праведник, пользовавшийся особым покровительством Аллаха. Бог сделал его своим заместителем (халифа) на земле, ниспослал ему Писание, называемое 'Забур' (Псалмы). Он научил Дауда пению, подчинил ему горы и птиц. Вместе с ним они славят Аллаха. Даровано было Дауду и знание ремесла – обработки железа ('Мы смягчили ему железо', 34:10) и изготовления кольчуг…

…Образ Дауда – певца и умельца, повелевающего по приказу Аллаха мертвой и живой природой, – один из самых романтичных в Коране. Память об авторе псалмов веками вдохновляла мусульманских мистиков, стремившихся к единению с Богом' ^[99] .

На самом деле имя Дауда-Давида встречается еще в доисламской арабской поэзии, то есть его образ был хорошо знаком арабам, и этим во многом объясняется некоторое впечатление недосказанности, которое возникает при чтении посвященных ему страниц Корана. Вместе с тем Коран приводит Давида, с одной стороны, как пример верности Богу и того, что в награду за эту верность Бог может даровать человеку успех во всех его начинаниях и подлинное могущество (суры 'Пророки' и 'Саба'), а с другой – образец мудрого правителя, выдающегося государственного деятеля (сура 'Сад').

Любопытно, что Коран по-своему рассказывает историю о Давиде и Вирсавии: в нем к Давиду пришли два брата с просьбой рассудить их. У одного было 99 овец, а у другого только одна. Тот, кто был богаче, уговорил брата поручить ему свою единственную овцу и затем присвоил ее. Давид в Коране возмущается несправедливостью ситуации, но затем понимает, что эти двое пришли к нему неспроста – они были посланы Аллахом, который решил испытать Дауда. Тут Дауд пал ниц и стал просить у Аллаха прощения, и был прощен. Однако за какой грех он был прощен, в Коране не говорится – видимо, предполагается, что читатель это и так знает.

В другом месте – в суре 'Пророки' – говорится, что Дауд-Давид вместе со своим сыном Сулейманом- Соломоном вершил суд, и Сулейман проявил себя более мудрым судьей, чем Дауд, так как Аллах 'вразумил его'. Что это был за суд, Коран опять умалчивает, но комментаторы Корана, явно основываясь на талмудическом предании, утверждают, что к Дауду и Сулейману пришли хозяин поля и хозяин скота, который потравил посевы на этом поле. Дауд присудил хозяину поля весь скот, который погубил посевы, но Сулейман вынес другое решение: он велел передать скот владельцу поля на то время, пока посевы взойдут вновь, так что после возвращения скота ему остались приплод и шерсть.

'Упоминание о Дауде стоит всегда в одном ряду с именами великих пророков и праведников, – отмечает М. Б. Пиотровский. – Возможно, что его образ связан с антииудейской полемикой. Величие царя объясняется волей Аллаха, но вместе с тем показывается, что этот герой, как и все главные фигуры иудейского священного предания, – далеко не идеален. Он мог совершить несправедливость, мог принять не самое лучшее решение' ^[100].

Что ж, возможно, он и в самом деле был далеко не идеален, царь Давид. Но странное дело – и в памяти своего народа, и в памяти других народов планеты он остался именно как великий правитель и великий праведник, умевший выставить самому себе самый страшный счет совести и сполна заплатить по нему. И то, что и еврейские, и христианские комментаторы Писания в равной степени считают образ Давида прообразом мессии, будущего избавителя человечества, безусловно, далеко не случайно. Это нельзя объяснить лишь сакральным характером его помазания на царство, произведенным самим Самуилом – вторым по значению библейским пророком. Нет, дело, безусловно, еще и в самом масштабе его личности, вместившей в себя океан чувств и страстей. И сегодня, открывая Псалтырь и читая ее вечные строки, мы погружаемся в этот океан, находя в нем подходящие только нам воды и течения, в каком бы состоянии мы ни находились – на краю отчаяния или на пике своего триумфа, чувствуя себя преданными всем миром или ощущая жгучий стыд за то предательство, которое совершили сами.

Но это ведь и есть главный признак подлинно великой поэзии: когда строки, отражающие сугубо личные переживания поэта, написанные по следам тех или иных конкретных событий его жизни, начинают восприниматься каждым читающим их так, словно они написаны именно о нем, выражают его настроения, его мысли, его переживания.

Он и сегодня помогает каждому человеку найти те слова, которые ему следует сказать самому себе и с какими словами обратиться к Богу, этот пастух, воин и царь Давид, живший на планете более трех тысяч лет назад. И, как видим, продолжающий жить…

'Давид, мелех Исраэль, хай вэ-каям' – 'Давид, царь Израиля, жив и сущ!'

Да, именно так. жив и сущ!

Думается, было бы неверным в книге о царе Давиде обойти молчанием вопрос, какое отношение имеет он к 'маген Давиду', под которым во всем мире сегодня понимают эмблему в форме шестиконечной звезды (гексаграммы), нарисованной в виде двух правильных треугольников, наложенных друг на друга так, что один смотрит своей вершиной вверх, а другой – вниз.

В сознании современного человечества эта звезда является главным символом иудаизма и одновременно самым непосредственным образом связана с царем Давидом, что, казалось бы, следует из ее названия – 'звезда Давида', или – если переводить слова 'маген Давид' буквально – 'щит Давида'.

В связи с этим и в еврейской, и в европейской литературе (прежде всего связанной с каббалой и прочими мистическими учениями) утвердилась версия о том, что у Давида и его воинов и в самом деле были щиты либо непосредственно в форме шестиконечной звезды, либо щиты круглые, но в круге была как бы начертана шестиконечная звезда. Дескать, щиты эти делались из кожи и укреплялись полосами металла в виде перекрещивающихся треугольников, что делало их куда более прочными и надежными. При этом одни авторы утверждают, что в центре шестиконечной звезды была изображена менора – храмовый семисвечник, а другие настаивают, что в центре звезды на щите Давида было написано сакральное 72- буквенное имя Бога.

Автору этих строк не остается ничего другого, как заметить, что, как бы красиво ни звучали эти версии, никакого подтверждения им, увы, нет. Никаких щитов в виде шестиконечной 'звезды Давида', ни щитов с изображением этой звезды археологам пока найти не удалось.

Вообще, 'маген Авраам' и 'маген Давид' – 'щитом Авраама' и 'щитом Давида' – в иудаизме называют самого Бога. 'Барух Ата, Адонай, маген Давид' – 'Благословен Ты, Господь, щит Давида', – говорится в одной из еврейских молитв. Да и сам Давид в ряде псалмов прямо говорил о том, что именно Всевышнего он считает лучшим 'щитом', защищающим человека в любой ситуации. Например, в 18-м псалме: 'Господь – моя скала, моя крепость и мой избавитель, мой Бог, моя твердыня – буду уповать на него. Он – мой щит, рог моего спасения, мое величие…' (Пс. 18:3).

Такое восприятие Бога чрезвычайно характерно для Давида, однако, безусловно, было бы ошибкой утверждать, что шестиконечная звезда символизирует самого Творца Вселенной, так как подобная символика была бы нарушением второй из десяти заповедей, да и никому из серьезных авторов и не приходила в голову подобная трактовка.

Большинство историков спешат отметить, что 'звезда Давида' начинает восприниматься как чисто еврейский символ довольно поздно – лишь в начале XI века нашей эры, закрепляется в этом качестве в XII-XIII веках и окончательно утверждается в нем лишь в XVII-XVIII столетиях.

В древности, отмечают историки, гексаграмму широко использовали самые различные народы – от семитов Месопотамии до британских кельтов. Нет никакого сомнения и в том, что наряду с другими народами ее использовали и евреи, причем уже на самой заре своей национальной истории.