджесс почти не давал знать о себе, и лишь нападение Германии на Советский Союз дало ему повод выступить с целой серией репортажей и радиопередач о России — новой союзнице Великобритании. Он говорил по радио на самые разнообразные темы: о литературе, экономике, искусстве и науке России. Гай предложил даже своему руководству кандидатуру Энтони Бланта на роль комментатора по вопросам искусства, хитро добавив:
— Доктор Блант будет самым замечательным лектором по искусству, поскольку он не коммунист.
В проведении просоветской пропаганды по Би-Би-Си Гаю помогал английский журналист, уроженец Австрии, Питер Смоллетг, тоже агент НКВД. Смоллетт познакомился с Филби в Австрии в 1934 году и время от времени общался с членами кембриджской группы. В 1940 году ему удалось устроиться на работу в министерство информации. Когда же в июне 1941 года его приятель Брендан Брэкен занял пост министра в коалиционном правительстве Черчилля, Смоллетг получил должность начальника Русского отдела. Почти на всем протяжении войны Смоллетт отстаивал интересы Советского Союза во всех областях, будь то экономика, культура, политика или военное дело. Он организовывал стационарные и передвижные советские выставки по всей Англии. Естественно, работа в Би-Би-Си занимала у него значительное время, благодаря Бёрджессу, его главному союзнику в этом учреждении. Их обоих «контролировал» «Генри».
В то время Гай сделал еще один ловкий ход, пожалуй, самый яркий. Он организовал интервью с одним из своих коллег-журналистов Эрнстом Генри («нелегалом» НКВД), который уверенно заявил, что не сомневается в победе Советской Армии, хотя та и отступала тогда по всей линии фронта. С из ряда вон выходящей бравадой он даже осмелился рассыпаться в похвалах советской разведке, которую определил как «самую лучшую в мире».
В 1943 году Бёрджесс вновь продемонстрировал свой талант. Сталин решил распустить Коминтерн. Нужно было придать СССР новый облик, представить советский строй как самый гуманный, отнюдь не агрессивный, более соответствующий взглядам союзников. Советскому Союзу в то время во что бы то ни стало необходимо было, чтобы Черчилль открыл второй фронт. Роспуск Коминтерна — символа мировой революции, пугающего Запад, — должен был показать миру, что наступила новая эра в отношениях между СССР и другими государствами. В своих передачах Бёрджесс изо всех сил старался довести эту идею до сознания радиослушателей.
По указанию «Генри» он расширил число своих контактов, заводя дружбу с людьми, занимавшими важные посты в таких учреждениях, как Форин Оффис или министерство обороны. Пока шла война, он в любое время мог свободно заходить в главные здания этих министерств. Все часовые и вахтеры знали его в лицо, и он запросто разгуливал там, куда даже членам парламента не было ходу.
В эти же годы Гай установил дружеские отношения еще с одним очень интересным для нас лицом — Деннисом Проктором — личным секретарем бывшего премьер-министра Стенли Болдуина. Проктор, как и Бёрджесс, выпускник Кембриджа, был членом общества Апостолов и знал Бёрджесса задолго до того, как Гай поступил в университет. Проктор бесхитростно открывал Бёрджессу различные аспекты политических связей Великобритании и Соединенных Штатов. Он, не задумываясь, со всеми подробностями рассказал Бёрджессу о секретных переговорах между Рузвельтом и Черчиллем во время конференции в Касабланке в январе 1943 года. Проктор сообщил ему также бесценнейшую информацию о том, что союзники планируют высадку в Сицилии в июне 1943 года, а широкомасштабное вторжение на территорию Франции отложили до 1944 года.
В августе 1943 года немцы потерпели тяжелое поражение в битве на Курской дуге, и в это же время Проктор упомянул в беседе с Бёрджессом о «Квадранте» — секретной встрече между Черчиллем и Рузвельтом, которая произошла в Квебеке. В ходе этой встречи оба лидера решили сделать операцию Оверлорд (высадка войск на побережье Франции с помощью танков-амфибий) главным звеном заключительной стадии войны, а также одобрили средиземноморские планы Эйзенхауэра, предусматривавшие высадку на итальянский полуостров. Эта ценнейшая информация была передана Сталину через Бёрджесса и поступила намного раньше того, как оба наших союзника соблаговолили известить Сталина о своих намерениях.
Служебное положение Проктора давало ему доступ не только к секретным документам, но и к устной секретной информации, которую англичане из соображений элементарной осторожности не доверяли бумаге. Все написанное оставляет след. Нацарапаешь несколько слов на бумаге — и утечка информации произошла. У документов своя жизнь и свое будущее, которое никому неподвластно. В некоторых сверхсекретных учреждениях писать вообще не разрешается, чтобы не подвергать себя колоссальному риску. Единственный способ его избежать — передавать информацию устно. Это практикуется во всех странах мира. Политические деятели и функционеры встречаются, обсуждают свои дела, принимают решения, но записей никаких не делают и протоколов не ведут. Деннис Проктор, как уже было сказано, имел доступ к такому материалу и, сам этого не подозревая, передал его нам через Гая Бёрджесса. Вот пример, когда ценность агента определяется не только доступом к секретным документам, но и возможностью получать устную информацию.
Это не однажды доказал Гай Бёрджесс.
Бёрджесс был особенно хорош в установлении необходимых контактов с людьми из разных социальных слоев. Шли годы, а его главная ценность как агента КГБ переключилась с умения вербовать
